Брюки мертвеца (ЛП) - Уэлш Ирвин

— Ага. В том и дело. Он правда, блять, изменился.

Больной ухмыляется. Он указывает на игрока «Хибс» и толкает локтем своего сына:

— Мясник из Киркколда, — фыркает он. Потом поворачивается обратно ко мне: — Это все искусство, в которое он ударился? Ты и вправду думаешь, что он реабилитировался? Он играет тобой. Выжидает момент, чтобы напасть!

— Мне так не кажется.

— Тогда я рад за него.

— Я предложил ему деньги. Он отказался. Подонок женат на калифорнийской красотке. У него две прекрасные дочки, которые любят его до безумия, и он наблюдает за тем, как они растут. Я редко вижу своего мальчика.

Больной пожимает плечами, но смотрит понимающе. Тихим голосом шепчет мне:

— Мне об этом не рассказывай. Мы оба выпали из родительства, — бросает он быстрый взгляд на своего сына, — ну и что?

— То, что как, блять, Бегби стал удачной историей?

Больной в открытую ржет, с властным презрением, которое никто другой, кого я бы не встречал, никогда не смог бы повторить:

— У тебя должны быть деньги! Ты бы не вручил мне это, если бы не был экстремально богат, — он постукивает по своему внутреннему карману. — Клубы? Вегас? Не рассказывай мне про это дерьмо, и не ной потом, какой ты бедный!

Я рассказываю ему о своей работе и о прорыве диджея Technonerd.

— Значит, ты зарабатываешь на ебаных диджеях? Дрочилах с драм-машинами и аналоговыми синтезаторами?

— Не совсем. Только один из них делает серьезные деньги. Один из них — мой благотворительный проект, можешь назвать меня сентиментальным, но мне всегда нравилось его дерьмо. Другая — рискованная ставка, которая, кажется не окупится. Этот дуэт стоит мне почти всего того, что я зарабатываю, и я слишком глуп, чтобы бросить их. Ищу четвертого и пятого. Думаю, что если я, вместо того, чтобы быть диджеем, буду управлять пятью и с каждого иметь по двадцать процентов, это будет то же самое. Пока что у меня только треть.

Больной не тронут моим открытием. Он, очевидно, думает о моем мошенничестве, нужным для того, чтобы избежать больших хлопот и суеты:

— Я читал об этом голландском уебке, Technonerd. Этой хуила богат. Если ты получаешь двадцать процентов от его дохода...

— Окей, у меня есть, куда приткнуться в Амстердаме и квартира в Санта-Монике. Я не голодаю. У меня есть деньги в банке, среди которых нет твоих грешных денег, на лечение и уход за мальчиком.

— Что не так с парнем?

— Он аутист.

— Маленький Дэйви... дефективный ген? — он говорит это вслух, ссылаясь на моего умершего младшего брата. Его сын и племянник резко оборачиваются.

Я бурлю от злости, но сражаюсь с ней:

— Ты заставляешь меня уже жалеть об этом, — киваю на пухлый конверт в его кармане.

— Прости, — говорит он почти любезно, — наверное, не самое простое время. Так почему ты решил отплатить мне сейчас?

— Я хочу жить. Жить, — акцентирую я, и лицо Вики, смеющееся, с нежными голубыми глазами, всплывает перед глазами. — Не просто существовать, — подчеркиваю я. Пролетел первый тайм. — Отмыться от всего дерьма из прошлого.

— Так что, это все — искупление для реабилитации?

— В каком-то смысле, да. Слишком тяжелое бремя распиздяйства таскаю с собой.

— Совет: католицизм. Исповедь, — говорит он, — лучше пару монет в общую корзину, нежели девяносто тысяч, — и он подмигивает мне, похлопывая по карману.

Во время перерыва мы возвращаемся внутрь на чай, пиво и неплохой мясной пирог. Мы с Больным снова идем к бару, чтобы поговорить без лишних ушей.

— Похоже, у тебя все окей. Лучше, чем у меня, — стонет он. — Путешествуешь, блять, повсюду. Я никогда не выбираюсь из Лондона, если только не на праздники.

— Когда на тебя работает множество девушек...

— Они делают деньги, а не я. Я всего лишь отыскиваю их для приложения. Не надо, Рентон. Ты у нас тот, кто с деньгами.

— Застрявший в самолетах, аэропортах и отелях, оплакивающий проходящую мимо жизнь. Я трачу ограниченные ресурсы: время, гоняюсь за мечтой, которой живет ебаный Бегби! — внезапно меня прорывает: — Он отказывается брать деньги, что за хуйня?

— Он не поменялся, — сплевывает Больной. — Он подъебывает тебя. Бегби не способен измениться. Он — искаженный экземпляр человечества.

— Меня не волнует, кто он. Я просто хочу выполнить свой моральный долг.

— Ты никогда не отдашь свой моральный долг мне, Рентон, — он постукивает по карману, — это дерьмо даже не покрывает начала.

— Фильм ничего не стоит.

— Я говорю о Никки. Ты разрушил мои шансы быть с девушкой, от которой я был без ума!

Никки была мошенницей, которая кинула нас обоих. И я не верил и секунды, что он беспокоится за нее. Это рычаг для будущих манипуляций.

— Проснись, друг. Она наебала нас обоих.

Больной, кажется, набрал полный рот чего-то неприятного, но, наверное, не такого мерзкого, как хотел. Мы возвращаемся на наши места для второго тайма.

— Слушай, у меня есть дело для тебя. Мне нужен эскорт, — говорю я ему, видя, как его глаза расширяются, — не для меня, — спешно добавляю я, пытаясь не быть подлым.

— Я уверен, что это работа на тебя.

— Это для моего голландского парнишки. Диджея.

Он смотрит на своего молодого племянника:

— Эти умственно отсталые сами не могут найти себе, блять, девушек?

— Ага, расскажи мне об этом, я его менеджер, — я уточняю проблему. — У таких парней, как Конрад, нет социальных навыков. Они курят траву и мастурбируют на порнографию. Они не умеют разговаривать с девушками или заниматься сексом с настоящим человеком.

— Гадкие маленькие кибердрочилы. Это больные на голову уебки, — шепчет Больной, снова глядя на своего племянника, играющего в игру на телефоне, — созданные миром, в котором мы живем.

То что он говорит — резонирует. Матч не так уж и плох, но что-то фундаментально не так с нашими детьми, которые смотрят в экраны вместо того, чтобы смотреть, что происходит вокруг.

— Даже мы запятнаны погружением в тот мир, — он толкает меня локтем в ребра, — хотя и выросли на сортировочной станции!

Я даже не могу произнести ее имя, вздрагиваю, когда думаю о том, как потерял девственность в ее узкой вагине. Неспособный смотреть ей в лицо, в то время, как толкаю и проталкиваюсь через ее сухость под сдержанное одобрение Больного. Глаза слезятся, пытаясь сфокусироваться на разбитом стекле вокруг. Голубой дождевик, который мы расстелили, задувает мне в лицо. Вдалеке гавкает собака, и недовольно рыгает проходящий мимо алкаш.

— Да... сортировочная станция.

— Ты был бы еще девственником, если бы я не взял тебя под свое крыло, — смеется он, заметив мой дискомфорт.

Сейчас я с удовольствием вспоминаю, что переспал с Марианной. Наклоняюсь к Больному:

— Ох, уверен, что я бы нашел выход из этого лабиринта, но спасибо за мою неуместную сексуализацию в раннем возрасте.

Почему-то это задевает его:

— Ты тогда никогда не жаловался!

— Я был чувствительным. Шестнадцать-семнадцать было бы идеально для меня. В четырнадцать — слишком рано.

— Чувствительный... как ворующий и кидающий друзей мудак, чувствительный? Такой вид чувствительности?

Я ничего не могу ответить на это. Финальный свисток, «Хибс» выиграли 1-0. Больной отводит парней в такси Терри.

— Вы, братва, идите дальше, продолжайте вечеринку. Скажите Карлотте не ждать меня к ужину, я поем со старым другом.

Мальчики, особенно Бен, выглядят разочарованными, но не удивленными. Закрывая дверь, он предлагает десятку Терри.

— Отъебись ты, тупой мудила, мне по пути, — говорит Терри, высовывается из окна, подальше от ушей молодых ребят и шепчет, — было бы неплохо вновь увидеть твою сестру, друг. Не видел ее многие годы. Все еще красавица, я уверен, и она снова в обороте, — он подмигивает, залезает обратно и заводит машину.

Глаза Больного выпячиваются:

— Она не в обо..

Терри уезжает, триумфально сигналя.

— Педрила, — говорит Больной, а потом смеется, — удачи ему. Может быть, длина Лоусона вправит ей мозги. Она выгнала своего мужа. Был пойман на Рождество. Глянь видео, трахает Марианну. Помнишь Марианну, из старых деньков?