Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
После того, как в дом въехал Дэнни, я нахожу в холодильнике брусок рябого гранита. Дэнни тащит домой глыбы базальта, руки его пачкаются красным от ржавчины. Заворачивает в розовое одеяло чёрные гранитные булыжники, гладкие вымытые речные камни, плиты искрящегося слюдяного кварца, — и привозит их домой на автобусе.
Всё это детки, которых усыновляет Дэнни. Нагромождается уже целое поколение.
Дэнни прикатывает домой песчаник и известняк, по одной глыбовидной мягкой розовой охапке за раз. Смывает с них шлангом грязь на улице. Дэнни складирует их за диваном в гостиной. Складирует их по углам кухни.
Каждый день, прихожу домой после трудного дня в восемнадцатом веке, а на кухонной стойке возле раковины — камень вулканического происхождения. Или этот маленький серый булыжник в холодильнике, на второй полке снизу.
— Братан, — говорю. — Что делает камень в холодильнике?
Дэнни тут же, в кухне, достаёт из мойки тёплые чистые камни и протирает их полотенцем для посуды, отзывается:
— Потому что это моя полка, ты сам сказал, — говорит. — И там не просто камень, это — гранит.
— Но почему в холодильнике? — спрашиваю.
А Дэнни отвечает:
— Потому что духовка уже забита.
Духовка забита камнями. Морозилка забита. Кухонные полки настолько забиты, что проседают на стене.
По плану был один камень в день, но у Дэнни очень склонная к зависимостям натура. Теперь ему приходится приволочь домой полдюжины камней ежедневно просто для поддержания привычки. Каждый день течёт вода в мойке, а кухонные стойки застелены мамиными хорошими купальными полотенцами, которые привалены камнями, чтобы те могли просохнуть на воздухе. Круглые серые камни. Квадратные чёрные камни. Неровные коричневые и жилистые жёлтые камни. Известковый туф. Каждую новую порцию, которую Дэнни притаскивает домой, он выгружает в мойку, сбрасывая чистые сухие камни с предыдущего дня в подвал.
Первым делом не видно подвальный пол, потому что тот весь покрыт камнями. Потом куча камней вырастает до первой ступеньки. Потом подвал забит до половины лестницы. Теперь же, открываешь подвальную дверь — а сваленные внутри камни высыпаются в кухню. Подвала больше нет.
— Братан, тут всё наполняется под завязку, — говорю. — Такое чувство, будто мы живём в нижней половинке песочных часов.
Будто у нас каким-то образом истекает время.
Нас хоронит заживо.
Дэнни, в своих грязных шмотках, в расползающемся под мышками камзоле и в галстуке, который висит обрывками, ждёт на каждой автобусной остановке, укачивая на груди очередной розовый свёрток. Подбрасывает каждую охапку, когда мышцы рук у него начинают засыпать. Когда приходит автобус, Дэнни с вымазанными грязью щеками храпит, уткнувшись в гремящий металл внутри автобуса, не выпуская своего ребёнка.
Говорю за завтраком:
— Братан, ты сказал, что у тебя по плану один камень в день.
А Дэнни отвечает:
— Столько и собираю. Только один.
А я говорю:
— Братан, какой же ты наркет, — говорю. — Не ври. Я знаю, что ты собираешь как минимум десять камней за день.
Пристраивая камень в ванную, в медицинский шкафчик, Дэнни отзывается:
— Ну ладно, может, я чуток опережаю график.
В бачке унитаза тоже камни, сообщаю ему.
И добавляю:
— Даже если это просто камни — вовсе не значит, что это уже не злоупотребление.
Дэнни, со своим текущим носом, с бритой головой, с намокшим под дождём детским одеялом, ожидает на каждой остановке, и кашляет. Перекладывает свёрток из руки в руку. Склонивк нему лицо, подтягивает розовый сатиновый край одеяла. С виду — чтобы лучше защитить своего ребёночка, но на самом деле — чтобы скрыть тот факт, что это вулканический туф.
Дождь стекает по затылку его треуголки. Камни прорывают ему карманы.
Внутри своих потных шмоток, таская весь этот вес, Дэнни становится всё худее и худее.
Шляться туда-сюда с чем-то, похожим на ребёночка — просто выжидательная позиция, пока кто-нибудь из района настучит на него за издевательство над ребёнком и преступную небрежность. Людей хлебом не корми — дай объявить кого-то непригодным родителем и сдать малыша в приёмный дом, — хотя секундочку, это уже по моему личному опыту.
Каждую ночь я возвращаюсь после долгого вечера задыханий до смерти — а тут Дэнни с очередным новым камнем. Кварцем, агатом или мрамором. Полевым шпатом, обсидианом или аргиллитом.
Каждую ночь я возвращаюсь после сотворения героев из никого, а в мойке течёт вода. А мне всё ещё приходится усаживаться и подводить дневные расчёты, подбивать итог по чекам, слать сегодняшние благодарственные письма. На моём стуле сидит камень. Мои бумаги и всё остальное, сложенное на обеденном столе, — сплошь завалено камнями.
Первым делом я предупреждал Дэнни — никаких камней в моей комнате. Пусть валит камни куда угодно ещё. Сваливает их по коридорам. Сваливает их по кладовкам. Теперь я уже говорю:
— В постель-то мне камней хоть не клади.
— Но ты же никогда с той стороны не спишь, — возражает Дэнни.
Говорю:
— Речь не о том. Никаких камней в мою постель — вот о чём речь.
Прихожу домой после пары часов групповой терапии с Нико, Лизой или Таней — а в микроволновке камни. И в сушилке для белья камни. В стиральной машине камни.
Иногда уже настаёт три или четыре утра, прежде чем Дэнни объявляется у дома, поливая из шланга новый камень; бывают ночи, когда камень настолько велик, что ему приходится вкатывать его внутрь. Потом он сваливает его на кучу других камней в ванной, в подвале, в комнате моей мамы.
У Дэнни это занятие на всё время — волочь свои камни домой.
В последний день Дэнни на работе, на его изгнании, Его Королевское Колониальное Губернаторство стоял у дверей таможни и зачитывал из маленькой кожаной книжечки. В его руках эта штучка почти пряталась, — но обтянута она была чёрной кожей, с обрамлёнными золотой краской страницами, и несколько ленточек свисало с корешка: чёрная, зелёная и красная.
— Аки дым рассевается, тако же и ты прогони их; аки же воск топится в пламени, — читал он. — Тако же пускай безбожье сгинет пред лицом Господа.
