Сад на краю (СИ) - "Lillita"

«Размазня, – пристыдила себя Белая. – Как плоть внутри носить, так это ты можешь, а как выпить кровь, которая с ней контактировала…»

Она зажала рот, подавляя новый позыв. Желудок уже пуст, ему разве что от себя избавиться осталось. Белая достала из кармана платок и вытерла губы. Мерзко. Мерзко. Мерзко. От себя. От окружающих. От всего мира. Бесцельно шатаясь средь толпы, Белая пыталась унять разбушевавшийся внутри шторм. Ледяные волны бессильной злости сталкивались с обжигающими волнами ядовитой ненависти. Дух не должен желать зла ни одному миру, но здесь единственным источником добра служила любовь к Создателю. Её хватало, чтобы двигаться дальше. И только. Понять и простить народы Белая не могла и не сможет. Искренне желать им лучшего – тоже.

Обычно для кражи Белая ожидала покрова ночи, но этот народ засыпал в самые светлые часы дня. Чтобы снизить градус отвращения ко всему сущему, она нашла тихий всеми забытый угол в городском парке и просидела там.

Если бы только это можно было назвать отдыхом… В моменты покоя на Белую могли накатывать воспоминания о пережитом в пути, как это произошло и сейчас. Её тело слишком слабо и уязвимо, чтобы играть в спасителя. Её магия слишком несовершенна и ограниченна, чтобы с лёгкостью преодолевать препятствия. Казалось бы, какие могут быть препятствия для того, кто способен перемещаться и становиться нематериальным? Нет ничего проще, чем сбежать! Но это не так, если для применения магии нужно соблюсти условия. Если даже с подпиткой из Мира силы способны истощиться настолько, что Белая становилась беспомощной, пока они не восстановятся.

Поэтому в реальности её не раз засекали, пытались поймать, ловили. Ей приходилось носиться по городам, лесам, болотам, пустошам. Прятаться, задерживая дыхание и вздрагивая от каждого шороха. Она бродила по канализациям и плутала в зачарованных лабиринтах, где приходилось сталкиваться не только с ловушками, но и с воскрешёнными глубинными страхами. Её бросали в темницу, заковывали в кандалы, ломали ноги. Постепенно начинало казаться, что спокойная жизнь – выдумка, иллюзия, в которую она больше никогда не сможет вернуться. Перерождение способно стереть память, но сотрёт ли она раны, нанесённые душе?

«А мне ещё расплачиваться с Порядком… Будет ли ему толк от поломанного инструмента? Мне же лучше, если нет».

Белая не могла расправить плечи, выпятить грудь и с гордостью заявить, что, несмотря на все трудности, ни разу не сомневалась в сделанном выборе, не пожалела. Сомневалась. Пожалела. Не раз думала о том, как бы всё сложилось, если бы она не нарушала правила, не влюбилась, не ввязалась в эту авантюру. Но упрямо продолжала путь вопреки всему, не находя поводов для гордости в неспособности вовремя сдаться. Упрямство, смешанное с любовью, сгубило Родона. Сгубит и её.

«Но пока мне нужно не дать сгубить себя в этой махине», – подумала Белая, стоя перед мрачным и величественным зданием, больше похожим на готическую обитель тёмных магов, чем на храм.

Празднование стихло, город спал, и хотелось верить, что большинство служителей, утомлённых насыщенной ночью, – тоже. Сердце бешено стучало. Страшно. С каждым разом проникать в хранилища становилось всё страшнее, ведь Белая имела всё больше представлений о последствиях, что способна повлечь за собой даже единая ошибка. Страшно, но обратного пути нет, и Белая прошла в храм.

Глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к глубокому мраку. В царящей внутри тишине хотелось не только задержать дыхание, но и остановить сердцебиение, вот только этого Белая не умела. Не так важна разносимая по организму кровь, как магия, перекачиваемая тем же органом. Нарушение её потоков способно привести и к смерти. Осторожные шаги эхом отдавались от стен и казались слишком громкими, а размеры здания не позволяли пройти весь путь до хранилища в нематериальной форме. Поэтому Белая часто останавливалась и вслушивалась, вжималась в холодные стены, постоянно оглядывалась.

Холодное тёмное пространство давило. От разносимого сквозняком запаха крови накатывала дурнота, и, что ещё хуже, он становился сильнее по мере приближения к хранилищу. Сильнее настолько, что больше не помогало остановленное дыхание. Белая отчётливо ощущала металлический привкус на языке. Стойкий, въевшийся.

Места, которые Белая называла хранилищами, могли выглядеть по-разному. Где-то это были настоящие сокровищницы, ещё и заваленные ныне почти бесполезными реликвиями, в других лежали только мощи, опутанные клубком чар. Однако она ни разу не сталкивалась с тем, что поджидало здесь.

Огромная комната была заставлена рядами бочек, над которыми висели нанизанные на металлические крюки животные и люди, отличные от местного вида. Постоянно слышался многократно отразившихся от стен звон капающей с них крови.

Белая старалась не смотреть ни по сторонам, ни вверх, двигаясь вдоль нити божественной силы. Внушала себе, что звук – от протекающей крыши, а запах – всего-то металл. Обычный. Не красный и жидкий. И старалась не думать о том, что некоторых точно повесили живём. Если не большинство. Чтобы кровь впустую не тратить. Делала вид, что не слышны затихающие стоны самых стойких.

Так она достигла центра комнаты, где на пьедестале стояла золотая чаша. К ужасу Белой, висящее над ней тело смогло открыть мутные глаза. Шевельнуло рукой, будто желало схватить, но с такой высоты не дотянуться.

– Не местная… – прохрипело тело слабым голосом. – Сними… Спаси…

Белая нервно отшатнулась, чуть не упала с пьедестала и резко опустила голову. Почему в такие моменты затихала ненависть к миру и её с лёгкостью перекрикивало сочувствие? Почему приходится раз за разом сталкиваться с теми, кому не по силам помочь? Хотя…

Не поднимая глаз, – не хватало решимости посмотреть на повешенного – Белая вытянула руку с белым цветком на ладони. Он обратился белым туманом, который окутал продолжающее шептать тело. Секунда, другая, третья… Повешенный смолк, провалился в сон. Если повезёт, он умрёт раньше, чем придёт время проснуться. А Белой пора преодолеть последнюю ступень пьедестала. Чтобы снова дрогнуть от увиденного.

В глубокой чаше, устланной лоскутами кожи, в крови плавали глаза. И, казалось, всё видели. На дне же белело несколько зубов. Их требовалось достать, чтобы сфера не заглотила лишнего. Белая закатала рукава и, одной ухватившись за край чаши, другую погрузила в холодную жидкость. Сложила друг на друга куски чуть тёплой кожи, завернула в них зубы, глаза.

Найденные части тела не пугали бы так сильно, если бы Белая не понимала, что Родон чувствовал потерю каждой. Да, его сразу обезглавили, вырезали сердце, для любого другого на этом бы и кончились мучения. Но привязанный к миру Создатель прочувствовал каждый выдранный зуб, каждый содранный лоскут кожи, и даже если спустя годы кто-то решил разрубить голень – это снова ударило болью по застрявшей душе.

Белой оставалось надеяться, что убранные в сферу мощи наконец-то теряли чувствительность. Она верила в это, даже если не права. Так легче принять труп в сердце. Так легче поверить, что хоть чем-то помогаешь. И хватает сил сделать следующий шаг.

***

Последним пунктом назначения, стала страна, объединившая остальные, чтобы ворваться в сад на утёсе и поделить Создателя между народами. Страна, впоследствии ставшая той самой империей, что высасывала силы из других народов. Страна, хранящая сердце. Последняя страна, ещё не погрузившаяся в хаос, зато погрязшая в тотальном контроле.

Чтобы попасть сюда, Белой пришлось преодолеть леса, охваченные незатухающим пожаром, горные тоннели, в которых прятались монстры, сеть бурных рек и ядовитую пустошь, в которой без всякой закономерности возникали и так же внезапно пропадали магические смерчи. Казалось, сам мир хотел убить её, лишь бы не дать забрать последнюю часть Создателя. Но Белая добралась до столицы, миновала множество патрулей, одновременно скрываясь от следящих магических устройств, и достигла стен храма-дворца.

Дурное предчувствие заскрежетало внутри, стоило проникнуть в здание: слишком много на нём висело чар. Защитных и ограничивающих. Настолько, что куда труднее давалось обретение нематериальной формы, а сотворить заклинание перемещения и вовсе не получится.