Сад на краю (СИ) - "Lillita"

Под недоумёнными взглядами Азалия отняла от лица руку и поделилась догадками, пытаясь подавить истеричные нотки в голосе. Пришлось упомянуть и о видениях с участием Настурции, и больше припомнить сказанного Нериссой.

Внутри как будто тоже Хаос похозяйничал: противоречивые чувства готовы были вцепиться друг другу в глотки. С одной стороны, поступки Настурции не оправдать и не отменить – она сама допустила, что попала под влияние Хаоса, но с другой… Возможно, её желание принести Миру смерть – лишь минутный порыв, что прошёл бы сам по себе, не получив подпитки со стороны. Возможно, основной источник бед – воля грёбанной высшей сущности, и если бы не Настурция, так кто-то другой попал бы под влияние. А ещё… Азалия всё-таки понимала, насколько отвратительно чувствовать себя инструментом, но она хотя бы действовала добровольно-принудительно, подчинялась, но оставалась хозяйкой тела и мыслей.

«Если Хаос получил достаточно контроля, Настурция может уже ни за что не отвечать. В лучшем случае настоящая она просто наблюдает за происходящим, не в силах повлиять».

Азалия осознавала, что наверняка обеляет Настурцию из-за сочувствия, веры в чужие светлые стороны, положительные качества. Что может быть совсем не права: Хаос только дал силы, которые применялись добровольно и осознанно. Или цели, взгляды настолько сходятся, что и неважно, кто исполнитель.

Опершись локтями на стол, Азалия отложила в сторону очки и закрыла лицо руками, протяжный выдох звучал почти как стон. Всё-таки расшатало её, раз стало всё равно на чужую реакцию, где точно смешались беспокойство, непонимание, удивление.

– Я безнадёжна. Просто безнадёжна, – пробормотала, не поднимая головы. – Ладно ещё Реда хотеть спасти – без него может не стать моего мира, да и цель его не уничтожение, а признание. Он наломал дров, но передатчик смерти – не источник. А Настурция? Она хочет именно конца. И моей смерти, если продолжу действовать. Поместила в кошмар, вытаскивать из которого аж Порядку пришлось. Но… Я всё равно хочу… Вернуть её. Чтобы она просто снова стала обычным духом, переродилась без памяти. Глупо, да? Преступлению – справедливое наказание. Но я не судья. У меня нет права выносить приговор. И меры справедливости у меня тоже нет.

Уж не так ли ум за разум заходит? Когда сострадание начинает противоречить здравому смыслу. Когда ищешь оправдания для кого-то не лучше маньяка. И ладно оправдывать близкого – неправильно, но понятно! Обоснованно. Или просто не желать смерти – такое на душу взять сложно, если случится. А тут? Вернуть – дать ещё один шанс. Глупость, а не милосердие.

Белые руки с красными узорами мягко коснулись плеч и погладили. Утянутая во внутренний конфликт, Азалия не уловила, как откатился стул и рядом оказалась Аманда. Дальрен тоже встал с дивана и теперь стоял рядом с братом с таким же растерянным выражением лица. Растерянным и… Понимающим.

– Знаешь, я вот подумала, – размеренно заговорила Аманда успокаивающим голосом, – хотя, конечно, твоя роль обусловлена конкретным происхождением, думаю, на самом деле не менее важна и натура. Настолько противоположная тем, кто довёл до беды. Ты не можешь желать смерти врагу, а они желали её невиновным. Честно, мне сложно до конца понять это. Я бы не простила. Не пожелала спасения. Но я тоже не судья. И даже не могу оправдаться тем, что пыталась предотвратить беду. Потому что в действительности большую часть времени по мирам ходила. Ты же – другое дело. Ты сама согласилась огребать за нас всех. Так кто имеет право упрекнуть тебя в суждениях, не соответствующих чужим ожиданиям? Миру нужен тот, кто способен на сочувствие, принятие и к врагу, и к незнакомцу. И если решение будет за тобой, ты вольна принимать любое.

Азалия подняла голову, надеясь, что выражение на лице хоть немного адекватнее маски впавшего в немую истерику клоуна. Что глаза не покраснели и губы не дрожат. Её снова утешают. Она снова всего лишь нытик, нуждающийся в поддержке после каждого шага. За любым слегка смелым поступком следует яма истинной слабохарактерности. За каждой дерзкой фразой – панические бормотания.

– Жасмин, кажется, что-то похожее говорил. Что Миру, доведённому до беды равнодушием и предрассудками, нужен кто-то сочувствующий. Хотелось бы, чтобы так оно и оказалось, – тихо ответила Азалия и попыталась изобразить слабую, но чистую улыбку.

Узоры на руках Аманды слабо замерцали, и по телу Азалии прокатилась приятная, слегка покалывающая волна. Разлилась между рёбрами не столько спокойствием, сколько уверенностью. Надёжной опорой для убеждений. Волей. Готовностью сохранять веру в свои взгляды и желания, не пытаясь обкорнать их, лишь бы подогнать под чужую систему мер. Короткое, но такое одухотворяющее, освежающее чувство, что вскоре улыбка стала искренней.

– Спасибо. Ваше участие на самом деле помогает мне.

– Все мы, собравшиеся здесь, хотели бы иметь возможность помочь чем-то ещё.

Тут бы, может, спросить: «А толку от хотелок?» Хотеть можно чего угодно, да действия важнее. Но, во-первых, Азалия не чувствовала морального права бросаться такими обвинениями и не находилась сейчас в оборонительной позиции, когда лишь бы кольнуть собеседника, неважно, насколько оправданно. Во-вторых, прекрасно видела, насколько ауры духов – особенно Аманды – тусклее, чем у духов в Мире. Бессовестно обвинять в осмотрительном использовании ограниченных ресурсов.

Всё самое важное уже было обсуждено. Можно вставать и уходить – ничего не держало, зато тянуло домой. Как откровенный домосед, Азалия не привыкла так часто и надолго покидать своё «убежище», мотаться по чужим квартирам или возвращаться только для сна. Но почему-то захотелось плавности, не обрывать резко, не заканчивать на ноте сомнительной тональности, а сменить тему. Поиграть в приятелей, способных говорить о разном, а не в сообщников, связывающихся только по делу.

Пока Аманда возвращалась на своё место, Азалия смотрела на Дельфов. Больше – на Дальрена, который присел на край стола Аманды, за что заслужил от неё недовольный взгляд и тычок карандашом в бедро. Проигнорированный. Он же ездил в Небелфлен с Розой, так что может знать подробности. Конечно, если очень личное, та могла не посвящать, однако при виде их взаимодействий чувствовалась близость, хотя романтической назвать её получалось с натяжкой.

– Как прошла поездка? Кажется, и в Розе что-то измениться успело.

При упоминании Розы выражение лица Дальрена тут же смягчилось и повеселело, а в глазах как будто зажёгся огонёк. Азалия почувствовала, как в глубине сознания начал зарождаться важный вопрос, сформировать который прямо сейчас она не готова.

– Ты права: изменилось, – подтвердил с кивком. – Не думаю, что могу вдаваться в детали вместо неё, скажу только, что ей не только удалось узнать о матери, но и облегчить кое-какую ношу. Думаю, скоро она с тобой всем поделится.

Азалия вспомнила, как прямо перед инициацией Роза писала о намерении рассказать что-то важное в кругу семьи. Занятно, Азалия ведь тогда сдержала обещание постараться – успела, да вот выпала из списка тех, с кем можно делиться важным и личным. Но как этот момент обыграла магия? Создала фальшивое воспоминание о присутствии? Придумала причину для отсутствия? Не угадаешь. Зато имелась догадка, о чём могла пойти речь.

– Из-за видений я знаю, что Роза – оборотень, – начала Азалия, предполагая, что если Дальрен и не в курсе, то либо догадывался об иной сущности, либо нормально этот факт воспримет, – и потому просто хочу уточнить: её ноша связана с оборотничеством?

– Раз уж сама поняла, то мне нет смысла завышать секретность, – усмехнулся Дальрен. – Связана. А как давно ты это знаешь?

– Не так уж… Подозрения о сверхъестественном возникли давно, но долго отвергались. Только в последний месяц я решилась рассмотреть ауру. И сделала выводы.

– Что ж, хорошо, что ты всё-таки сделала это. – Дальрен соскочил со стола и прошёл обратно к дивану, по пути потрепав по волосам Диона, поднял тёмно-фиолетовую кожанку. – Кстати, как насчёт того, чтобы мы тебя покинули до дома? Эй, Ама, тебе ещё Дион нужен?