– Потому что ты в этом мире живёшь не один и любой твой поступок отражается на других. В этом сложность свободы, понимаешь? Легко пережить своё несчастье. Намного сложнее пережить несчастье другого человека и осознавать, что оно из-за твоего решения. Это настолько сложно, что иногда хочется выпрыгнуть из своего собственного тела, из собственной головы. Поверь, я прекрасно понимаю это чувство: каждый раз, когда я смотрю на вас и вижу, как тяжело вам принять мой дар, я хочу закрыть глаза, отвернуться, забыть. Но по-другому нельзя, потому что это и есть свобода. Твоя и моя.
Я всхлипнул. Там, дома, Женька метался по кровати с высокой температурой – и все из-за меня. Это мне надоело падать с карнизов и деревьев в лужи, это мне надоело быть неудачником – и теперь за меня страдает мелкий, который уж точно ни в чём не виноват – ведь он же не вызывал самого Бога, чтобы пожаловаться на жизнь и отказаться от своих суперспособностей. Слёзы опять полились по щекам – значит вот так это должно закончиться? Значит, это и есть ответственность за выбор – видеть, как другой человек мучается вместо тебя?
– Ладно, – тихо сказал я. – Я понял. Я все понял. Верни все, как было. Я согласен быть неудачником. Чтобы я заболел вместо Женьки. И чтобы «Скорая» не приехала ко мне.
Я закрыл глаза, чтобы не видеть, как Гоша поднимает руку и загибает пальцы. Ещё чуть-чуть, раздастся щелчок – и моя мечта о нормальной жизни будет навсегда погребена под снежной шапкой неудач. По крайней мере, Женька выздоровеет – и, пока я рядом, ни с ним, ни с мамой и папой ничего не случится. Ведь это же суперспособность, не так ли?
– Так, – ответил Гоша.
Я осторожно открыл один глаз, готовясь тут же его закрыть, если увижу, что Гоша собирается щёлкнуть пальцем. Но тот просто стоял рядом, явно не собираясь ничего делать.
– Ты вернёшь мне её? – после некоторого молчания осторожно спросил я.
– Нет, – твёрдо ответил Гоша, – не верну.
– Почему? – ошарашенно спросил я.
– Потому что сейчас твой выбор – не свободный. Твой выбор сделан не потому, что ты хочешь осознанно вернуть своё невезение, а потому что ищешь любой способ помочь брату. Твоё самопожертвование похвально, и я ценю твоё решение. Но я здесь не для инстинктивных попыток найти хоть что-нибудь, что поможет, а совсем для другого. Поэтому и тут я помочь тебе не могу. Иначе все будет зря.
– Почему зря? Все это – моё везение, болезнь брата – это что, такой божественный урок, где ты в качестве учителя?
– Нет, это все – только лишь последствия твоего выбора, Вася.
Я промолчал. Опять этот чёртов выбор. Все снова упирается в него.
– Значит, ты никак не можешь помочь Женьке, – тихо сказал я. – Зачем тогда ты пришёл? Рассказать мне все это?
Гоша не смутился. Он все так же смотрел на меня своим пронизывающим золотистым взглядом, в котором отражались лёгкие, как будто звенящие искорки.
– Потому что мне нужна твоя помощь.
– Тебе? Моя помощь? – я даже хихикнул, настолько неожиданно это прозвучало. – Чем я могу помочь тебе? Ты ведь Бог!
– Оказывается, кое-чем можешь. Пойдём со мной, я покажу, – он указал на тропинку за нашими спинами.
– Куда мы пойдём? Нельзя идти по дороге? Там хоть пара фонарей есть.
– Ты же сам говорил, что тут ближе.
– Ближе к чему? – сначала не понял я, а потом догадка как будто топором ударила по затылку. – Погоди… Ты же не серьёзно?
Но Гоша продолжал смотреть на меня, не спеша разубедить.
– То есть ты… Ты хочешь, чтобы я сейчас… Сейчас, когда мой брат болеет из-за меня, забыл о нём и… Что? Пошёл помогать Тёмке?
– Я хочу, чтобы ты пошёл со мной, – твёрдо и раздельно проговорил Гоша, – к Артёму.
– Зачем? – изумлённо спросил я.
– Потому что Артёму надо помочь, – ответил Гоша.
– Что? Ты серьёзно? – не поверил я. Наверное, это какая-то изощрённая шутка. Я даже криво ухмыльнулся. Но Гоша продолжал смотреть на меня своим твёрдым и пронизывающим золотистым взглядом, что улыбка тут же сползла с моего лица, как растаявшее мороженое из стаканчика.
– Подожди… Это не шутка? Ты действительно хочешь пойти помочь Тёмке? Сейчас?
Но Гоша с видом «Я-все-знаю-и-даже-больше» ответил на все мои вопросы молчанием. Так, значит?! Бедному несчастному малышу Тёмке настолько нужна помощь, что нужно идти к нему короткой дорогой? Злость наполнила, кажется, весь мой мозг, и я с ней не справился.
– Ты хочешь помочь Тёмке? А знаешь, кому ещё сейчас нужна помощь? Женьке! – я изо всех сил выкрикнул имя брата, и оно отдельными звуками рассыпалось в темноте. – Ты не хочешь помогать моему брату, которому всего-то пять лет и он ничего плохого в жизни не сделал и ничем не заслужил этой болезни, но как только у Тёмки, у этого недоделанного террориста, левая пятка зачесалась, ты тут же спешишь к нему на помощь, как Чип, блин, и Дейл? А как же все эти разговоры, что ты не помогаешь? Или они только для Женьки, а для этого морального инвалида ты всегда готов?
Ни один мускул не дрогнул на лице Гоши после моей истерики. Он молчал, лишь золотистые искры его глаз переливались, освещая лицо. Я встретился с его прямым спокойным взглядом, и мне вдруг стало неловко. Я тут же отвёл глаза и гневно засопел, наблюдая за Гошей краем глаза. Он чуть-чуть подождал и, удостоверившись, что я прокричал все, что хотел, тихим и вкрадчивым голосом заговорил:
– Вася, ты ошибаешься. Женька ли, Тёмка, ты или кто-то другой – Я не смогу вам помочь. Я уже объяснял, почему. И вся эта история – не обо мне.
– Тогда зачем? – почти умоляюще воскликнул я. – Зачем нам нужно идти к Тёмке? Пойдём к нам домой, я что-нибудь придумаю и объясню маме! А ты посидишь с Женькой. Ты же можешь успокоить его, чтобы ему не было так страшно?
