Анна вскочила, набив синяк обо что-то твёрдое, чуть не смахнула заветный флакон со стола, с трудом выдрала из узкого горлышка тугую пробку и расплескала мало ли не половину графина, прежде чем наполнила едва ли на одну треть бокал водой.
Так, что же дальше? Барышня зажмурилась, вспоминая слова призрака, медленно выдохнула и принялась, шевеля губами отсчитывать падающие в бокал капли.
- Тринадцать, - Анна поставила флакон и бережно, словно в её руках находился весь мир, коих готов был в любой миг исчезнуть, поднесла бокал мужу, прижала к потрескавшимся от жара губам. - Выпей, Яша, это поможет... Милый мой, родной... Я люблю тебя...
Влага в бокале вспыхнула золотисто-розоватым светом, первая капля упала в истомлённый жаждой рот, Яков вздрогнул, сглотнул и с трудом открыл глаза.
- Ожил, - расцвела улыбкой Анна и от облегчения едва не уронила бокал, расплескав лекарство. - Ой, прости, Яша. Это нужно выпить всё до конца.
По губам Якова Платоновича скользнула чуть заметная улыбка.
- Выпить... или... вылить... на меня? - с трудом прошептал Штольман, пытаясь приподняться, но не имея сил даже голову повернуть.
- Невозможный ты человек, - Анна Викторовна в сердцах шлёпнула мужа по груди, тут же охнула и заворковала, - Ну, Яшенька, ну не упрямься, будь умничкой...
- Довольно, Анна Викторовна, право слово, это уже переходит все границы. Я не ребёнок, - Яков строго посмотрел на жену.
- А капризничаете ну в точности, как ребёнок, - выпалила Анна и расплылась в проказливой улыбке. - А ты сейчас скажешь, что я слишком молода, чтобы давать оценки твоим поступкам, да?
Яков Платонович вспомнил, что похожий разговор с Анной у него уже был. Ещё в Затонске, когда во время расследования гибели кулачного бойца и его невесты, следователь получил удар по голове, и госпожа Миронова боялась, что удар сей окажется мифическим сметнем.
- Нет, - Штольман сделал ещё одну попытку подняться и опять потерпел поражение, - сейчас я выпью это лекарство, чтобы ты успокоилась и больше не плакала. Прости, я... маятно тебе со мной, опять огорчил тебя.
Анна дождалась пока бокал опустеет, поцеловала мужа в щёку и прошептала, смахивая слезинку:
- Ты меня порадовал. Я очень боялась, что...
Анна Викторовна резко отвернулась, борясь с подступающими рыданиями. Яков, пусть и с трудом, дотянулся до супруги, слабо улыбнулся:
- Я никуда не уйду, даже не надейся, что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой. Я люблю тебя, Аня.
Когда через полчаса Михаил вошёл в комнату, Яков и Анна сладко спали, крепко обнявшись. Жар исчез, дыхание Якова Платоновича было ровным и глубоким.
- Слава тебе господи, жив, - выдохнул Михаил, истово перекрестившись и чувствуя, как у него от волнения ноги подкашиваются.
- Ну, как он? - налетели на Михаила Платоновича братья. - Жив?!
Доктор устало кивнул, Платон звучно хлопнул себя ладонью по колену:
- Такое дело надо коньячком отметить!
- Лучше водки, - хрипло выдохнул Михаил, - полный стакан.
Софья опять потёрла спину и бледно улыбнулась:
- Если не возражаете, господа, мы с Клавдией составим вам компанию. Стыдно признаться, но у меня до сих пор руки дрожат и сердце заходится.
Старушка мелко перекрестилась:
- С Вашего позволения, я лучше пойду. Скрывать не стану: ждут меня с известиями о здоровье Якова Платоновича.
- Это кто же такой заботливый? - насторожился Вильгельм.
Клавдия хитро улыбнулась, развела руками:
- Яков Платонович многим людям помог, потому и о нём есть кому печалиться. Добро завсегда добром оборачивается, так-то.
***
Ольга Кирилловна Погодина всегда считала себя дамой практичной, ни в духов, ни в угрызения совести, ни в прочие столь же неубедительные мистификации никогда не верила, хотя при желании и личной выгоде могла изобразить невинную девицу, доверчивую и даже наивную. Только вот во второй половине суматошного дня, начавшегося с сообщения служанки о смерти господина Боброва, а продолжившегося беседой со следователем, госпожа Погодина стала испытывать какой-то странный страх. Тишина в доме, ранее такая желанная и успокаивающая, стала давящей, точно в церкви перед отпеванием. Стены, такие просторные, словно сузились, потолок угрожающе навис над дамой, грозя при малейшем неосторожном движении рухнуть и похоронить её под обломками.
"А меня ведь даже найдут не сразу", - подумала госпожа Погодина и нервически рассмеялась, но тут же притихла, прижав пальцы к губам. Уж больно жутковато, почти безумно прозвучал смех в этом пустом доме, хранящем множество тайн.
- Так, хватит, - звонко выкрикнула Ольга Кирилловна и решительно подошла к зеркалу, - с меня хватит! Я просто устала, вот мне и мерещится всякая чепуха! Я одна, это мой дом и мне плевать, что по документам я, вполне возможно, даже на рваную бумажку из камина прав не имею. Я найду способ избавиться от этой малохольной курицы, ставшей богатой вдовой. Эта мышь серая мне преградой не станет, я слишком долго ждала!
Успокоив себя самыми желанными размышлениями, о деньгах, дама облегчённо выдохнула, вскинула руки к голове, вынимая сдерживающие волосы шпильки.
- Я ещё молода, - продолжила рассуждать вслух госпожа Погодина, любуясь собой в зеркале, - соблазнительна. Я умею и люблю нравится мужчинам, я хороша, да что там, я чертовски хороша и желанна!
Ольга Кирилловна откинула голову, лукаво прищурилась, кокетливо стянула с плеча платье, обнажив нежную белую кожу, покрутилась, позволяя платью то раздуваться, то льнуть к ногам, подчёркивая все прелести фигуры. Госпожа Погодина прикусила губу, быстро огляделась по сторонам, а потом ловким привычным движением сбросила платье, оставшись в одной тонкой ночной рубашке, шагнула к зеркалу, чтобы лучше себя рассмотреть и тут же с визгом отскочила прочь. Из гладкого блестящего стекла на неё смотрело размытое смутно-серое пятно неопределённой формы. Глаз у этого пятна, разумеется, не было, но женщина готова была поклясться, что оно именно смотрит на неё.
