Исповедь Дракулы - Артамонова Елена Вадимовна

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103

Текст договора не давал покоя, я вновь и вновь возвращался к нему, внося пометки и исправления. Следовало многократно выверить все пункты, чтобы турки не могли найти в договоре лазеек, кои они могли бы использовать в своих интересах. А Фарма терпеливо переписывал вариант за вариантом, успев, должно быть, наизусть вызубрить текст. Вот и теперь Раду разложил на раскладном столике бумагу, перья, открыл чернильницу, зажег свечи и замер, ожидая, когда начнется диктовка. Я вновь пробежал глазами документ, пытаясь представить, будто читаю его впервые, оценивая достоинства и возможные просчеты:

«Высокая Порта отказывается от вмешательства во внутреннее управление княжества, и ни один турок не может без важных причин иметь оседлость в Валахии.

Влахи будут управляться своими законами, а воеводы иметь вполне право над жизнью и смертью своих подданных, равно также и право объявлять войну и заключать мир, не подчиняясь ни в каком случае ответственности Высокой Порте.

Христиане, принявшие ислам, свободны возвратиться в Валахию к прежнему своему верованию.

Турецкие купцы, приезжающие в Валахию по торговым делам, обязаны объявлять валашскому правительству сколько времени они проживут в княжестве, и, по истечении срока, должны уехать из княжества.

Строго воспрещается туркам брать с собою из княжества слуг, подданных Валахии, какого бы пола не были. Запрещается также строить в Валахии джамии, или турецкие молельни».

Таковы были условия нового договора. Я предвидел, что недоброжелатели обвинят меня в том, что, подписав его, я отдаю Валахию султану и обременяю казну княжества непомерной данью. Однако договор только подтверждал давно устоявшиеся отношения, не внося в них ничего нового. Мирча Старый признал вассальную зависимость от османов еще в начале века и с тех пор, хотя договор часто нарушали, все валашские князья были вынуждены придерживаться его, подчиняясь силе могущественного сюзерена. Взойдя на престол, я так же склонил голову перед «хозяевами» и три года регулярно платил дань, понимая, что до поры не в силах изменить ситуацию. Однако появление союзников в Молдове и Венгрии развязывало руки, давая свободу действий, и я перестал ездить в Константинополь, чем вызвал недовольство султана. Раздражение самодержца не перерастало в боевые действия лишь потому, что у Османской империи имелись серьезные проблемы на азиатской границе, где им противостояло сильное войско туркменского правителя Узун-Хасана [30], а на западе римский папа готовил крестовый поход, что так же не могло не тревожить султана Мехмеда. В такой ситуации у меня вроде бы не было повода для беспокойства, однако некоторые обстоятельства ставили под сомнение мою слишком жесткую позицию по отношению к Турции. Проблема состояла в союзниках, лояльность которых к Валахии я опрометчиво переоценивал. Если даже Штефан Молдавский не стал для меня надежной опорой в борьбе с врагами, так что же было говорить об остальных! Отношения с Трансильванией не улучшались, и это заставляло опасаться удара с тыла, а венгерский король Матьяш не оправдывал возложенных на него надежд. Король категорически не хотел воевать с Турцией, но самое главное – начал навязывать мне свои условия. Называя «верным и любимым другом», король настойчиво заявлял, что намерен породниться со мной, предлагая заключить выгодный династический брак с одной из его родственниц. Любезность Матьяша постепенно все больше напоминала ультиматум, заводя в тупик отношения с Венгрией. В такой ситуации следовало дистанцироваться от венгерского королевства и подумать о перемирии с Портой. Несколько месяцев, а может быть, даже лет мирной жизни давали возможность Валахии лучше подготовиться к неизбежному вторжению, стать сильнее. Договор предусматривал полное невмешательство османских чиновников во внутреннюю жизнь княжества, позволяя мне чувствовать себя хозяином в собственном доме. Подобная свобода стоила тех денег, которые я намеревался выплачивать в качестве дани.

Переговоры проходили сложно, много раз мои послы пересекали границу османских владений, согласовывая каждый пункт договора, и даже сумели найти предлог для того, чтобы мне не пришлось лично посещать Константинополь. Все объяснялось тем, что султан находился в данный момент в Адрианополе, но то, что я ехал туда именно сейчас, было заслугой валашских переговорщиков. И все же эта поездка представлялась очень и очень опасной. Никакие гарантии не могли оградить меня от вероломства османов, и всем нам, отправившимся в этот опасный путь, оставалось уповать только на милость Господню.

– Раду, прочти еще раз первый пункт, – прервал я раздумья, обращаясь к секретарю.

– Да, минуту, – Фарма просмотрел бумаги, поднес листок поближе к свече. – «Султан обязывается за себя и за своих преемников оказывать покровительство Валахии, защищать ее против врагов, взамен чего он удерживает над собой верховное право над господарством, которого воеводы обязываются платить Высокой Порте ежегодную подать в десять тысяч золотых».

– Как ты думаешь, он удовлетворит султана? Десять тысяч золотых – большие деньги, их блеск может ослепить.

– Да, твое высочество, это более чем значительная сумма.

– Надеюсь, за эту взятку они какое-то время не будут вмешиваться в наши дела, предоставив полную свободу действий.

– Да, твое высочество.

Фарма опустил глаза, начал старательно снимать нагар со свечи.

– Думаешь, что у нас нет таких денег? – прямо спросил я, прекрасно понимая, о чем задумался собеседник.

– Не мне обсуждать планы твоего высочества.

– Но ты так считаешь и при этом совершенно прав. Придется крутиться, изыскивать средства, но только так мы сможем выиграть еще немного времени, чтобы подготовиться к войне. Наше спасение – крестовый поход, который готовит римский папа. В нем будут участвовать многие христианские страны, и вместе мы сокрушим неверных. Но в Ватикане все делают слишком медленно, может быть, принятие решения затянется не на один год. А мы каким угодно способом должны дотянуть до того момента, когда они от слов перейдут к делу. Понимаешь?

– Да.

– Потому я и еду в Адрианополь, хотя, признаюсь, дорого бы дал, лишь бы остаться дома. Я вынужден подписать договор с Портой, но надо попытаться извлечь из этого как можно больше выгоды. Прочти-ка еще пункт о способах уплаты дани. Мы выторговали возможность не ездить в Турцию, отдавая деньги на месте. Османы корыстны, и мы можем сыграть на этой их слабости. Итак, что там?

– Ежегодно назначенный Высокой Портой чиновник будет отправляться в Валахию для приема подати. На возвратном пути чиновник воеводы должен сопровождать турецкого комиссара до Джурджу, на Дунае, где сумма должна быть сочтена вторично, и в ней валашский чиновник получает вторую расписку. Лишь только деньги будут на другой стороне Дуная, Валахия не отвечает ни в каком случае, если они не достигнут своего назначения.

– Кажется, все продумали. Но главное, Раду, в этом договоре нет пункта о принудительном наборе мальчиков для янычарских корпусов. Что бы ни сказали об этом документе потом, я считаю его нашей победой. Вот только деньги собрать будет нелегко. Впрочем, об этом позже. Признаюсь, я здорово проголодался. Не пора ли нам перекусить, Раду?

– Жаркое пахло просто восхитительно, да только боюсь, что оно уже успело остыть, – заметил он, аккуратно собирая канцелярские принадлежности. – Но, честно говоря, я бы не отказался и от ломтя черствого хлеба.

– Мой личный секретарь явно заслуживает большего…

1461 год

Казалось, не так давно я ездил в Адрианополь, где подписал договор с султаном, а сколько воды утекло со времени того знаменательного события! Валахия получила больше года мирной жизни – отсрочка, о которой можно было лишь мечтать… Время не прошло впустую – я готовился к войне, и думаю, что подготовка шла достаточно успешно. Однако ситуация, складывавшаяся вокруг княжества, не могла не внушать тревогу. Заговорщики вольготно чувствовали себя в Трансильвании, замышляя против меня все новые козни, Штефан претендовал на Килию, что очень осложняло наши отношения, вдоль Дуная практически регулярно происходили стычки с турками. Кольцо сжималось, а намеренье римского папы начать крестовый поход против неверных пока оставалось только благим намереньем. Покорно дожидаться расправы было нельзя, и денно и нощно обдумывая ситуацию, я постепенно склонялся к выводу, что должен атаковать первым, дабы нанести врагу чувствительный урон, тем самым вновь отсрочив неизбежное вторжение и, кто знает, дай-то Бог дотянуть до начала крестового похода.