Змеев столб - Борисова Ариадна Валентиновна

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79

Речь охватывала все существо Юозаса пьянящим упоением и неукротимо лилась в одержимое словом утро. Он словно исповедовался небу.

– В человеке есть всякое от бога и от черта, но у каждого чего-нибудь больше от одного из них, хотя «больше от черта» зависит иногда от обстоятельств даже у хорошего человека. «Когда его все время заставляют ненавидеть», – говорит пани Ядвига. А Хаим говорит, что ненависть может уничтожить в человеке личность… Я хочу быть человеком. Я хочу жить на родной земле, печь хлеб, заботиться о своей семье и любить свою женщину. Разве не этого должен хотеть на Земле любой человек?..

В конторе кто-то трижды стукнул в гонг. Взволнованные собаки, подняв торчком острые уши, снова забегали по кругу. Звенящие медные звуки гонга нарушили ход говорящих мыслей Юозаса, и тело напомнило, как ему больно и холодно.

– Эй, ты еще жив, малый? – послышался хриплый то ли со сна, то ли с перепоя голос Тугарина. – Еще не наделал в штаны «каак» со страху?

Он захохотал, довольный своей шуткой.

– Живой, – не без облегчения выдохнул милиционер, неожиданно почти трезвый, и встал рядом с сеточной оградой.

Перепуганный народ собрался на площади быстро, несмотря на раннее, дорабочее время, и остановился в нескольких шагах от сетки. Женщины жалостливо перешептывались, подростки во все глаза уставились на Заику Юозаса. Он висел на Змеевом столбе вверх ногами, а вокруг его головы желтела лужа собачьей мочи и сверкала в утренних лучах, как венец.

Заведующий участком забрался на трибуну.

– Люди мыса! – торжественно начал он. – Смотрите на этого человека и запомните хорошенько: так мы наказали злостного преступника и подобным же образом будем наказывать каждого, кто протянет вороватую руку к нашему общему социалистическому достоянию!

По толпе прокатилась шумливая волна непонимания и гнева.

– Вы не имеете права! – закричала фельдшер Нина Алексеевна. – Гринюс болен, он еще не до конца выздоровел, я буду жаловаться!

Начальник и ухом не повел.

– Все мы ждем пекаря. Ждем, когда на наших столах наконец появится хлеб, а Гринюс залез в пекарню с целью украсть…

Тугарин осекся, заметив спешащих к площади пани Ядвигу и Марию, но через мгновение продолжил:

– …муку! Я мог бы отправить Гринюса в Тикси. Пусть бы его осудили. Столбы – лучшая расплата для вора, который отделался тремя часами собачьей неприятности!

…Три часа? Всего три часа?! Юозас не поверил. Ему казалось, что он провел с псами целую жизнь.

– Разве Гринюс не достоин казни? Он посмел посягнуть на наш будущий хлеб!

Сердце Юозаса едва не взорвалось от возмущения.

– Это неправда, Змей! – раздался вдруг его сдавленный голос, и ошеломленная толпа ахнула. – Да, я разбил замок и зашел в пекарню, но только потому, что хотел испечь хлеб! Я – не вор, я – пекарь!

– А ну-ка освободи парня, – задыхаясь от бега, велела пани Ядвига милиционеру, и столько яростной власти было в ее внешнем спокойствии, что Вася беспрекословно повиновался еще до того, как Тугарин нехотя приказал с трибуны:

– Ладно, развязывай…

– Простите меня, я все объясню дома, – виновато сказал Юозас, увидев за сеткой бледные лица пани Ядвиги и Марии.

Его слабый голос был отчетливым. Таким отчетливым, что они улыбнулись.

Глава 23

Время вестей и надежд

Юозас проболел еще почти месяц и ни разу не нарушил предписанного Ниной Алексеевной режима, а разговаривал так много, что маленький Алоис в восторге назвал старшего брата «ладио». Будто торопясь выплеснуть весь запас слов, накопившийся в нем за долгие годы молчания, Юозас часами рассказывал братишке об отце, Литве, булочной и хлебе, который Гринюсы пекли и будут печь, когда вернутся в Каунас. Юозас попросил Марию научить его русскому алфавиту и к концу месяца уже сам по складам читал вслух газеты.

К тому времени на мысе появился хлеб. Буханки у новоприбывшей пекарши выходили влажные, тяжелые, с кисловатым пивным душком, но все равно это был хлеб! Не клейстер. А в новогодние праздники Алоис поверил, что пирожные действительно существуют. Их принес ему Дед Мороз.

Пока ребенок спал, Юозас состряпал песочные пирожные из своей сахарной нормы, морошки, хорошей советской муки и костного оленьего жира, потому что у Хаима появились деньги.

– Иногда и я верю в Деда Мороза, иначе кто бы загнал голубого песца в твою заячью петлю? – шутила с Хаимом пани Ядвига.

Об этой неслыханной удаче они знали вдвоем и никому не говорили, ведь только имеющие лицензию звероловы могли охотиться на песца и весь мех сдавали государству. За такую шкурку в приемке пушнины кадровому охотнику заплатили бы около пятисот рублей, а пани Ядвиге удалось выменять на нее у продавщицы Тамары десять килограммов первосортной пшеничной муки плюс двести рублей. На деньги Хаим купил у кочевников оленье стегно. Новый год встретили с мясным пирогом и светом – отоварились на талоны лампой и керосином, включенным в список пищевых норм.

Зина Тугарина увлеклась художественной самодеятельностью. Нашлись музыканты, танцоры, певцы, и в праздник устроили концерт. Хаим солировал в сопровождении ансамбля и шутил дома:

– Еврей в сопровождении русско-литовско-финского ансамбля поет итальянские песни на якутском мысе! Ну где еще найдешь такой интернационал?

Вскоре власти разрешили переписку с Большой землей. Хаим написал всем родным, Мария – отцу Алексию и фрау Клейнерц в Клайпеду. Почту два раза в месяц привозили из Тикси на собачьих упряжках, а туда ее доставляли самолетом. Почтальон Фрида, жена Галкина, пять раз била в гонг, возвещая о прибытии писем.

На мысе образовался рыбацкий колхоз. Колхозные артели по-прежнему без выходных промышляли вахтенным методом по островам. Домой они возвратились лишь на Первомай.

Перед парадом в школе была проведена военная подготовка. Витауте очень волновалась, но справилась с заданием хорошо: метнула деревянную гранату близко к цели и прочла наизусть заметку из «Пионерской правды» об опасном огоньке свечи, издалека видном врагу.

Утром площадь у конторы расцвела кумачом лозунга «Веди нас к победе, великий Сталин!», а после парада и концерта каждой семье совершенно бесплатно подарили по батону американской колбасы. Зина Тугарина так и сказала: «По батону», хотя по виду колбаса напоминала соединенные абрикосовые косточки, на спор вытянутые в длину неведомым силачом. Сухую колбасу даже строгать было сложно, и пани Ядвига опять помянула довоенный (до Первой германской войны) аварийный запас союзников.

Американскую колбасу отварили в воде, продукт сделался съедобным и очень понравился Алоису.

Победный лозунг после майских торжеств не сняли, а 9 мая выяснилось, что не зря.

– Добили фашиста в его логове! – закричала Гедре, распахнув дверь юрты, и громко разрыдалась.

Народ уже сбежался на площадь, люди целовались друг с другом, как сумасшедшие, плакали, смеялись и без конца повторяли слова, услышанные из тарелки радио: «Добили фашиста в его логове!»

Тугарин выступил с замечательным докладом. Всем понравились его слова о том, что рыболовецкий участок ударно помог фронту приблизить победу над захватчиками и добить фашиста в его логове. Отличившихся на промысле рыбаков наградили почетными грамотами. Хаиму с Юозасом грамот не дали по понятным причинам: хищение социалистического продовольствия. На радостях Тугарин выкатил пять бутылок спирта, так что не работали два дня.

Гедре и Нийоле получили весточки от мужей. Гринюс отбывал наказание в Красноярском лагере, а муж Гедре – под Мордовией.

– Я знала, знала, что он жив! – снова рыдала счастливая Гедре и носилась с посланием по всему поселку.

Отклик от отца Алексия пришел с последней перед новой навигацией почтой. Завидев Марию, Фрида издалека радостно замахала конвертом.

«… Прости, Машенька, что заставил ждать ответа, – писал священник. – Так получилось, что письмо твое добиралось до меня долго. Вначале о твоей просьбе: в Ковно я, где только сумел, справлялся о семье Готлибов, но никто не дал мне вразумительного ответа. Один человек сказал, будто видел кого-то из них в гетто, устроенном немцами в Вилиямполе. Больше, к сожалению, ничего не удалось узнать. Очень надеюсь, что Готлибы выжили, ибо выжившие все-таки есть… С первых месяцев войны везде, и у нас в Векшнях, открылись отделения комендатуры СС, где зарегистрировали всех евреев. Через некоторое время их начали массово расстреливать в лесу. Нам с Татьяной удалось спрятать и переправить через надежных людей в Америку несколько еврейских семей. Потом я, увы, закрутился, пришлось отвоевывать наш храм у католиков. Как мы его вернули – отдельная история, о чем я напишу тебе когда-нибудь позже. Их епископ Бризгис выступил с обращением к литовскому народу и призвал помогать немцам, которые якобы освобождают Европу. Из-за этого литовские каратели понаделали бед, уничтожали не только евреев, но и своих, коммунистов и сочувствующих… Вынужден сообщить тебе одну за другой дурные вести. Зимой была освобождена Клайпеда, к весне я побывал там, но никого из наших не нашел. Город лежал в руинах, молельный дом война стерла с лица земли… А в прошлом году я, Машенька, овдовел, дорогая жена моя Татьяна ушла от нас после болезни… Передай Хаиму огромное спасибо за то, что он сохранил тебя и Ромочку, и поцелуй за меня сына. Жаль, что ты не написала о нем, мальчик, наверное, вырос. Я и дети очень рады за вас. Приход у нас перед войной сильно увеличился за счет новгородцев, перевезенных в Векшни, а теперь он закрыт. Больше на этот адрес не пиши, уезжаю с детьми, пока еще не ведаю, куда. Если останусь жив, напишу с нового места… Храни вас Бог».

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79