Отреченные гимны - Евсеев Борис Тимофеевич

Но разбушевавшаяся обслуга уже никого, ни хозяина, ни черта лысого слушать не желала. Да и время для разговоров было бездарно утеряно. Буза продолжалась, претензии перешли мало-помалу в жажду разбоя. Горячая пена гнева взлетала вверх, опадала в Волгу, залетала в бильярдные, видео-бары, интим-салоны. Самое сильное кипение ощущалось на средней палубе у стеклобуфета.

- Ты, Нюсь, в буфете давно ли была? - спрашивала одна из "малиновых" девушек - белокурая, с лунным оттенком волос и лица, прикрытая обрывками едва державшейся на сосках и на бедрах одежды, - у другой, невысокой, крепенькой, одетой в одну только сетчатую мужскую майку (правда, длинную) и шерстяные гетры. Эта вторая задумчиво ковыряла носком туфельки медный прут, продетый в такой же медный, грубо взблескивающий шарик.

- Вишь, в меди все, в зеркалах, - не то одобрила, не то обругала теплоход вторая, - да не то, что у нас под землей, зеркала-то! Импортные! И надпись в уголку есть... А давай-ка мы зеркалки эти пересчитаем?

Тут в руках у крепенькой Нюси, имевшей вид закоперщицы, явился добрый обрезок корабельной цепи, какою обычно притягивают к бортам всякую дребезжащую мелочь: ведра на баке, кружки, питьевые бачки. Послышался хлесткий удар, зеркало длинно хрустнуло - посыпались осколки. За первым ударом последовали второй, третий. Осколки разлетались на удивленье далеко, один даже отлетел к ногам Нелепина, и в нем, как ему показалось, мелькнуло лицо Иванны...

И наконец упала сверху, со штурманско-капитанских высот, в чашу бузы последняя тяжкая капля: стал спускаться на среднюю палубу Сила Илларионович Луёв.

- Хозяина кличете? - в сотый раз за вечер повторил колдовское это слово либергубер. - Я - хозяин! Чего надоть? Докладайте!

Но варняканье его потонуло в гоготе, свисте, визгливых разрывах смеха:

- Какой ты хозяин! - неслось отовсюду. - Ты вошь! Гнида! Тля обкомовская!

Покинув освещенную среднюю палубу, Нелепин поднялся наверх, припал к заградительным сеткам. На верхней палубе было зябко, темно. Плеск волн стал сильней. Казалось, теплоход не стоит на приколе у темной волжанской пристани, а тихо-медленно сплывает вниз по реке. Дальнего правого берега Волги видно уже не было. Снизу несся хруст дробимых в крупу зеркал, треск фанеры.

"Ну буза, ну обычное ведь для таких заведений дело! Кому-то из посетителей даже нравится, - уговаривал он себя, - чего это я так напрягся? Ну тряхнем их завтра. Продадим, может. Не нужен фирме такой ореол! Верно Ушатый говорил: измазать хотят!.." Он уже хотел идти вниз, искать Иванну в "малине", как вдруг, словно насмехаясь над его усталостью и досадой, мужской тенористый голос истерично крикнул в мегафон:

- Теплоход оторвало!

Шум и топоток, но теперь безо всякого уже смеха и женских визгов, возобновился. Захлопали двери, на верхнюю палубу стали и поодиночке, и гуртом выбегать полураздетые или, наоборот, одетые с иголочки люди. Все жадно вглядывались в непроницаемую завесу из воздуха и мельчайших капель воды и, ничего не увидев, бодро убегали назад. Наконец кто-то догадался: бросил вниз, в волны, зажженный факел. Факел, шипя, высветил на несколько мгновений черно-стылые, отливающие сизой зеленью, с гневом уходящие от борта валы. Стало ясно: теплоход, влекомый неведомой силой, плывет вниз по Волге.

Как раз в момент опускания факела в волны на верхнюю палубу выскочил Зистер. Резво пробежавшись взад-вперед, он быстренько выдернул взглядом из кучки толокшихся у борта людей Нелепина:

- Вот вы где! А я уж всех своих людей переполошил! Корабельная охрана перепилась в стельку. Ну, а наши ничего, держатся! Нас подцепили буксиром! Тащат куда-то.

- Где Иванна? - зло прервал белькотанье вице-губернатора Нелепин.

- Где-где! А я почем знаю? Она ведь из вашей организации, почтеннейший!

- Как это из моей?

- Да вот так! С вашими "фирменными" бабешками сюда и прибыла. Ну покупаем мы их у вашей организации или, верней, - напрокат берем! Не пропадать же бабешкам! А здесь, можно сказать, - и стол и дом. Да чего вы такой ехидной топорщитесь! Охрана моя давно ее ищет! Только навряд ли найдут! Скорей всего она еще до отплытия на берег как-то выскользнула. Отбуксировать теплоход! До чего дошло! Чувствую, ох чувствую, под кого здесь мину подводят!

Вопреки жалкому виду и неостановимым бормотаньям Зистера, Нелепин не мог не заметить: рассуждает вицегуб куда как здраво. Так оно и есть! Нарочно фарс разыграли! Только вот девки чуть-чуть замысел им подпортили. Но те, кто всем этим занят, дело свое знают крепко и бабий бунт использовали как надо. Теперь отбуксируют кораблик куда душе угодно, а потом все на Волгу да на бунт и спишут!

- Эй, на буксире! - в который уже раз зазвучал с носа теплохода жестяной мегафонный крик. - Стопори машину!

- Для нас с Силой таких киношных угонов совершать не стали бы! Это для вас, для вас! Кто-то очень не хочет, чтобы вы свой носик в дела наши совали. Но ничего, я вызвал по рации вертолет. - Зистер снова, уже печальней, хихикнул. - Выберемся!

- Выберемся, если... - тут Нелепину припомнились слова Ушатого: "Глядишь, скоро бомбочки под нас подкладывать начнут. Ты там смотри, бомбочек да киллеров этих самых остерегайся. Сам никуда не суйся".

Нелепин оборвал воспоминания, отодрал себя от заградительной сетки.

- Шлюпка... шлюпка есть?!

- Есть, кажется...

- Быстро вниз! Вертолет - шлюпку увидит! Просигналим ему факелом или фонарем. Тащите вниз Силу, узнайте еще раз про Иванну!

- Иванны на борту точно нет. А Сила... Сила пусть здесь вытрезвляется, - с нежданной твердостью закончил Зистер, махнул охране рукой и, цепляясь каблуками о ступеньки, заспешил вниз, к темным и загадочным толщам волжской воды. И грянула напоследок в спину бегущим затянутая пьяной охраной, то ли чующей неминучую гибель в волнах, то ли неизбежное свое увольнение, дерзко-разбойная песня:

Вниз по матушке по Волге,

По Волге, по Волге, по Во...

А вслед за песней поплыл в установленные на теплоходе телеприемники долгожеланный телеэфир матушки-Москвы:

"Чшхт... Включение номер ноль... Пробный, пробный эфир! Вечёр добрый! Говорит и показывает НЕКРО-ТВ. Работает студия "40 дней" . То, что вы сейчас увидите, не монтаж и не худфильм. Так что: "Роспрягайтэ хлопци конэй и лягайте" поудобней у ваших кабельных телеприёбников... Хух! С вами сегодня и с вами всегда, пока вы живы - уж не стану желать вам помереть, Вова Чмут. Ну, шутки, как говорится, в стороны! Новейшие достижения техники сделали возможным проникновение нашего доблестного ТВ в некромир, а также и его съемку. Ну, некромир - это конечно, не для всех. Только для самых-самых! Сегодня у нас "видение" первое. То, что вам покажут, я особо комментировать не буду. Но для самых недоверчивых пердунчиков скажу: седни у нас "Сады райские". Рай, так сказать, в натуре...

- Йасионийасионийасионийа...

- Фу, черт! Миль пардон. Да не трухайте вы так, толстожопики! Ну песня ангела. Ну и чего такого... Скоро и самого его увидите. Сегодня - все можно, все доступно. Так что смотрите нас! Да на помехи не жалуйтесь! Некромир же, дуроломы!"

Одни неудачи

Серо-болезненными пятнами на теле суши и вод проступал рассвет.

Вертолет, чуть креня винты и задирая вверх хвост, уходил к берегу. Уходил, нехотя выпуская из цепких лап дымно-отуманенную Волгу и жадно подтягивая к себе винтами материю неба - воздух.

Вжавшись лбом в стекло, Нелепин попытался отыскать теплоход, не отыскал, откинулся в кресле. Через минуту, однако, вертолет стал забирать влево, почти лег набок, и Василий Всеволодович увидел сплывающий чуть бочком вниз по Волге тупоносый трехэтажный утюжок. Теплоход-утюжок от фарватера реки тянуло в плавни, в камыши, тяжко-медленно несло к славному колечками и песнями селу Красному и дальше, на древний Макарьев, к коченеющей в холодных золах рассвета ярмарке, в дивные бухточки, в острый реликтовый рай, вспыхнувший вдруг неясной желтизной на левом пологом берегу Волги. Вдалеке крохотным водоплавающим жучком виднелся буксир, теплоход давно бросивший.