Последний барьер - Дрипе Андрей Янович

Рунгис дописал. Откинулся на спинку стула, с важным лицом перечитывает написанное, ставит куда надо вроде бы случайно пропущенную запятую и подает листок Киршкалну.

"Начальнику колонии от

Рунгис Валентин Екаповича

воен. 5 оддел

Объяснение

Я вчера после отбою немножко побил Кастрюлю. Я его побил чтоп не апаздывал на Линейку, патамушто один раз он уже апаздал, а я не хочу чтоп одделение получила замечанию в конкурснам журнали, и патаму побил и больше так ни буду! И я прашу Начальника не наказывать, сильно я справлюсь!!!

Васпит."

Вместо подписи - хвостатая закорючка, каковая должна свидетельствовать, что "васпит". Рунгис большой грамотей. Киршкалн прочитал объяснение и без тени улыбки возвращает листок обратно.

- Ты забыл число поставить.

И Рунгис внизу выводит дату.

Киршкалн прекрасно понимает, что не за опоздание на линейку получил выволочку Мейкулис. Таким сверхпатриотом своего отделения Рунгис никогда не был, но истинную причину выяснить так и не удается.

Это в еще большей степени заставляет думать, что приказ поступил со стороны, к тому же от "влиятельного лица". "Если прихватят, бери на себя, но других не припутывай!" Рунгис остался верен этому неписаному закону улицы.

- Что мне теперь будет? - спрашивает он.

- Да вроде бы на изолятор тянет, а?

- Ладно, мне все равно скоро домой, - соглашается Рунгис. - Но пусть Кастрюля больше не опаздывает.

- Об этом уж разреши заботиться мне и членам совета отделения, говорит Киршкалн. - Л теперь бегом на занятия!

Вчера Мейкулис действительно опоздал на утреннее построение, и дежурный воспитатель записал в журнал замечание отделению. Киршкалну Мейкулис объяснил, что просто замешкался, и поверить в это было можно, поскольку копуша он несусветный. Сегодня Киршкалн склонен думать по-другому. Круг замкнулся, можно вернуться к исходной точке - к Мейкулису и его подбитым глазам.

- Ну как, ни разу больше не ушибся, пока меня не было? - спрашивает Киршкалн, но Мейкулис не из тех, кто понимает шутки.

- Нет, - отвечает он серьезно.

Сытый, освобожденный от занятий, Мейкулис тут взаперти чувствует себя как у Христа за пазухой. Никто не понукает, ни о чем не спрашивает.

- Почему не сказал, что тебя бил Рунгис? - дружески спрашивает его Киршкалп, присаживаясь рядом. - Заладил свое: поскользнулся да упал, а я Рунгиса поприжал, он сразу все мне и выложил.

Мейкулис недоверчиво поглядывает на воспитателя и молчит.

- Читать умеешь? Возьми почитай! - Киршкалн протягивает объяснение Рунгиса.

Мейкулис нехотя тянет руку за бумажкой, читает Долго, низко опустив голову.

- Понял? На грамотность сегодня внимания обращать не будем.

- Да.

- Все правда?

- Наверно, раз он так нишет.

- А как думаешь ты?

- Я никак.

- Видишь ли, Мейкулис, - все так же мягко продолжает Киршкалн, - я вот все думаю, что мне с тобой делать? Побил тебя Рунгис один раз, побьет и второй, и третий. В моем отделении тебе будет нехорошо.

И начальник говорит, надо бы парочку перевести в третье отделение. Я думаю, Зумента можно бы и тебя.

Мейкулис заерзал. Он еще ничего не говорил, но в заплывших глазах промелькнул страх, мольба. Наконец он выдавливает:

- Да лучше уж здесь.

- Но ведь Рунгис тебя вконец замордует!

- Это ничего.

- Нет, Мейкулис, так нельзя. Я не могу допустить, чтобы тебя били. Передам вас с Зументом в третье отделение. Это же просто. Позвонить воспитателю, и все.

- Нет, останусь! - Мейкулис даже со стула привстает.

- Ну и, кроме всего прочего, ты мне врешь. Я тебе, наверно, не нравлюсь? Воспитатель третьего отделения будет для тебя лучше.

- Ничем он не будет лучше.

- Тогда говори мне правду! Почему вчера утром опоздал в строй?

Мейкулис молчит.

- Никто не узнает, о чем ты мне рассказываешь.

Нас ведь здесь только двое.

Парень смотрит на запертую дверь, раз-другой беззвучно разевает рот, и лишь потом ему удается ьычавить из себя шепот:

- Мне сказали, воспитатель вызывает.

- Какой воспитатель?

- Ну, тот, с красным бантом.

- И ты стоял у двери дежурного, в то время как опальные шли на построение?

- Да.

- Видишь, вот мы и начинаем друг друга пони. мать. Ты ждал, а воспитатель не шел, потому что и не

думал тебя вызывать. А когда ты пришел на построение, тебя записали. Кто тебе сказал, что воспитатель вызывает?

- Из другого отделения. Бурундук.

- И еще такая мелочь. Когда Рупгис тебя бил, он, помимо опоздания, другой причины не называл?

- Не. Сказал, за то, что опоздал в строй.

- И больше ничего?

- Ничего.

- Вот и опять ты мне врешь. Все-таки придется тебя перевести.

Дальше дело подвигается совсем туго. Киршкалн несколько раз порывается позвонить начальнику и воспитателю третьего отделения, уверяет Мейкулиса, как ему там будет хорошо, но, с другой стороны, если подумать, то и в старом не так уж плохо бы остаться, только Мейкулис сам не хочет. И ведь вроде бы парень неглупый, только малость трусоват. А бояться-то, по сути, нечего. За него все будут заступаться, в отделении много хороших ребят. Киршкалн продолжает говорить все тем же мягким, спокойным голосом, даже угощает Мейкулиса сигаретой.

Наконец, едва слышно и все время косясь на дверь, Мейкулис заговорил:

- Сказал: делай чего велят! Не будешь делать - амба! Финка в бок и аминь.

Сам придя в ужас от своего клятвопреступничества, испугавшись, что вверил свою судьбу в чужие руки и теперь в любой момент можно ожидать мести, Мейкулис, дрожа мелкой дрожью, уставился на воспитателя.

Сожалея о своей откровенности и малодушии, Мейкулис хотя и смутно, но все же чувствует сейчас, как он одинок и никому не нужен. Рядом на стуле человек в военной форме, далекий и чужой человек из другого мира; он хоть и говорит с ним ласково, но наверняка обманет, так же как обманывали другие. А если и не обманет, тоже радость невелика: воспитатель встанет и уйдет, и Мейкулис останется один. Пока что он под защитой стен этой комнаты и запертой двери, по как долго это продлится? До сих пор он мог себя чувствовать относительно спокойно вечером, когда все ложатся спать, но с прошлой ночи не стало и этой передышки от страха.

Воспитателю-то что? У пего на погонах три звездочки, у него ни забот, ни тревог. Легко сказать: "Говори правду, Мейкулис!" И вот теперь большая часть правды Мейкулиса принадлежит ему, - но способен ли воспитатель уразуметь, сколь она будет грозна, если выползет на свет? Эта правда может неслышно и в коридоре, и в цеху, и ночью подкрасться, влезть в койку и пырнуть ножом в бок. Амба и аминь. Л воспитатель с его хитрой добротой будет далеко и не сможет ничем помочь.

- Не верь угрозам! Они тебя только запугивают, - убежденно говорит Киршкалн. - И чего же тебе велели сделать?

- Ничего.

Киршкалн быстро перебирает в уме последние события в отделении. Возможно, Мейкулису поручили что-нибудь раздобыть, а он не сумел? В прошлое воскресенье было свидание воспитанников с родителями.

Приезжала и мать Мейкулиса. Возможно, ключ к разгадке таится в этом.

- Мать не привезла того, о чем ты просил? - спрашивает Киршкалн.

- Да, - шепчет Мсйкулис. - У нее не было.

- Чего же у нее не было?

- Десятки.

Вот почти все и сказано. Мейкулис знает: сейчас зададут последний вопрос и тогда не уйти от отпета.

- Кто требовал эту десятку? Зумент?

- Нет, Бурундук.

Киршкалн некоторое время молчит. Тайна Мейкулисовых синяков раскрыта, но ото только начало. Стало быть, Бамоан. Ну, конечно, Зумент слишком хитер, чтобы просить самолично. Действует через посредника.

И у него руки чистые. А если Зумент и в самом деле тут не замешан? Бамбан вполне может самостоятельно отколоть такой помер.