Раковый корпус - Солженицын Александр Исаевич
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Его же опять положили зачем-то в стационар.
Сегодня он очень надеялся, что его отпустят.
Подошла высокая сухая Мария с изгасшими глазами. Она несла полотенце. Евгения Устиновна протёрла руки, подняла их, всё так же открытые до локтей, и в такой же полной тишине долго делала накатывающие движения пальцами на шее у Федерау, и, велев расстегнуться, ещё во впадинах у ключиц, и ещё под мышками. Наконец сказала:
– Всё хорошо, Федерау. Всё у вас очень хорошо.
Он осветился, как награждённый.
– Всё хорошо, – тянула она ласково и опять накатывала у него под нижней челюстью. – Ещё маленькую операцию сделаем – и всё.
– Как? – осунулся Федерау. – Зачем же, если всё хорошо, Евгения Устиновна?
– А чтоб ещё было лучше, – бледно улыбнулась она.
– Здесь? – показал он режущим движением ладони по шее наискосок. Выражение его мягкого лица стало просительное. У него были бледно-белесые реденькие волосы, белесые брови.
– Здесь. Да не безпокойтесь, у вас ничего не запущено. Давайте готовить вас на этот вторник. – (Мария записала.) – А к концу февраля поедете домой, и чтоб уж к нам не возвращаться.
– И опять будет «проверка»? – пробовал улыбнуться Федерау, но не получилось.
– Ну, разве что проверка, – улыбнулась в извинение она. Чем она могла подкрепить его, кроме своей утомлённой улыбки?
И, оставив его стоять, а потом сесть и думать, она пошла дальше по комнате. По пути ещё чуть улыбнулась Ахмаджану (она его резала в паху три недели назад) – и остановилась у Ефрема.
Он уже ждал её, книжку синюю сбросив рядом. С широкой головой, с непомерно утолщённой, обинтованной шеей и в плечах широкий, а с ногами поджатыми, он полусидел в кровати каким-то неправдоподобным коротышкой. Он смотрел на неё исподлобья, ожидая удара.
Она облокотилась о спинку его кровати и два пальца держала у губ, как бы курила.
– Ну, как настроение, Поддуев?
Только и было болтать что о настроении! Ей поговорить и уйти, ей номер отбыть.
– Резать – надоело, – высказал Ефрем.
Она подняла бровь, будто удивилась, что резать может надоесть.
Ничего не говорила.
И он уже сказал довольно.
Они молчали, как в размолвке. Как перед разлукой.
– Ведь опять же по тому месту? – даже не спросил, а сам сказал Ефрем.
(Он хотел выразить: как же вы раньше резали? Что ж вы думали? Но, никогда не щадивший никаких начальников, всем лепивший в лицо, Евгению Устиновну он поберёг. Пусть сама догадается.)
– Рядышком, – отличила она.
(Что ж говорить тебе, горемыка, что рак языка – это не рак нижней губы? Подчелюстные узлы уберёшь, а вдруг оказывается, что затронуты глубинные лимфопути. Этого нельзя было резать раньше.)
Крякнул Ефрем, как потянувши не в силу.
– Не надо. Ничего не надо.
Да она что-то и не уговаривала.
– Не хочу резать. Ничего больше не хочу.
Она смотрела и молчала.
– Выписывайте!
Смотрела она в его рыжие глаза, после многого страха перешагнувшие в безстрашие, и тоже думала: зачем? Зачем его мучить, если нож не успевал за метастазами?
– В понедельник, Поддуев, размотаем – посмотрим. Хорошо?
(Он требовал выписывать, но как ещё надеялся, что она скажет: «Ты с ума сошёл, Поддуев? Что значит выписывать? Мы тебя лечить будем! Мы вылечим тебя!..» А она – соглашалась. Значит, мертвяк.)
Он сделал движение всем туловищем, означавшее кивок. Ведь головой отдельно он не мог кивнуть.
И она прошла к Прошке. Тот встал ей навстречу и улыбался. Ничуть его не осматривая, она спросила:
– Ну, как вы себя чувствуете?
– Та гарно, – ещё шире улыбнулся Прошка. – Оци таблетки мэни допомоглы.
Он показал флакончик с поливитаминами. Он уж не знал, как её лучше удобрить. Как уговорить её, чтоб она не задумала резать!
Она кивнула таблеткам. Протянула руку к левой стороне его груди:
– А тут? Покалывает?
– Та трохи е.
Она ещё кивнула:
– Сегодня выписываем вас.
Вот когда обрадовался Прошка! Так и полезли в гору чёрные брови:
– Та шо вы?! А операции – нэ будэ, ни?
Она качала головой, бледно улыбаясь.
Неделю его щупали, загоняли в рентген четыре раза, то сажали, то клали, то поднимали, водили к каким-то старикам в белых халатах – уж он ожидал себе лихой хворобы – и вдруг отпускали без операции!
– Так я здоров?!
– Не совсем.
– Оци таблетки дуже гарны, га? – Чёрные глаза его сверкали пониманием и благодарностью. Ему приятно было, что своим лёгким исходом он радует и её.
– Такие таблетки будете сами в аптеках покупать. А я вам ещё пропишу, тоже попьёте. – И повернула голову к сестре: – Аскорбиновую.
Мария строго наклонила голову и записала в тетрадь.
– Только точно три раза в день, точно! Это важно! – внушала Евгения Устиновна. (Внушение было важней самого лекарства.) – И придётся вам поберечься! Вам не надо быстро ходить. Не надо поднимать тяжёлого. Если наклоняться – то осторожно.
Прошка рассмеялся, довольный, что и она не всё на свете понимает.
– Як то – важкого нэ пиднимать? Я – тракторист.
– А вы сейчас пока работать не будете.
– А чого ж? По бюлэтню?
– Нет. Вы сейчас по нашей справке получите инвалидность.
– Инвалидность? – Прошка диковато на неё посмотрел. – Та на якэ мэни лыхо инвалидность? Як я на ии жить буду? Я ще молодый, я робыть хочу.
Он выставил свои здоровые с грубоватыми пальцами руки, просящиеся в работу.
Но это не убедило Евгению Устиновну.
– Вы в перевязочную спуститесь через полчаса. Будет готова справка, и я вам объясню.
Она вышла, и негнущаяся худая Мария вышла за ней.
И сразу в палате заговорили в несколько глоток. Прошка – об этой инвалидности, на кой она, обговорить с хлопцами, но другие толковали о Федерау. Это разительно было для всех: вот чистая, белая, ровная шея, ничего не болит – и операция!
Поддуев в кровати повернулся на руках корпусом с поджатыми ногами (это вышло – как поворачивается безногий) и закричал сердито, даже покраснел:
– Не давайся, Генрих! Не будь дурак! Начнут резать – зарежут, как меня.
Но и Ахмаджан мог судить:
– Надо резать, Федерау! Они даром не скажут.
– Зачем же резать, если не болит? – возмущался Дёма.
– Да ты что, браток? – басил Костоглотов. – С ума сойти, здоровую шею резать.
Русанов морщился от этих криков, но не стал никому делать замечаний. Вчера после укола он очень повеселел, что легко его перенёс. Однако по-прежнему опухоль под шеей всю ночь и утро, и мешала ему двигать головой, и сегодня он чувствовал себя вполне несчастным, что ведь она не уменьшается.
Правда, приходила доктор Гангарт. Она очень подробно расспросила Павла Николаевича о каждом оттенке его самочувствия вчера, и ночью, и сегодня, и о степени слабости, и объясняла, что опухоль не обязательно должна податься после первого укола, даже это вполне нормально, что не подалась. Отчасти она его успокоила. Он присмотрелся к Гангарт – у неё неглупое лицо. В конце концов, в этой клинике тоже не самые последние врачи, опыт у них есть, надо уметь с них потребовать.
Но успокоения его хватило ненадолго. Врач ушла, а опухоль торчала под челюстью и давила, а больные несли своё, а вот предлагали человеку резать совсем здоровую шею. У Русанова же какая бубуля – и не режут! и не предлагают. Неужели так плохо?
Позавчера, войдя в палату, Павел Николаевич не мог бы себе представить, что так быстро почувствует себя в чём-то соединённым с этими людьми.
Ведь о шее шла речь. У троих у них – о шее.
Генрих Якобович очень расстроился. Слушал всё, что ему советовали, и улыбался растерянно. Все уверенно говорили, как ему поступить, только сам он своё дело видел смутно. (Как они смутно видели своё собственное.) И резать было опасно, и не резать было опасно. Он уже насмотрелся и повыспрашивал здесь, в клинике, ещё прошлый раз, когда ему лечили рентгеном нижнюю губу, как вот сейчас Егенбердиеву. С тех пор струп на губе и раздулся, и высох, и отвалился, но он понимал, зачем режут шейные железы: чтоб не дать продвигаться раку дальше.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Похожие книги на "Раковый корпус", Солженицын Александр Исаевич
Солженицын Александр Исаевич читать все книги автора по порядку
Солженицын Александр Исаевич - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.