Том 1. Тяжёлые сны - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников"

В эти дни толки шли о деле Молина. Передавались нелепые слухи. Не стеснялись в непристойностях, — ими сопровождались всегда разговоры среди учителей, благо дам нет.

Утром в учительской комнате, в гимназии, Антушев, учитель истории, стоя у окна, сказал:

— Наш почетный куда-то катит в коляске.

— Где, где? — засуетился любопытный отец Андрей. Все столпились у окон. Остались сидеть только Логин и Рябов, учитель древних языков, длинный, сухой, в синих очках, с желтым лицом и чахоточною грудью, одна из тех фигур, о которых говорят: «Жердяй! В плечах лба поуже». Он тихонько покашливал, язвительно улыбался и курил папиросу за папиросою с отчаянною поспешностью, слов но от их количества зависело спасение его жизни. Подмигивая, шепнул Логину:

— Устремились, как цветы к солнцу.

— Наш дом на такой окраине, — ответил Логин, — что здесь редко кто проедет.

Знал, что Рябов — большой сплетник и любит, когда сплетничает на кого-нибудь, приписать тому или совершенную небывальщину, или свои же слова.

— А ведь это он к нам! — воскликнул отец Андрей.

— Красное солнышко, — проворчал Рябов, — майорское брюхо.

— А вы, Евгений Григорьевич, его не любите? — спросил Логин.

— Я? Помилуйте, почему вы так спрашиваете?

— Да так, мне показалось.

— Нет-с, не имею причин не любить его.

— В таком случае, прошу извинить.

Рябов подозрительно посмотрел на Логин а, улыбнулся мертвою гримасою, похлопал Логин а по колену деревянным движением холодной руки и шепнул:

— Все мы, батенька, не прочь друг Другу ногу подставить, — только зачем кричать об атом?

— Благоразумно!

Все уселись по местам и говорили вполголоса, точно ждали чего-то.

Минут через пять показался Мотовилов. Он был в мундире. Форменный темно-синий полукафтан, сшитый, когда Мотовилов был потоньше, теснил его. Толстая красная шея оттеняла своим ярким цветом золотое шитье на бархате воротника. Шпага неловко торчала под кафтаном и колотилась на ходу по жирным ногам. Мотовилов имел торжественный вид. На его левой руке была белая перчатка; в той же руке держал он другую перчатку и треугольную шляпу. За ним вошел директор, Сергей Михайлович Павликовский, человек еще не старый, но болезненный, с равнодушным бескровным лицом.

— Пахнет речью! — шепнул Логину Рябов и устремился мимо него к Мотовилову.

Произошло общее движение. Учителя толкались, чтобы пораньше пробраться к Мотовилову. Кланялись почтительно, сладко улыбались и пожимали пухлую руку Мотовилова с благоговейною осторожностью.

— Удостоился и я приложиться, опять шепнул Рябов Логину, — а вы что ж такой гмырой стоите? Видите, стенка какая: и не заметит.

Но Мотовилов заметил, раздвинул толпу жестом необыкновенного достоинства и с протянутою рукою сделал к Логину шага два. Учителя смотрели на Логина с завистью.

— Я особенно рад, — сказал Мотовилов, — что нахожу здесь и вас. Вы познакомитесь с нашим общим делом, к которому направлены наши мысли и, смею сказать, наши чувства. По всей вероятности, вы уже знакомы отчасти с этим.

— Кажется, еще не знаком, — возразил Логин.

— Знакомы, наверное, — я говорю о деле несчастного Молина.

— Ах, это! Виноват, я не догадался, что это — общее дело.

— Вы познакомились с ним через лиц заинтересованных, а теперь послушайте нас, людей беспристрастных.

Мотовилов тяжелою поступью подошел к столу, остановился перед ним и значительно посмотрел на учителей. Логин заметил в руках директора бумагу, большой лист, свернутый трубочкою. Мотовилов заговорил:

— Господа, мне очень приятно, что я вижу здесь почти всех вас. Мы успели составить дружную семью. Если в деле нашего взаимного единения и я моими скромными стараниями мог помочь, то я весьма горжусь этим. Я всегда был того мнения, — и глубокоуважаемый Сергей Михайлович, насколько мне известно, согласен со мною, — что моя обязанность не состоит только в том, чтобы делать взносы. Я решаюсь надеяться на более, так сказать, интимное отношение к вам, господа. Мне кажется, я встречаю на этом пути ваше полное сочувствие. Надеюсь, что я не ошибаюсь?

— Мы все, — льстиво ответил отец Андрей, — очень высоко ценим ваше сердечное участие в наших делах. Да и как не ценить? Вы у нас, может быть, умнейший человек в городе. Я и старик, а с удовольствием слушаю ваши рассказы и поучаюсь, — без стеснения говорю, истинно поучаюсь.

— Краснобаи! — шепнул Рябов Логину. А желтое лицо его, обращенное к Мотовилову, корчилось такою же гримасою низкопоклонства, как и умильные лица остальной компании.

— Благодарю вас, — сказал Мотовилов и пожал руку отца Андрея. — Само собой разумеется, что — такие же отношения пытался я установить и в городском училище. Но в последние годы, к сожалению, мои намерения стали встречать дурную почву. В дружную семью преподавателей вторгся, если можно так выразиться, зловредный элемент. Надеюсь, что мне позволено будет говорить напрямки. Молодые люди часто заражены духом излишнего самомнения.

Мотовилов строго покосился на Логина, и все посмотрели на Логина строго.

— Да, молодежь не всегда достаточно почтительна, — с улыбкою сказал Логин.

— Дело не в одной почтительности. Впрочем, мы, люди старинного покроя, думаем, что и почтительность к людям, достойным уважения, — дело не лишнее. Почтенный инспектор городского училища, Галактион Васильевич, уже не раз выражал желание оставить свое место. Я уговаривал его. Я даже не раз ходатайствовал перед начальством-в частных разговорах, — об его повышении, которого этот честный труженик вполне заслуживает. Мне обещали. И вот, когда явилась возможность, что освободится вакансия инспектора, явилась претензия на нее с той стороны, откуда ее нельзя было ждать, так как нет никаких заслуг и всего года два службы, и возраст слишком ранний. Был в училище и другой кандидат, вполне достойный, — и вот он теперь устранен при помощи возмутительного поклепа.

— Да это — трагедия, — сказал Логин, улыбаясь, — и злодей, и жертва.

— Могу только удивляться вашему… взгляду на этот весьма серьезный предмет, — сказал Мотовилов и значительно поглядел на Логина.

Логин не отвечал. Ненависть к Мотовилову опять начинала мучить его. Мотовилов продолжал:

— Господа, я полагаю, что мы обязаны прийти на помощь нашему собрату

— По картам и вину, — шепнул Рябов Логину.

— Перестаньте шептать, — тихо сказал Логин, ведь он может обидеться.

— Все порядочные люди, с которыми я говорил об этом, думают, что Алексей Иванович — жертва интриги. Вы знакомы с его благородным характером и высоконравственными правилами, и я уверен, что найду в вас такое же сочувствие. Алексей Иваныч совершенно убит, и мы его должны утешить. Вот отец Андрей его видел и подтвердит вам, что он плачет

— Да, плачет, — уныло сказал отец Андрей. Все выразили на своих лицах сочувствие.

— Необходимо вывести дело на свежую воду, иначе это ляжет на нашу совесть. Мы составили коллективное заявление прокурору, что мы все уверены в невинности Молина, что просим освободить его и ручаемся за него всем своим имуществом.

— Берем на поруки, — пояснил директор.

— Попрошу кого-нибудь из вас, господа, прочесть заявление, и затем, кому угодно, пусть подпишет. Только те, кому угодно.

Рябов просунулся вперед и прочел заявление вслух. Все внимательно выслушали, сделали сочувственные лица и потянулись подписываться. В стороне остались Мотовилов, директор, которые подписались раньше, и Логин.

— Очень жалею, — сказал он, — но не могу присоединиться. Как я могу ручаться?

— Ваша воля! — сказал Мотовилов.

— Вот если б насчет выпивки, — по этой части я его знаю. Да и принесет ли это пользу?

— Там не могут не дать веса нашему мнению. Господа, — обратился Мотовилов к другим, круто отвернувшись от Логина, — могу сообщить вам печальную новость: и у нас холера, — вчера захворало двое мужчин и одна женщина.

Учителя испуганно переглянулись.

— Ничего, — ободрительно сказал отец Андрей, — до нас не доберется. Мне кстати прислали бочоночка три очищенной, — славная водка, — милости прошу завтра ко мне отведать.