Пути их к мирам разнообразны до бесконечности и нет им числа! Миллионы бесплотных душ лениво и бессознательно витают в безбрежном пространстве еще не сотворенных миров. Тысячи грубеют в злобе, поглощаются мраком и растворяются в первичных элементах. Но есть небольшое число тех, чья сила увеличивается в падении, чей слабый свет победно сопротивляется мрачной тьме! Они, переходя от усилия к усилию и от жизни к жизни, восходят к чистому источнику бессмертной зари и покоятся в том материнском свете, который озаряет Огонь-Создатель своими невыразимо прекрасными лучами, и оттуда получают они свою божественную власть и владычество над миром.
Подобно телам материальным, души различны между собой. Они мужские, если имеют в себе более отца — Духа-Зиждителя, или женские, если имеют более матери — живого и пластичного Света. И, будучи предназначены сочетаться и жить парами, чтобы отразить в себе совершенное Существо, каждая душа ищет себе подобную подругу… Но сколько ошибок, сколько страданий, сколько тщетных попыток и несчастных жизней!
Мало на земле совершенных браков. Счастливы мужчина и женщина, которые почувствовали при встрече в самом существе своем как бы божественное воспоминание! Счастлив супруг, узнавший и приветствующий свою бессмертную супругу! Ибо связь их священна. Ничто не может их разобщить, ничто не может их уничтожить… потому что они несут в самих себе факел мудрости, знание любви, огонь созидающий и могущество чувствовать, понимать и творить добро.
И я — твоя бессмертная подруга! Я прошла через великие испытания и, вопреки твоей воле, сочеталась с тобой, Фадлан! Ты думал оживить бездушный астрал? Ты оживил его, — но в нем пришла я. И… ничто уже не может нас разлучить, ничто не может нас уничтожить, потому что и мы обладаем могуществом чувствовать, понимать и творить добро. Я уйду теперь, повинуясь твоей воле и желанию. Но близок, близок и твой час искупления! И я приду тогда, победная и сияющая, приду для того, чтобы, как любящая жена, помочь твоей бессмертной душе проникнуть в светлые горние обители. Прощай!
Она вся вспыхнула ярким светом и стала бледнеть, все больше и больше, как бы таять и расплываться в пространстве. Еще мгновение и больше уже ничего не оставалось перед Фадланом.
Только чей-то слабый голос, точно легкое дуновение ветерка, прошептал откуда-то:
— Прощай… прощай!
Фадлан низко опустил голову. Он остался один.
XIV
Ровно в четыре часа дня молодая баронесса Варенгаузен в сопровождении Моравского входила в кабинет Фадлана, где доктор встретил ее с низким поклоном.
На дворе стоял чудный весенний день, и столб горячего солнечного света, врываясь в зеркальное окно, сияющим ореолом окружал молодую женщину. Как это ни странно, но горе только увеличило ее красоту. Черты лица ее стали как будто бы тоньше и все оно как-то одухотворилось: вчерашний беззаботный ребенок превратился в женщину и женщина эта казалась вдвое прекраснее, чем тогда, когда Фадлан увидел ее на балу.
Но все человеческое Фадлана было уже уничтожено, и перед ней стоял только бесстрастный подвижник, полный внимания, участия и желания помочь.
Он внимательно посмотрел на баронессу, посадил ее в кресло и сказал:
— Мой учитель и друг, профессор Моравский, рассказал мне о том, чего вы ждете от меня. Он, может быть, имеет несколько преувеличенное понятие о моих способностях и силе; но, во всяком случае, я попытаюсь быть вам полезным. Я к вашим услугам, баронесса, но вы должны выполнить два условия. Первое очень просто: я прошу иметь ко мне полное доверие, как будто бы я был вашим… отцом.
— Это уже исполнено, доктор, — ответила Варенгаузен.
— Второе условие гораздо труднее: оно требует от вас жертвы, очень трудной для женщины в вашем положении.
— Какая же это жертва?
— Вы должны простить их, простить не только на словах, но от всего сердца и без всякой задней мысли.
Молодая женщина содрогнулась.
— Как?.. Даже ей?
— Ей больше всего, — сурово ответил Фадлан. — Помните, что прощение есть заклятие добра. Вы должны смотреть на вашего мужа, как на больного, как на связанного в буквальном смысле этого слова, так как он сам себе уже больше не принадлежит. Вы должны смотреть на него, как на больного, которому ваши попечения и уход вернут утраченное здоровье. Но что касается до нее, то здесь дело совсем другого свойства. Я имею основание думать, после некоторых общих разъяснений профессора, что она действительно губит две чужих жизни, не сознавая зла, которое делает, и будучи толкаема фатальной силой. Вы должны смотреть на нее, как на несчастную погибшую сестру, отложив в сторону всякий намек на ненависть. Если вы меня понимаете — ваша сила увеличится вдесятеро.
— Простить ей?.. Ей?.. — возмутилась Варенгаузен. — Возможно ли это?
— Если это вам кажется свыше ваших сил, зачем вы ко мне пришли? Я ничего не могу сделать для вас.
Баронесса кусала губы, слезы показались на ее прекрасных глазах. Грудь ее высоко вздымалась, она готова была разрыдаться.
Фадлан покачал головой.
— Можете ли вы питать ненависть к змее, которая вам встретилась по дороге?.. Нет?.. Поступите так же по отношению к этой женщине.
— Вы этого хотите? Это необходимо? — сказала наконец она слабым голосом. — Хорошо! Я не имею против нее никакой ненависти и отказываюсь от какой-либо мести.
— От всей души?
— От всей души.
— Без всякой задней мысли?
Баронесса молча кивнула головой.
— В таком случае, судьба вашего мужа в ваших руках, — медленно сказал Фадлан.
Баронесса улыбнулась сквозь слезы.
— Да! Тысячу раз да!.. Для того, чтобы спасти моего мужа, я сделаю все, откажусь от всякой ненависти. Может быть, ее нужно найти и сказать ей открыто, что я с ней примирилась?
Фадлан приблизился к ней и сказал ей авторитетно и энергичным тоном, но медленно и тихо, как бы запечатлевая слова в ее памяти:
— Да, ее нужно найти.
Баронесса побледнела.
— Я готова.
И она было направилась к двери, но Фадлан ее остановил.
— Нет, нет, погодите. Нужно, чтобы эта женщина не знала о том, что вы предпринимаете. С другой стороны, я должен точно знать сущность тех цепей, которыми она приковала к себе вашего мужа. Этого не могут видеть ваши телесные глава, а между тем, нужно, чтобы вы мне сказали про все, что увидите. Верите ли вы мне решительно, бесповоротно и слепо?
Фадлан говорил с все более и более возрастающей авторитетностью, глаза его горели, на него невозможно было глядеть.
— Да, решительно, бесповоротно, слепо! — пролепетала баронесса.
Доктор подошел к ней с вытянутыми руками; кисти рук его были сложены и направлены на Варенгаузен.
Баронесса испустила легкий крик, губы ее зашевелились, но она не произнесла ни слова и замерла, как статуя, с опущенным и руками и с глазами, устремленными в глаза Фадлана.
Он положил на, ее плечи свои руки и, быстро начертив мизинцем знак на ее лбу, тихо спросил:
— Вы меня слышите?
Губы баронессы чуть дрогнули, и она ответила:
— Да… я вас слышу.
Фадлан отошел немного в сторону от нее и снова проговорил:
— Вы должны отыскать вашего мужа. Где он?
— У нее… у этой женщины… около нее… Боря, Боря! О, Боря!
Она прибавила с невыразимой жалостью:
— Господи, какой он бледный! Как он изменился!
— Я говорил, что она губит две жизни, — пробормотал Фадлан. — Смотрите хорошенько! Хорошенько! — добавил он настойчиво.
Прошло несколько минут.
Вдруг баронесса вскрикнула:
— Он меня увидел! Он меня увидел!
— Хорошо, — сказал Фадлан. — Но пусть она вас не видит и не ощущает вашего присутствия. Понимаете?
— Да.
— Видите ли вы связь, соединяющую эту женщину с вашим мужем?
Баронесса забеспокоилась.
Она видимо испугалась, как бы стараясь спрятаться.
