Фадлан плотно закрыл все занавески, в комнате воцарилась полная тьма.
Затем, шепча молитву, он сделал знак и вытянул свои руки, обратясь лицом к востоку.
Вдруг из центра звезды полились потоки света, целый розоватый столп ярких лучей образовался над ней. А над алтарем, почти под самым потолком, засиял в воздухе двойной треугольник, флуоресцирующий мягким и спокойным светом.
Тогда Фадлан обратился к ним и сказал голосом, тона которого они еще никогда не слыхали:
— Вы войдете в магический круг, не задевая ногами священных символов, которые тут начертаны и которые будут нашей защитой.
Когда они вошли в центральную сферу, он добавил:
— Что бы ни случилось, хотя бы от этого зависела ваша жизнь, вы не можете выходить из круга, кроме того случая, когда я выйду сам. Иначе вам грозит смертельная опасность. Вы понимаете теперь всю важность того действия, к которому я приступаю? Хотите ли все-таки в нем участвовать, что бы ни случилось?
И, приняв их утверждение, он заключил:
— Да будет Господь с нами!
Он присоединился к профессору и баронессе, стоявшим в круге.
Он полной горстью бросил куренья в центр звезды, откуда истекал розовый свет. Куренье задымилось густым облаком и аромат ладана разлился по комнате.
Тогда Моравский заметил, что Фадлан держал в правой руке нечто вроде жезла, а в левой — стальной меч, покрытый странными знаками.
Фадлан вонзил меч в ковер у своих ног и, повернувшись к востоку, лицом к алтарю, громко начал читать великое заклинание древнего царя:
— Да будет владычество державы и силы под моей левой ногой и в правой моей руке! Да почиют слава и вечность на плечах моих и направят на путь победы. И да будут милосердие и правосудие равновесием и полнотой моей жизни и благоразумие и мудрость да увенчают меня. Духи Малшута проведут меня меж двух столпов, держащих на хребтах своих тяжкое строение Храма, ангелы Нетзаха и Хода, укрепите меня на кубическом камне Езода!
О, Джедулаил, о, Джебураил, о, Тинджерет! Бинаил, будь моею любовью, Раух Ходжмаил, будь моим светом! Будь тем, что ты есть и чем ты будешь, о, Кеджарииль…
— Я боюсь, — пролепетала баронесса слабым голосом.
Профессор ободряюще пожал ей руку.
Фадлан продолжал:
— Исхим, служи мне во имя Саддаи, Херувим, будь моей силой во имя Адонаи, Бени-Элохим, будь моим братом во имя силы и благости Зебаота, Элоим, сразись за меня во имя Тетраграмматона, Малахим, защити меня во имя Иеве, Серафим, очисти мою любовь во имя Элоаха, Хазмалим, освети меня полнотою Элои и Хеджинаха!
Аралим, действуй, Офаним, повернись и распространись!
Хаиот Кадоху, кричи, говори, красней! Хадох, Хадох, Хадох, Саддаи, Адонаи, Етджавах, Эиязерие! Халлелу-иаб, Халлелу-иах, Халледу-иах. Аминь… Силы нездешние, приведите врага!..
И в то время, как просящий голос его увеличивал свою мольбу, флуоресцирующий свет вокруг них прогонял тьму, слышались стуки и глухие удары, словно чей-то слабый голос принес откуда-то плачевную жалобу и затих в отдаленном рыдании. В воздухе заблистали неясные огоньки, летавшие по разным направлениям, точно хлопья светящегося снега:
— Я боюсь, — повторила баронесса, прижимаясь к профессору.
Фадлан продолжал Соломоново заклинание.
Мало-помалу бегающие огни соединились, как бы уплотнились и постепенно собрались в подобие человеческого существа. Фадлан прервал заклинание. Баронесса и Моравский вскрикнули в один голос:
— Она!
— Это ты, Аврора? — спросил Фадлан громким голосом.
Призрак колебался, как бы делая усилие, чтобы ответить.
— Если это ты, отвечай на мой вопрос! — повторил Фадлан.
Еще раз светящаяся тень заколебалась, но ответа не последовало.
Фадлан схватил меч и направил острый конец его на призрака, который, казалось, старался его избегнуть, но напрасно: меч коснулся его своим острием и изображение вспыхнуло и расплылось в пространстве подобно тому, как расплывается после грозы истечение электричества с острия громоотвода.
— Нет, — громко промолвил Фадлан, — ты только лживое изображение, пришедшее, чтобы нас обмануть! Я знаю лучше тебя, Аврора, злые галлюцинации и умею с ними справиться. Не надейся обмануть меня лживым изображением, я хочу тебя привести сюда, тебя саму, Аврора, создание зла! И вот, слушай меня, Аврора! Силой Того, Чье имя не дерзает никто произнести, силою Того, пред Чьим невыразимым именем повергается всякое существо в троичности миров, приди!.. приди!.. приди!.. Моя воля того желает!
У баронессы подкосились колени.
— Я больше не могу!
Но профессор, бледный, как смерть, снова поддержал ее, пролепетав:
— Мужайтесь… Мужайтесь! Вспомните о Борисе!
Фадлан по-прежнему вонзил меч у своих ног и, повернувшись к алтарю, возобновил заклинание.
— Аралим, действуй! Офаним, повернись и распространись!
Хаиот Кадоху, кричи, говори, красней! Хадох, Хадох, Хадох, Саддаи, Адонаи, Етшавах, Эиязерие!
Халлелу-иаб, Халлелу-иах, Халлелу-иах. Аминь… Силы нездешние, приводите врага!
Фосфорические искры заблистали в воздухе, снова раздались стуки и стены задрожали от глухих ударов.
Наконец дверь порывисто открылась и снова закрылась, и в комнате появилась Аврора.
— Я здесь.
Воцарилось тяжелое молчание.
— Я здесь, — повторила она с отвращением в голосе. — Я слышала твой зов, Фадлан, и твоя сила притянула меня. Я знаю, чего ты от меня хочешь.
Глаза Фадлана сверкнули и лицо его побледнело.
— Ты на дороге зла, Аврора.
— Какова бы ни была моя дорога, — ответила со злобой Аврора, — что тебе за дело до нее? Какова бы ни была моя дорога, добровольно или не добровольно, но она выбрана мной. Зачем ты стал на моем пути, Фадлан? Возьми себе эту, — она указала на баронессу, — как я взяла его себе!
— Зло начертало на твоем лбу свой знак, несчастная женщина! Но зло царствует только на земле, а здесь повинуются тому, кто повелевает именем добра. И я повелеваю тебе разорвать узы, которыми связала ты свою жертву!
С западной стороны внешнего круга обозначилась туманная светлая фигура. По мере того, как говорил Фадлан, она уплотнялась, росла и среди светящегося облака ясно вырисовалась прекрасная Лемурия.
Сверкающий взгляд ее холодных и бесстрастных глаз был внимательно устремлен на Фадлана, руки сложены на груди, белая вуаль ниспадала с головы до пят и терялась в пространстве.
— Ты мне повелеваешь? — сказала Аврора с ехидной улыбкой. — Сумасшедший! Ты не знаешь, что я смешала твою кровь с моей пред лицом безымянной потусторонней силы. Твоя судьба слилась с моей… Что можешь ты против меня, несчастный?
— Я могу умереть, и ты последуешь за мной.
Лемурия подвинулась по окружности круга по направлению к Фадлану. Он ее не замечал.
— Ты?.. Умереть?.. — вскрикнула в ужасе Аврора.
Но затем быстро оправилась и прибавила:
— Напрасная угроза! Ты забыл, что самоубийство тебе запрещено?
Лемурия пододвинулась еще ближе.
— Да, умереть! — вскрикнул Фадлан. — Самоубийство запрещено, но жертва разрешается, и, так как ты не хочешь…
Он сделал жезлом быстрый знак в пространстве и отбросил сам жезл далеко от себя.
Он увидел Лемурию.
— А, и ты здесь, великая тень? Ты пришла за мной? Я иду… Пусть злобные силы, вызванные тобой, Аврора, уничтожат меня сейчас, и жизнь твоя последует за моей!
И прежде, чем испуганная Аврора могла предпринять что-либо, Фадлан бросился вон из круга, простирая руки к неподвижной Лемурии.
Пламень на алтаре вспыхнул и исчез, исчез и двойной треугольник под потолком. Там, где стояла Лемурия, крутился столб ослепительно белого пламени… Затем он погас и наступила полная темнота.
Баронесса потеряла сознание.
Моравский, забыв об опасности, бросился к дверям, призывая на помощь. Но опасности уже не было, так как жертва Фадлана уничтожила очарование.
