Евгений Онегин. Драматические произведения. Романы. Повести - Пушкин Александр Сергеевич

Как будто колоколом.

(Смотрит в окно.)

                                 Это кто?

Не он ли?

              Так, он, государь.

                                         Подите ж

В ту комнату. Я кликну вас.

Альбер уходит; входит барон.

                                         Барон,

Я рад вас видеть бодрым и здоровым.

Я счастлив, государь, что в силах был

По приказанью вашему явиться.

Давно, барон, давно расстались мы.

Вы помните меня?

                           Я, государь?

Я как теперь вас вижу. О, вы были

Ребенок резвый. Мне покойный герцог

Говаривал: Филипп (он звал меня

Всегда Филиппом), что ты скажешь? а?

Лет через двадцать, право, ты да я,

Мы будем глупы перед этим малым...

Пред вами, то есть...

                                Мы теперь знакомство

Возобновим. Вы двор забыли мой.

Стар, государь, я нынче: при дворе

Что делать мне? Вы молоды; вам любы

Турниры, праздники. А я на них

Уж не гожусь. Бог даст войну, так я

Готов, кряхтя, влезть снова на коня;

Еще достанет силы старый меч

За вас рукой дрожащей обнажить.

Барон, усердье ваше нам известно;

Вы деду были другом; мой отец

Вас уважал. И я всегда считал

Вас верным, храбрым рыцарем – но сядем.

У вас, барон, есть дети?

                                    Сын один.

Зачем его я при себе не вижу?

Вам двор наскучил, но ему прилично

В его летах и званье быть при нас.

Мой сын не любит шумной, светской жизни;

Он дикого и сумрачного нрава –

Вкруг замка по лесам он вечно бродит,

Как молодой олень.

                              Нехорошо

Ему дичиться. Мы тотчас приучим

Его к весельям, к балам и турнирам.

Пришлите мне его; назначьте сыну

Приличное по званью содержанье...

Вы хмуритесь, устали вы с дороги,

Быть может?

                   Государь, я не устал;

Но вы меня смутили. Перед вами

Я б не хотел сознаться, но меня

Вы принуждаете сказать о сыне

То, что желал от вас бы утаить.

Он, государь, к несчастью, недостоин

Ни милостей, ни вашего вниманья.

Он молодость свою проводит в буйстве,

В пороках низких...

                             Это потому,

Барон, что он один. Уединенье

И праздность губят молодых людей.

Пришлите к нам его: он позабудет

Привычки, зарожденные в глуши.

Простите мне, но, право, государь,

Я согласиться не могу на это...

Но почему ж?

                     Увольте старика...

Я требую: откройте мне причину

Отказа вашего.

                      На сына я

Сердит.

            За что?

                      За злое преступленье.

А в чем оно, скажите, состоит?

Увольте, герцог...

                           Это очень странно,

Или вам стыдно за него?

                                    Да... стыдно...

Но что же сделал он?

                                Он... он меня

Хотел убить.

                   Убить! так я суду

Его предам, как черного злодея.

Доказывать не стану я, хоть знаю,

Что точно смерти жаждет он моей,

Хоть знаю то, что покушался он

Меня...

           Что?

                 Обокрасть.

Альбер бросается в комнату.

                                 Барон, вы лжете.

(сыну)

Как смели вы?..

                        Ты здесь! ты, ты мне смел!..

Ты мог отцу такое слово молвить!..

Я лгу! и перед нашим государем!..

Мне, мне... иль уж не рыцарь я?

                                                 Вы лжец.

И гром еще не грянул, боже правый!

Так подыми ж, и меч нас рассуди!

(Бросает перчатку, сын поспешно ее подымает.)

Благодарю. Вот первый дар отца.

Что видел я? что было предо мною?

Сын принял вызов старого отца!

В какие дни надел я на себя

Цепь герцогов! Молчите: ты, безумец,

И ты, тигренок! полно.

(Сыну.)

                                  Бросьте это;

Отдайте мне перчатку эту.

(Отымает ее.)

(a parte [48])

                                       Жаль.

Так и впился в нее когтями! – изверг!

Подите: на глаза мои не смейте

Являться до тех пор, пока я сам

Не призову вас.

(Альбер выходит.)

                       Вы, старик несчастный,

Не стыдно ль вам...

                              Простите, государь....

Стоять я не могу... мои колени

Слабеют... душно!.. душно!.. Где ключи?

Ключи, ключи мои!..

                                Он умер. Боже!

Ужасный век, ужасные сердца!

1830

Пир во время чумы

Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Почтенный председатель! я напомню

О человеке, очень нам знакомом,

О том, чьи шутки, повести смешные,

Ответы острые и замечанья,

Столь едкие в их важности забавной,

Застольную беседу оживляли

И разгоняли мрак, который ныне

Зараза, гостья наша, насылает

На самые блестящие умы.

Тому два дня наш общий хохот славил

Его рассказы; невозможно быть,

Чтоб мы в своем веселом пированье

Забыли Джаксона! Его здесь кресла

Стоят пустые, будто ожидая

Весельчака – но он ушел уже

В холодные подземные жилища...

Хотя красноречивейший язык

Не умолкал еще во прахе гроба;

Но много нас еще живых, и нам

Причины нет печалиться. Итак,

Я предлагаю выпить в его память

С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,

Как будто б был он жив.

                                     Он выбыл первый

Из круга нашего. Пускай в молчаньe