Поцелуй небо (ЛП) - Ритчи Криста

Она кладет голову мне на грудь, и её губы нежно целуют мою обнаженную кожу. Она ничего не говорит, и моя рука опускается на её округлую попку. Я так могу и привыкнуть к этой её уязвимой стороне.

— Думаю, я понимаю, как кто-то может стать зависимым от секса, — тихо говорит она.

— Да, но твоя сестра не занимается таким сексом, — я глажу её по влажным волосам, и мой комментарий пробуждает её почти полностью.

— И откуда ты это знаешь? — она сопротивляется, как будто предполагая, что я спал с Лили. А вот и исчезла эта уязвимая сторона.

Я улыбаюсь.

— Может быть, в следующий раз нам следует двигаться медленнее, — говорю я. — Кажется, все эти эндорфины и гормоны сделали тебя немного...

Её глаза вспыхивают огнем.

— Если ты скажешь глупой...

Я целую её в губы, прерывая её. Она успокаивается, вероятно, больше от усталости, чем от настоящей капитуляции. Она ужасный сабмиссив. Но это то, что я в ней обожаю. Она — настоящий вызов. Мой вызов.

Я смотрю на Роуз, и её глаза теперь едва открыты.

— Я рада, что у меня есть ты, — говорит она мне, прежде чем её веки закрываются, и она засыпает в моих объятиях. Но на самом деле, это я тот, кто должен быть рад.

До Роуз у меня никого не было. Ни настоящих друзей. Ни реальной семьи.

Но теперь у меня есть она. У меня есть люди, которые мне небезразличны. Люди, которых я хочу защитить.

Теперь у меня есть всё.

Единственный недостаток заключается в том, что ты можешь всё это потерять.

32. Роуз Кэллоуэй

Я не могу ходить. Буквально. Мне так чертовски больно, что короткий поход в ванную заставляет меня стонать от боли, но когда я вспоминаю прошлую ночь, я чувствую себя маленькой школьницей, которая не может сдержать ослепительной, легкомысленной улыбки. Раньше я свирепо смотрела на тех девушек, которые пускали слюни на парней. Но теперь я понимаю. Некоторые вещи просто делают вас невероятно счастливыми. Секс определенно сделал это для меня.

Боль стоит этих безудержных чувств. К тому же, нет ничего в мире лучше, чем быть избалованной Коннором Кобальтом.

Он принёс мне завтрак в постель и чередовал поцелуи с покусыванием моей шеи — ощущение, которое я начала любить слишком сильно. Я планирую провести большую часть дня на диване или в заправленной постели, но мне нужно было сходить в ванную, чтобы хотя бы причесаться, умыться — половина моей обычной утренней рутины.

Халат свисает с моих рук, пока я чищу зубы, стараясь держать рукава подальше от струящегося крана. После того, как я прополоснула рот, я вытираю губы полотенцем, и мой взгляд останавливается на бриллиантовом ошейнике. Он великолепен, даже если из-за этого я выгляжу как его домашнее животное. Я застегиваю молнию на своей косметичке с туалетными принадлежностями, и халат спадает с моего плеча. Я тянусь, чтобы поправить его, но замечаю очертания синяка на своей руке.

Я осматриваю остальную часть своего тела, некоторые следы слабые, некоторые более заметны, они располагаются по всей моей груди, рукам, ногам, запястьям, покрасневшим больше всего. Я полностью сбрасываю халат и замечаю след от укуса на своем бедре, отпечаток зубов Коннора. Мои пальцы касаются нежного места, и я улыбаюсь.

Мне нравятся эти синяки.

Они как мои боевые раны.

Я пережила дикий секс.

Я всё ещё не могу перестать улыбаться, даже когда хватаю свои трусики и натягиваю их, мои конечности протестуют против этого движения. Ладно, теперь моя улыбка исчезла. Я морщусь, когда ткань касается чувствительного места, которое не хочет быть тронутым.

Я сердито смотрю на бюстгальтер, который находится на столешнице. У меня болят соски. Левый — красный и истерзанный, прошедший через ад по милости рта Коннора Кобальта. Этот лифчик с таким же успехом мог бы быть железным шипом, а я его ещё даже не надела.

Прежде чем я принимаю это важное решение, дверь ванной открывается, и моя рука взлетает к груди. Только не Скотт. Пожалуйста, только не Скотт.

Я выдыхаю, как только Коннор закрывает за собой дверь.

Я опускаю руку, и он быстро изучает мое тело. Я сосредотачиваюсь на бутылочке с лосьоном, которую он принёс.

— Где ты это взял?

Это средство выглядит дорогим и женским.

— Я купил его в Нью-Йорке перед нашим отъездом, — говорит он почти равнодушно. — Как ты себя чувствуешь?

Я уверенно расправляю плечи и прячу боль с лица.

— Фантастически, — говорю я, проводя пальцами по волосам. — Готова к раунду номер...

Сколько раз мы на самом деле делали это прошлой ночью? Я так раздражена, что сбилась со счёта. Я ведь никогда не сбиваюсь.

Твою мать. Даже мои мысли претенциозны.

Это должно быть, Коннор так воздействует на меня. Или, может быть, я всегда была такой.

— Я буду судить, когда ты будешь готова, — говорит он, опираясь рукой на раковину и наблюдая за мной.

Я бросаю на него взгляд.

— Я думаю, что знаю своё тело лучше, чем ты.

Он с вызовом поднимает брови.

— Спорно, а во-вторых, ты упряма и склонна к соперничеству. Два качества, которые делают тебя ужасным судьей, — он снимает крышку с лосьона и выдавливает его на ладонь.

— Я могу сделать это сама, — говорю я, тут же сожалея о своих словах. Я бы предпочла, чтобы он меня баловал.

— Но самое замечательное в создании этих синяков то, что я могу ухаживать за ними, — он (к счастью) игнорирует мое заявление и втирает лосьон в один из небольших синяков на моем плече, осторожно и нежно, что является полной противоположностью его поведению в постели.

Девушка может привыкнуть к такому.

Он массирует место укуса, и только один раз боль усиливается. Я пытаюсь сдержать гримасу, но, должно быть, безуспешно, потому что он целует это место. Потом он говорит со мной по-французски о повседневных вещах. О Calloway Couture. О Cobalt Inc. О том, что мы будем делать, когда завтра вернемся в Филадельфию.

Забота другого человека никогда не чувствовалась так хорошо.

Когда Коннор заканчивает осматривать мои синяки, он сосредотачивается на месте между моих ног. Он касается меня внизу, и я сжимаю зубы, отказываясь показывать, как сильно у меня всё тянет — и не в стиле «пожалуйста, трахни меня».

— Это нужно снять, — он медленно стягивает мои трусики, скользя ими вниз по моим ногам.

Я держусь за его плечи, когда выхожу из них. Он помогает мне просунуть руки обратно под халат и завязывает его на талии. Шелк нежно ласкает мою кожу, в отличие от хлопка моего нижнего белья.

Коннор смотрит на мой бриллиантовый ошейник и тянется к пряжке.

Я делаю шаг назад, собственнически касаясь кожи на своем горле.

Всё его лицо озаряется, и он сдерживает смех, потирая губы, чтобы заглушить звук.

— Значит, теперь он тебе нравится?

— Это бриллианты, — говорю я, будто он сумасшедший. — И это был подарок. Ты не можешь забрать это обратно.

— Я не собираюсь его забирать, — уверяет он меня. — Я буду хранить его в безопасности, — он приближается, и на этот раз я не отстраняюсь. Он расстегивает пряжку, обнажая мою шею от теплой кожи.

— Почему я не могу оставить его у себя? — тихо спрашиваю я, глядя на его губы. Я наблюдаю за тем, как они двигаются, когда он говорит.

— Потому что ты будешь носить его, только когда я буду играть с тобой, — говорит он. — А сегодня я забочусь о тебе, — он собирает мои волосы в ладонь и втирает лосьон в то место, где пряжка впилась в мою кожу. Его пальцы так умело танцуют по нежным участкам моей кожи.  Я собираю всю свою силу воли, чтобы перестать стонать и подчиняться, как пускающий слюни щенок.

Он закрывает лосьон, кладет ошейник в карман и, не сказав больше ни слова, выходит из ванной. Я хмурюсь, поначалу сбитая с толку. Но затем он возвращается с другим черным футляром, такого же размера, как и вчерашний. Ещё одно колье?

Мои глаза расширяются от волнения.

На этот раз он не заставляет меня умолять. Он просто открывает коробку.