— Что? — грубо спрашивает он.
— У тебя грязные руки, — я сморщила нос.
Он смотрит на меня, вытирая остатки мела об бордовый ковёр.
Я сморщиваюсь еще больше. Мой бедный ковер. Но если бы мне пришлось выбирать между ковром и каблуками, я бы всегда выбирала каблуки.
Он поднимает руки, чтобы показать, что они слегка чистые. Отлично. Придется это сделать. Я снова выставляю ноги, и он застегивает ремешки на лодыжках, пока я пишу Коннору.
Роуз: Я не занимаюсь сексом с обманщиками.
Это должно заставить его ответить правдиво.
Мой телефон пикает, но новое сообщение не от него.
Мама: 2 месяца и 13 дней.
— Кто-то умер? — спрашивает Райк.
Я смотрю на него, нахмурив брови.
— Ты выглядишь расстроенной, — уточняет он, возясь с последней застежкой.
— Беспокойся лучше о моих каблуках, — огрызаюсь я.
Он качает головой и издает короткий раздраженный смешок, после чего встает.
— Закончили, ваше высочество.
Я разглаживаю платье, направляясь к двери.
— Спасибо, — видите, у меня есть манеры. — Постарайся не испачкать диван, пока меня не будет.
Перевод: Иди прими душ.
— Я тоже тебя люблю, Роуз, — говорит он с натянутой улыбкой.
Мои губы поджимаются, когда я выхожу на улицу и спускаюсь по кирпичной лестнице. Лимузин стоит на улице, и мне нужно пройти мимо нескольких охранников, чтобы попасть туда. Лучше бы он написал мне до того как я сяду.
Словно прочитав мои мысли, он наконец-то принял настоящее решение.
Коннор: Трахну. Убью. Женюсь.
Он бы трахнул Дэйзи.
Убил Лили.
И женился на мне.
Он едва дает мне время обдумать это, прежде чем снова отправляет смс.
Коннор: Ло, я, Райк.
Теперь мне нужно выровнять ситуацию.
И сделать это довольно просто.
Роуз: Убью. Выйду замуж. Трахну.
Я посылаю почти такой же ответ, как и он. Теперь, думаю, я готова встретиться с его матерью. Я делаю глубокий вдох. Это не может быть тяжелее, чем признаться в том, что я бы трахнулась с Райком Мэдоузом, или услышала, что твой парень хочет убить твою родную сестру.
По сравнению с этим все будет просто.
Верно?
39. Роуз Кэллоуэй
— Не могу поверить, что я это сделала, — говорю я с широкими, остекленевшими глазами, моя грудь поднимается и опускается так сильно, что кажется, будто я в двух шагах от гипервентиляции. Мы забираемся обратно в лимузин Коннора после ужина, который длился буквально десять минут. Мы даже не успели заказать еду. — Я опустилась до уровня ребенка.
Коннор улыбается, это первая настоящая улыбка за весь вечер. Он берет бутылку шампанского из ведерка со льдом, пока лимузин трясется по дороге.
— Здесь нечего праздновать! — кричу я и шлепаю его по руке, когда он откидывается назад рядом со мной.
— Я праздную тот факт, что ужин закончился на семьдесят минут раньше, чем я ожидал, — его ухмылка охватывает всё его лицо.
Я в недоумении смотрю на него.
— Твоя девушка только что вылила вино на шёлковую блузку твоей матери!
Он пытается сдержать смех. Но ему это не удается.
— Это не смешно, — говорю я. — Она, наверное, стоит целое состояние. Можешь передать ей, что могу я отдать ее в химчистку или заменить на ту, которую она захочет.
Мне не было так стыдно с шестого класса, когда мы поехали в Смитсоновский музей науки. У меня тогда начались месячные, и чтобы сделать это событие ещё более запоминающимся, глупый мальчик показал пальцем и сказал мне, что мой Уран кровоточит [20].
Хотя могло быть и хуже. В этом сценарии я была самой незрелой.
— Я поговорю с ней, — спокойно говорит он. Я выдохнула с облегчением. — Я дам ей знать, что полностью поддерживаю твое решение вести себя как ребенок, и если бы ты этого не сделала, то это сделал бы я.
Я атакую его бицепс своей сумочкой, набрасываясь на него черным клатчем с блестками.
— Ты не помогаешь, Ричард!
Он хватает мою сумочку и отбрасывает её в сторону, прежде чем я успеваю что-то сказать по этому поводу. Затем он передает мне откупоренную бутылку шампанского.
— Пей, — приказывает он.
Я с удовольствием делаю глоток, пытаясь прогнать унизительные воспоминания, которые я создала. Первые две минуты были достаточно сердечными. Она спросила о Calloway Couture, и я рассказала ей, что несколько универмагов заинтересованы в поставках моей одежды. Затем она грубо перевела разговор на мои отношения с Коннором.
Она сказала: — Хотя я и восхищаюсь твоими амбициями, это погубит моего сына.
— Простите? — ответила я, мой позвоночник выгнулся дугой и приготовился к атаке.
— Ему нужно, чтобы рядом был кто-то лучше, чем ты, — уточнила она.
Ее крашеные рыжие волосы вдруг приобрели оживленный дьявольский вид. Я понимала, что она пытается защитить своего сына, и также она оказалась очень прямолинейной женщиной.
Впрочем, как и я.
Я сказала: — Вы думаете, что можете лучше всех судить о своем сыне? Он провел своё детство в школе-интернате.
— Ты думаешь что можешь судить лучше? Ты просто глупая маленькая девочка, — ответила она, отхлебнув белого вина.
Эта фраза сделала своё дело.
Неразумно было с её стороны говорить, что я глупая. И маленькая девочка. Меня называли гораздо хуже, но в её исполнении это было, как удар в живот. И я ударила в ответ. Я порывисто встала и выплеснула свое красное вино на её кремовую блузку.
Её глаза стали большими, как блюдца, и она вскочила со стула в тревоге.
Я замерла.
Коннор утешительно положил мне свою руку на плечо, безмолвно говоря, что всё в порядке.
Катарина поджала губы, но не послала меня к черту и не устроила большую сцену. Собравшись с мыслями, она спокойно положила салфетку и плюхнулась на своё место.
По пути к выходу она подошла к нам и остановилась, чтобы сказать своё последнее слово.
— Сейчас вы думаете, что у вас есть время друг для друга, но когда вы оба станете старше, вы увидите, — она оглядела меня с ног до головы. — Вы оба продолжите этот путь, и поймете, что чём-то придётся. И ваши амбиции всегда будут превосходить друг друга. И ты, Роуз, будешь той, кто отправит своего маленького сына в школу-интернат. Годы пролетят как минуты, и когда ты поймешь, что всё упустила, на тот момент будет уже слишком поздно.
С этими словами она прошла мимо меня и Коннора к двери.
Эта женщина была так полна сожалений, и её слова вдруг стали меньше похожи на оскорбление и больше на предупреждение. Мои щеки горели. И до сих пор горят. Я чувствую себя такой глупой. Как маленькая девочка, которой она меня назвала.
— Она меня ненавидит, — говорю я, щипая переносицу после того, как отпила шампанского.
Он выхватывает бутылку из моих рук.
— Она больше ненавидит себя, — отвечает он. — В последнее время она очень ностальгирует. Ты просто застала её в неудачное время.
— Если бы я отказалась от своей работы ради тебя, я бы ей понравилась больше? — спрашиваю я его.
— Да, — отвечает он. — Но мне бы ты нравилась меньше. Ты не можешь угодить и мне, и моей маме. Ты можешь сделать счастливым только одного из нас.
Я сужаю глаза. Мне не нравится этот факт. Я хочу немедленно раздавить его.
Но Коннор наклоняется ближе, его рука лежит рядом с моим бедром на кожаном сиденье, и я чувствую запах сладкого шампанского на его дыхании. Его знойный взгляд буравит мое тело.
