Младший советник юстиции(Повесть) - Карелин Лазарь Викторович

Только вечером, обсудив с сотрудниками прокуратуры план работы на ближайшие дни и выслушав доклады помощников о вновь поступивших делах, Трофимов пошел домой.

Вечерние улицы теперь уже не казались ему незнакомыми. В сгущающейся темноте Трофимов ясно ощущал жизнь города, и жизнь эта, трудовая, многообразная, была совсем не похожа на жизнь заштатного городка бывшего уезда, как пренебрежительно отозвался о Ключевом Глушаев. Это радовало.

Но многое было непонятно Трофимову: центр богатейшего района, на территории которого разрабатывались величайшие в мире калийные месторождения, где рубили и сплавляли лес, изготовляли тончайшие сорта бумаги, строили асбестовый завод и нашли нефть, центр района, славившегося на весь Урал богатством своих колхозов, — Ключевой мог и должен был расти быстрее.

«Что же мешает росту города?» — спрашивал себя Трофимов. Временами ему казалось, что он уже близок к ответу, но опыт подсказывал, что не следует спешить с выводами, что, тщательно подобрав факты, надо еще и еще раз взвесить все доводы «за» и «против».

Сегодня, как и в первый вечер, когда Трофимов пришел к Беловым, ярко светились большие окна их дома. Но теперь это были уже и его окна.

Невольно для себя, он ускорил шаги, быстро поднялся по крутым ступенькам крыльца и постучал громко, нетерпеливо, как стучал когда-то там — в Полтаве: один долгий и два коротких, торопливых удара. Но вот постучал так вот — по-старому и вдруг с горечью вспомнил, как радостно отзывались на этот стук каблучки бегущей отворять жены, как распахивала она дверь, не спрашивая, уверенная, что стучит муж.

А в прихожей уже слышались легкие шаги, и Трофимов безошибочно узнал по ним Марину.

Девушка открыла дверь, не спросив, кто это, словно по стуку догадалась, что пришел Трофимов.

— Что с вами? — вглядываясь в побледневшее его лицо, тревожно спросила она.

Трофимов отозвался не сразу. Да и что мог он сказать ей? Как мог объяснить это случайное совпадение, такое неуловимое и горькое?

— Заработался, — сказал он и, не глядя на Марину, быстро прошел в дом.

В столовой за обеденным столом сидела Евгения Степановна, а рядом с ней, перед большим глобусом, стоял белобрысый мальчуган лет двенадцати.

— Так как же ты поплыл бы из Ленинграда в Австралию? — спрашивала у него Евгения Степановна. — А, Сергей Прохорович! — радушно сказала она. — Сегодня хоть к ужину поспели. Сейчас буду вас кормить. — Евгения Степановна поднялась и вышла из комнаты.

— Ну, так как же ты поплывешь в Австралию? — подсел к мальчику Трофимов.

— Это мамин лучший ученик, — сказала Марина. — Он только одним и занят — как проплыть из Москвы во Владивосток или из Петропавловска в Батуми. Моряк!

— Дяденька, мне Евгения Степановна говорила, что вы недавно из Москвы приехали, — с любопытством разглядывая Трофимова, сказал мальчик. — Вы как добирались: водой или на поезде?

— На поезде. Разве водой сюда доберешься?

— Конечно! — с чувством превосходства сказал мальчик. — Очень даже просто. От Москвы по каналу до Волги, потом по Волге и по Каме, а от Камы до нас по Ключевке всего пять километров.

— Совсем близко, — рассмеялся Трофимов. — В другой раз так и сделаю.

— Скажите, вы в Москве на стадионе «Динамо» часто бывали? — спросил мальчик.

— Не очень часто, но бывал.

— А вы за кого болеете?

— Я? Пожалуй, за команду ЦДКА.

— А почему?

Марина, накрывавшая в это время на стол, с улыбкой прислушивалась к их разговору.

— Наверное, потому, что я еще недавно был военным, — ответил Трофимов.

— Ну-у, это узкий подход, — разочарованно протянул мальчик.

— А ты за кого болеешь?

— Я за московскую команду «Торпедо».

— Почему?

— А потому, что они настоящие, — убежденно сказал мальчик. — Сильных бьют, а слабым поддаются.

— Согласен: твой подход куда шире моего, — ласково обнял мальчика Трофимов. — Как тебя зовут?

— Коля.

— Моего звали Андреем… А ведь и у меня, Марина Николаевна, сейчас был бы такой вот… — сказал Трофимов. — Война.

Марина с сочувствием посмотрела на Трофимова.

«Не об этом ли вспомнил он и там, на крыльце? — подумала она. — Да, наверно, об этом…»

Нет, видно, не так-то просто, как это казалось Марине до сих пор, шел он по жизни. Такой большой и сильный, такой, пожалуй, уж слишком внутренне подтянутый, Трофимов внезапно представился девушке в ином и неожиданном для нее свете.

Спокойный, уверенный, даже слишком уверенный в себе, как думала Марина, человек этот сидел сейчас перед ней печальным, подавленным, и рука его мимолетно касалась головы притихшего мальчугана.

«Вот всегда я так! — подосадовала девушка. — Составлю себе мнение о человеке по первому впечатлению, по первому разговору и думаю, что мне уже все в нем ясно, что весь он передо мной, как на ладони. А на самом-то деле…» — И Марине вдруг очень захотелось сказать Трофимову сейчас что-нибудь хорошее, простые ласковые слова, которые давно звучали в ней, хотя она и сама не знала, кому они предназначены.

Вошла мать.

— Евгения Степановна, — встрепенулся Трофимов и, точно радуясь новому направлению своих мыслей, поспешно встал и подошел к Беловой, — сегодня я узнал, что Николай Николаевич одно время работал над проектом будущего Ключевого. Скажите, у вас сохранились его бумаги?

Мать и дочь переглянулись. По их напряженным лицам Трофимов понял, что его вопрос удивил и взволновал их. Может быть, заговорив о проекте Белова, он совершил бестактность, проявил неуместное любопытство?

— Простите меня, — огорченно сказал он. — Видимо, я некстати затеял этот разговор… Но меня очень интересует проект Николая Николаевича.

— Вы что же, хотите с ним всерьез ознакомиться или просто посмотреть, что это такое? — спросила Евгения Степановна.

— Я надеюсь найти в этом проекте ответ на чрезвычайно важный для меня вопрос.

Евгения Степановна взглянула на дочь:

— Как ты думаешь, Марина?

Марина ничего не ответила и лишь кивнула головой.

— Пойдемте! — Евгения Степановна решительно обернулась к Трофимову: — Все бумаги мужа в вашей комнате. Я вам их достану.

22

Было далеко за полночь. Трофимов закурил и, вслушиваясь в доносящиеся с Камы далекие гудки пароходов, подошел к распахнутому окну. Вспомнилось, как вместе с Рощиным и Чуклиновым стоял он у окна после их ночного разговора в райкоме. Вспомнился и весь этот разговор, вернее, то, что услышал тогда Трофимов от Рощина.

С того вечера прошло не так уж много времени, но для Трофимова каждый час его жизни в Ключевом был заполнен столькими делами, что день вырастал в неделю, а неделя казалась месяцем. И вот сейчас, размышляя над тем, что он узнал за эти дни, размышляя о своей работе, Трофимов понял, что он подошел наконец к ответу на волновавший его вопрос: «Что же затрудняет дальнейшее развитие района?» В поисках ответа ему сначала помог Рощин. Ответ на этот вопрос заключался в сотнях писем, адресованных жителями района в прокуратуру. Ответ на этот вопрос давала повседневная работа прокурора и его помощников по общему и судебному надзору за соблюдением советских законов. Ответ на этот вопрос заключался в груде чертежей и стопке исписанных листов бумаги, которые лежали сейчас на письменном столе.

Трофимов вернулся к столу и, точно желая еще раз проверить себя, перечел мелко исписанный, со следами многих пометок и уже пожелтевший от времени листок бумаги. Это не был рассказ ревнителя старины о достопримечательностях города, о его воздвигнутых еще в XVI веке церквах и о соляных промыслах времен Ивана Грозного.

Пожелтевший от времени листок повествовал о будущем. Горячие и светлые мысли влюбленного в свой край человека, его думы, его мечты — вот что узнал Трофимов, вчитываясь в неразборчиво написанные слова.

«Древний Ключевский посад, — читал Трофимов, — в котором еще сохранились церковные здания шестнадцатого столетия, крепостные башни, монастырские подземные ходы и купеческие амбары-крепости — этот наш древний город в годы советской власти оказался в центре необычайно богатого в промышленном отношении района. Достаточно упомянуть о залежах калийных солей, превышающих такие, как Страссфурт (Германия), Соляная долина (Абиссиния), Калиш (Польша) и Мертвое море (Палестина). Это к югу от Ключевого. К северу же и в других направлениях найдены богатые залежи меди, горючих сланцев, возможна нефть. Город заключен как бы в огромное кольцо, усыпанное драгоценными камнями. Все это, безусловно, определяет и его будущее. Город, который неузнаваемо вырос за годы сталинских пятилеток, теперь, после войны, начнет расти еще быстрей. Обратимся же к плану будущего, вернее, завтрашнего Ключевого. Посмотрим на его новые окраины, шоссейные дороги, административный центр…»