Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович

Не ответив Генке, я рысью устремился под деревья, что росли у нас со стороны торцовой части дома, и только там перевел дух.

Под деревьями — площадка, на которой автомобилисты-частники ставили свои машины. По утрам они дружно прогревали моторы, разводя трескотню и бензинную вонь на всю округу. Вот в кого надо бы дяде Коле кидаться цветочными горшками, а вовсе не в наше «собачье царство». И сейчас на этой площадке какой-то любитель прогревал свой «Москвич».

Не подумав, я с ходу забежал за этот «Москвич» и присел за ним так, чтобы меня с клеткой не было видно. Но автолюбитель пофыркал, пофыркал мотором, со скрежетом включил скорость и уехал, а мы с Жако остались, как на блюдечке, на всеобщее обозрение, к немалому удовольствию Генки. До меня донесся его ехидный смешок.

Пришлось вскакивать с корточек и бежать за угол дома.

Выглянув из-за угла, я понял, что удрал вовремя: дверь нашего подъезда распахнулась и пропустила маму, тетю Клару и бабушку, нагруженных чемоданами и узлами. Как раз бабушка застряла в двери с каким-то огромным узлом, неся его перед собой.

Мне, конечно, стало интересно: забыла она или не забыла о пружине?.. Точно, забыла. Дверь так поддала ей сзади, что бабушка вместе с узлом, словно воробей, прыгнула двумя ногами вперед, очутившись у самого края тротуара. Она так разозлилась, что тут же обернулась и, в сердцах плюнув, в последний раз обругала нашу дверь. «В последний» — потому что сама сказала: «Ноги моей больше у вас не будет».

Генка в это время подошел и стал рядом со мной, тоже наблюдая, что там происходит у подъезда.

— Ну так отдаешь за рубль?.. А то даром возьму, — так же лениво, но вместе с тем ужасно уверенно сказал он.

— Зачем тебе покупать? Даром бы и брал, — огрызнулся я.

— А очень просто, — пояснил Генка. — Рубль получишь — вслед орать не будешь. А так — возьми у тебя клетку, тут же завопишь, я, мол, на минутку оставил!..

Крыть мне было нечем. У этого нахала все расписано как по нотам. А ведь здорово все рассчитал! Попробуй возьми он клетку с тротуара. Я, конечно, заору так, что и дворники и милиционеры сбегутся. А за рубль, хоть и мало радости, но все-таки рубль…

— Нет у тебя ни стыда, ни совести, — сказал я. — Такого попугая за пятнадцать рублей продаешь!

— Очень хороший попугай, — заверил меня Генка. — Всего шестой раз продаю, а уже швейцарские часы купил…

Всякие события возле нашего дома еще не закончились, и поэтому я снова выглянул из-за угла.

Мама, тетя Клара и бабушка, выстроившись вдоль кромки тротуара, махали руками, пытаясь остановить проносившиеся мимо машины. Тут же, на асфальте, стояли вещи. Ближе других я видел спортивный саквояж с надписью по-английски «Шлезингер». Из отделения для ракетки свисали шелковые бретельки, а сам саквояж так раздулся, как будто затолкал в свои защечные мешки по крайней мере два тюфяка.

Подумав о защечных мешках, я вспомнил своих милых хомячков, и мне стало так горько, что слезы сами навернулись на глаза. Сквозь них я увидел, что вслед за мамой и бабушкой с тетей Кларой из подъезда вышел папа. Как ни был он расстроен, а дверь придержал. Папа подошел к маме и что-то сказал.

В это время тете Кларе удалось остановить «зеленый глазок», и мама, не ответив папе, а за нею тетя Клара с бабушкой, вперемежку с вещами не сели, а прямо-таки ввалились в такси.

Бежевая «Волга» с шашечками на бортах присела на задних лапах, как леопард, потопталась немного на месте, словно перед прыжком, и с визгом рванулась вперед.

Из подъезда вышел дядя Коля, подошел к папе и поднял руку, чтобы остановить следующую машину, но папа что-то ему сказал, и дядя Коля только рукой махнул.

И тут я решился. Вмиг подскочив к Генке, я вцепился двумя руками в его курточку и закричал что было силы:

— Папа! Дядя Коля! Скорей! Я его поймал!..

Каждую секунду я ждал, что Генка вот-вот врежет мне в переносицу и побежит, но тот и не думал ни драться, ни бежать, хотя с перепугу я его довольно основательно тряс.

— Дура!.. Чего орешь?.. Я ведь сам пришел, — сказал он спокойно.

Это была истинная правда, но я все-таки держал этого жулика, пока не подошли папа и дядя Коля.

— А-а… Великий коммерсант, — не очень добрым голосом сказал папа. — Прямо скажем, все задания выполнил на пять с плюсом и себя не забыл…

— Доброго здоровья, — приветствовал его Генка и демонстративно растопырил руки, показывая этим, что он не причинил мне никакого вреда.

— Вот он, твой кадр, нам такого попугая всучил, — пояснил папа дяде Коле.

— Нашего Жако шестой раз продает, а на нечестные деньги швейцарские часы купил, — тут же вставил свое слово и я.

— Хотите покупаете, хотите — нет, — спокойно возразил Генка. — Дело торговое. На попугаев гарантийный срок не дают…

— Что верно, то верно, — согласился папа. — А вот как насчет денег за сапоги, вот это ты мне еще не разъяснил.

— Пожалуйста!.. Принес ваши деньги!.. — спокойно сказал Генка.

— За попугаем он пришел, а не деньги принес! — с возмущением сказал я. — Рубль мне предлагал!..

— Не хочешь, не продавай, — сказал Генка и передал папе пачку красных десяток.

Папа с недоверчивым видом пересчитал деньги и положил их в карман.

Дядя Коля не выдержал и напустился на Генку:

— Я тебе чего говорил? А ты чего? Людмилины сапоги я тебе давал? Ей же и продать велел! А откуда у тебя взялись сапоги Клары? Те, что зеленые?..

— Какой еще Клары? Эти зеленые сапоги у меня с нового года лежат…

— Ну вот, пожалуйста, что ты с него возьмешь? — чуть не плача, сказал дядя Коля.

— Ты за него поручался, тебе и решать, — ответил папа. — А привлечь его к ответственности стоит, хотя бы как хозяина попугая.

— Что вы! — возмутился Генка. — Никакой я не хозяин! Один гражданин попросил меня продать, я и продал! Я, что ли, вашего попугая ругаться научил?

— Но ведь кто-то учил его?

— Вот и ищите! — огрызнулся Генка. — На то вы и почетный дружинник и общественный воспитатель!

— И найду! — заверил его дядя Коля. — Потому как не могу допустить, чтобы всякие хулиганы попугаев ругаться учили.

— Желаю удачи!

— И найду!.. Я, брат, заказы в разных квартирах принимаю. Кое-какие слова из тех, что попугай выкрикивает, от самых уважаемых людей слышал!.. «Бенефис», «ангидрид…» Вот что, Гена… Пойдешь сейчас со мной и честно покажешь, кто тебе в первый раз попугая дал продать, а кто во второй и в третий… А вернешься, будем еще разбираться, как сапоги Клары к тебе попали.

— Разбирайтесь на здоровье! — сказал Генка. — По-вашему, у одной только Клары во всей Москве зеленые сапоги…

И опять-таки крыть дяде Коле было нечем: очень уж ловким оказался этот Генка! Скользкий, как налим, и за хвост не ухватишь…

— Сбежит он, — сказал папа.

— Никуда не сбежит… (Я видел, что дядя Коля уже «завелся».) Клетку я сам понесу… Гена у нас человек сознательный: он не захочет, чтобы о нем худое думали… А найдем тех, кто птице всякого мусора в башку натолкал, пригласим участкового, двух понятых, дворника, составим протокол и за нарушение общественного порядка виноватому пятнадцать суток и вкатим.

— Дядя Коля! Возьмите и меня с собой! — взмолился я.

— А в школу за тебя кто пойдет учебники получать? — сказал папа.

И дядя Коля поддержал его.

— Ты этой попугайной гадости и дома наслушался, — сказал он. — А мы с Геной и сами управимся… Гена!.. Поехали!..

— О чем разговор, дядя Коля, поехали! — что-то уж очень охотно согласился Генка. — Только и попугая с собой возьмем!

— А это уж само собой. Он у нас и есть главный прокурор-обвинитель…

Я знал: дядю Колю медом не корми, дай только покрасоваться общественным инспектором, навести порядок. Мне же покою не давало хитрое, затаившееся выражение лица Генки.

— Ну па… Ну пожалуйста, — попробовал было я поныть…

— По-моему, все ясно сказано, — твердо ответил папа. — И поторопись. Получишь книжки, возвращайся сюда. Вовсе не обязательно учебники на Преображенку тащить.