На широкий простор - Колас Якуб Михайлович

— Был он тут, а теперь нет.

— Ты его женка? — напрямик спрашивает Талаш.

Женщина приходит в замешательство.

— А вы что за человек?

— Да такой, можно сказать, как и твой Марка.

— А вы откуда знаете, что он мой? А может, и не мой?

— А я по твоим глазам вижу.

Молодица, чтоб не сказать чего-нибудь лишнего, вдруг меняет тактику.

— Такому старому, как вы, не стоит заглядывать в мои глаза.

Дед Талаш усмехнулся:

— Мне глаз твоих не нужно, милая, мне нужна твоя правда.

— Нет теперь правды нигде, — хмуро отвечает молодица.

— Какая-никакая есть. Вот, может, ты и скажешь мне правду: есть тут легионеры или нет?

— А где их нет теперь? — В голосе женщины слышится возмущение. — Повсюду набились, чтоб их хвороба перебила!

— А много их тут у вас?

— В каждой хате по два, по три стоят. А у меня уже и хаты своей нет. Все забрали. Скотину из хлева увели…

Разговорилась молодица. Призналась, что ходила к уездному комиссаржу искать правду, — так ей посоветовали люди. Многое узнал дед Талаш из беседы с женщиной. Рассказала она ему, что в местечке, где находилась резиденция уездного комиссаржа, легионеров еще больше, чем в деревне, что у них там и машины разные стоят. А эти машины ездят и стреляют.

Нельзя сказать, чтобы эти вести обрадовали деда Талаша. Он знал, что освобождение Панаса потребует много времени, что это дело не такое легкое и простое, особенно после недавних событий — разоружение конвоя, захвата легионеров в Веркутье. Сильно обеспокоило деда сообщение женщины о машинах, которые ездят и стреляют. И все ж таки дед Талаш не пал духом. Во-первых, надо проверить слова молодицы и по-настоящему разведать, каково положение в местечке. Во-вторых, надо посоветоваться с Букреем. Была еще надежда и на Мартына Рыля и на его людей, которых он обещал привести с собой. Словом, если посоветоваться и все обсудить, можно до чего-нибудь и додуматься.

Он распрощался с молодицей. На прощание сказал ей:

— Увидишь своего Марку, скажи ему, пускай не слоняется один, а идет к нам да людей с собой пускай ведет.

Дед Талаш назвал Мартына Рыля, который под командой Марки принимал участие в разоружении польского конвоя и отобрал у капрала карабин. Сказал, где и как найти Мартына.

Деду очень хотелось привлечь в отряд такого находчивого человека, как Марка Балук.

Дед Талаш и Нупрей устроили небольшое совещание. Нупрей держался того же взгляда. Верить можно только тогда, когда все увидишь своими глазами. И они снова повернули в лес и начали осторожно продвигаться в сторону местечка. Местечко это теперь имело какую-то власть над дедом Талашом, притягивало его к себе и в то же время пугало.

Одна незначительная на первый взгляд вещь привлекла их внимание. В лесу виднелись следы человеческих ног. Промежутки между ними говорили о том, что человек, оставивший эти следы на снегу, быстро бежал. А что особенно бросалось в глаза и заставляло насторожиться — это красные пятна, расплывшиеся на мокром снегу. Не оставалось сомнений, что это кровь. Дед Талаш и его спутник сильно заинтересовались этим обстоятельством. Деда взволновали кровавые следы. Чтоб успокоить его, Нупрей высказал предположение, что это, наверное, охотник гнался за подстреленной дичью.

— А где же, голубе, след дичи? — спросил дед Талаш.

Предположение Нупрея отпадало.

— Нет, парень, дело тут похуже: это кровь того, кто бежал. Давай пойдем по следу.

Хотя, идя по следам, они отдалялись от местечка, их возбуждение не ослабевало. Дед Талаш чувствовал какую-то неясную тревогу в сердце. Шли они так с полчаса. Следы показывали, что человек бежал неравномерно. Видно было, что он выбивался из сил, иногда прекращал бег, шел замедленным шагом, чтобы отдохнуть и перевести дыхание. Наконец следы свернули под густую толстую ель, где почти не было снега.

Дед Талаш и Нупрей начали осматривать место, где недавно лежал человек. Утоптанная земля свидетельствовала, что человек разгреб снег, чтобы прилечь в затишном месте. Ямка возле корня показывала, что человек, когда лежал, опирался на локоть. А в том месте, где были его ноги, темнело кровавое пятно. Из этого дед Талаш и Нупрей сделали вывод, что кровь у человека шла из раны на ноге. Следы были совсем свежие.

Закончив осмотр места, снова двинулись по следу. Правая нога человека ступала твердо, а след левой был неполный, человек сильно хромал. Видно, человеку трудно было идти. Следы снова свернули в сторону густого молодого ельника. Туда, продираясь сквозь засохшую снизу завесу еловых ветвей направился дед Талаш и Нупрей.

— Стой! Кто-то лежит! — тихо и встревоженно сказал дед Талаш и остановился.

Неподвижная человеческая фигура виднелась на снегу. Человек лежал скорчившись, уткнувшись головой с низко надвинутой шапкой в старенький кожушок. Лица его не было видно.

И вдруг задрожал дед Талаш. Глаза его широко раскрылись, ужас исказил лицо. Он рывком бросился вперед.

— Панас! — вырвался глухой крик из груди старика, и он наклонился над сыном.

Панас не пошевелился.

— Сынок, сынок мой! — Дед Талаш упал на колени перед сыном. — Не пожил ты еще на свете! — восклицал он, обезумев от горя.

Нупрей пощупал рукой Панаса.

— Он живой еще. Только обомлел.

Нупрей засуетился, бросился разводить костер, а дед, казалось, ничего не слышал и не понимал. Он только тормошил сына, будил, звал его, но Панас не подавал никаких признаков жизни. Охватил дед голову руками и с безмерным страданием глядел на Панаса. Нупрей живо раздул пламя, наломал еловых веток, разложил их возле костра, застлал ветки волчьей шкурой.

— Перенесем его сюда.

— Спаси, спаси его, Нупрей!

Панаса уложили на шкуру. Нупрей снял с себя кожух, накрыл Панаса и быстро принялся разувать окровавленную ногу паренька. Левая нога была прострелена выше колена, но кость, видимо, осталась неповрежденной. Панас изнемог, потерял много крови и лишился сознания от голода, холода и страха. Нупрей расстегнул воротник Панаса, стал растирать его тело, отогревать. Панас чуть-чуть пошевелился и слабо застонал.

— Жить будет! — весело заявил Нупрей.

Радость охватила деда Талаша.

— А, штоб ты сказился! — радостно откликнулся он на слова Нупрея, громко высморкался и вытер глаза.

Согрелся Панас возле костра на волчьей шкуре под кожухом и пришел в себя. Страх и удивление выразились сначала на его лице. Но эти чувства сразу же сменились радостью, когда он увидел своего старого отца и улыбающееся лицо Нупрея.

— Ну, вот и ожил, хлопец! — воскликнул Нупрей.

— Болит нога?

— Ерунда! — отозвался Панас. — Вот сейчас поднимусь и пойду.

Он попробовал улыбнуться и шевельнул больной ногой, но тут же лицо его исказила гримаса боли. Нога распухла, идти он не мог.

— Ах, сынок, сынок! — говорил взволнованный Талаш. — И повоевать ты нам не дал за себя. А мы уже готовились. Ну, и слава богу, что все так обернулось. И ты живой, хоть немножко и похромаешь.

— Ничего, до свадьбы заживет, — пошутил Нупрей.

Ногу промыли. Потом осмотрели рану, завязали, как могли и чем могли. Нупрей привел в порядок заскорузлые от крови штаны Панаса, обтер их снегом и высушил у костра. Словом, Нупрей проявил способности врача и санитара. Все он делал с сознанием важности своей работы; от этого и самому ему было приятно. Дед Талаш накормил Панаса хлебом и салом, поджарив сало на прутике над огнем. Подкрепившись, Панас почувствовал себя значительно лучше, но идти он еще не мог: от ходьбы рана могла начать снова кровоточить.

Нупрей и дед Талаш приняли это во внимание.

— Мы его понесем, — решил Нупрей.

— Разве только по очереди.

— Носилки сделаем!

Нупрей был солдатом и знал, как носят раненых.

Он взял у деда топор, срубил два легких сухих деревца, обтесал их. К жердям привязал волчью шкуру. Получились неплохие носилки, пригодные для того, чтобы нести на них Панаса.