За Дунаем - Цаголов Василий Македонович

—      Мы умрем с голоду... Не могу я больше видеть, как ты мучаешься.

—      Твой отец не сказал бы таких слов,— заломила руки мать.

Отвернувшись от сына, она постояла молча и быстро пошла в дом. Проскрипела дверь мазанки. Знаур неторопливо направился в саклю, нашел в углу пустой хордзен, сдернул с деревянного костыля бурку. Бросив ее на плечо, а хордзен сунув под мышку, оглядел двор. И тут перед ним выросла мать.

—      Прокляну,— сдавленным голосом прошептала она.— Прокляну тебя. А теперь иди! Бабу ушел, теперь ты? Убегаете, сыновья, а дом на женщину оставили?

Так и стояли мать и сын посреди двора, а Ханифа украдкой смотрела на них из мазанки и плакала.

34

Земля, на которой каждую весну сеяли горцы ячмень, приняла не одну человеческую жизнь. С тех пор, как предок Царая прикатил гранитные глыбы и обозначил ими границы своего участка, прошли многие годы. Кажется, камни, что застыли на углах участка, подобно боевым башням, пустили в землю корни.

Земля...

С какой надеждой сотни горских семей переселились в долины, и все же земли не хватало. И не кому-нибудь, а горцам. Бедняк неистово молился богу и совершал бесчисленные жертвоприношения. Но всевышний не слышал его молитв. Видно, он разбирался в людях.

Царай тоже совершал обряды и терпеливо ждал, когда же бог обратит на него внимание. А так как бог не откликался, то ему не оставалось ничего другого, как сеять на своей пашне и с трудом сводить концы с концами.

Царай с утра ушел из дома. Он побывал у соседа Тарко, потом заглянул на мельницу, оттуда завернул на пашню. «Корзинок бы сорок надо принести земли. Да только откуда? Может, в лесу поискать? И разрешит ли сход?» — Царай направился на противоположный северный склон, заросший кустарником, да чей-то голос заставил его оглянуться.

—      О, Царай, не думаешь ли ты, что за ночь у тебя стало больше земли?

—      А, это ты, сосед? Да услышит бог твои добрые слова!

—      Тогда я не стану завидовать тебе, Царай. Где ты возьмешь столько волов, чтобы вспахать всю землю? А потом, не забудь, тебе придется плести сапетки. Надо же где-то хранить ячмень, а у тебя всего четыре старых плетеных корзины. Э, на меня не надейся, сам ломаю голову, не знаю, куда буду ссыпать зерно.

К Цараю подошел мужчина лет сорока, стянул с головы войлочную шляпу, вытер ею горбатый нос, потом помахал перед вспотевшим лицом.

—      Эх-хе, а я, Царай, завидую тем, кто переселился в долину,— сказал горбоносый и, подоткнув под ремень потрепанные полы выгоревшей черкески, присел

201

на корточки.— Давай и мы двинемся отсюда. Может, .ты подумаешь?

—      Не хочу быть ишаком у кого-то,— Царай опустился рядом с горбоносым.

—      А ты думаешь, я во сне вижу баделят? — буркнул тот.— Ты мне скажи, какого черта осетины кланялись русскому царю в ноги? А? Теперь надо и русскому царю угодить, и баделятам услужить.

—      Тугановы не ходили к царю, они сидели дома и ели шашлык с кабардинскими князьями. А теперь у них земли больше, чем у всех осетин. Я тоже не знаю, зачем только мы роднились с русским царем?

Горбоносый с силой ударил кулаком по земле:

—      Да сгорит его дом, а вместе с ним и Кубатиевы, и кабардинский князь с приставом... Я тебя спрашиваю, кто подумает о нас? Эх, была бы у нас такая сила, как у нартов... Русский царь и его братья оказались нечестными. Они отдали всю землю баделятам,— не унимался горбоносый.—У меня вместо подушки — думы о земле... Ладно, пойду я. Да, старшина сказал, чтобы никто не покидал аул.

Горбоносый состоял при старшине Стур-Дигорского прихода курьером и потому узнавал новости прежде других. Он встал, потянулся.

—      В гости к нам надумал пожаловать чиновник из Владикавказа.

—      Что ему нужно от нас? — резко спросил Царай и подумал: «Настала пора рассчитаться с приставом... Ишь, думает, наверное, что я забыл, все. Убью его в горах, а потом пусть Кубатиевы дознаются обо мне!»

—      Может, гость скучает без меня... Надо приготовить ему угощение. Вдруг надумает зайти в мой дом. Пойду...

Царай потер ладонью широкий лоб и направился к своей сакле. Она стояла особняком на пологом утесе. Никто в Одола не знал, зачем понадобилось предку Царая селиться над самой пропастью. Старики говорят, будто они слышали, что род Хамицаевых берет начало с тех пор, как построили саклю, в которой живет Царай. А уж потом стали селиться рядом горцы из других ущелий; И, конечно, Царай гордился этим.

35

Оставив отряд на опушке леса, Христо в сопровождении четырех гайдуков поскакал к деревне. Она виднелась на склоне, окруженная густым дубняком. В самом центре деревни возвышалась церковь. Туда-то и спешил воевода. Священник, строгий с прихожанами старец, через своего человека передал Христо десять золотых монет. При этом посредник сказал, что батюшка прислал флорины за молодецкое дело, в котором было убито десять жандармов, и всякий раз, когда гайдуки будут также находчивы и смелы, их ждет благословение бога, удача и десять золотых.

Христо передал через посланца, что будет в деревне, и указал день.

... Ехали рысью, не забывая о возможной встречи с жандармами. Кони легко вынесли седоков в гору, и вскоре Христо въехал в деревню. Ее улицы были безлюдны, и он от досады присвистнул: не успел, в церкви началась служба. Ему не оставалось ничего другого, как отправить коней за деревню, под тень ветвистых каштанов, а самому с тремя гайдуками войти в церковь. Чтобы не привлекать к себе внимания, гайдуки на цыпочках поднялись по скрипучим лестницам на хоры. Несмотря на осторожность, их все же заметили, и по рядам прихожан поползло: «Христо здесь!» Все оглядывались, желая увидеть гайдуков, а священник, заметив необычное движение, повысил голос. Но это не подействовало: молельщики сбились с ритма. Старец, конечно, не догадывался о присутствии в храме гайдуков. А знал бы, так не сердился на паству.

Но тут случилось непредвиденное: люди перестали молиться, повскакали со своих мест и сгрудились, испуганно оглядываясь на выход. Священник понял, что случилась беда, и поспешил закончить молебен. Он произнес последнее «Аминь» в спины прихожан и, скрывшись за царскими вратами, уже не видел, как в дверях появились турки, вооруженные мушкетами, ятаганами, они стояли, широко расставив ноги, и глазели на испуганных болгар: стариков и женщин с подростками.

Кто-то из мужчин привычно пошаркал к выходу, сам не сознавая того, что делает, и сразу же к нему потянулись руки турок. Опомнившись, молельщик отпрянул и поспешно укрылся за чужие спины. В храме стояла тревожная тишина. Люди поняли, ради чего пожаловали непрошеные гости. Среди прихожан были греки. По случаю святого Константина и Елены они пришли в церковь с деньгами. Турки знали об этом и явились, чтобы выпотрошить их карманы, а заодно разделаться с дружиной Христо, о прибытии которой они знали заранее.

Широкая дубовая дверь всего четыре года назад отстроенного храма тяжело закрылась.

Гайдуки наблюдали за турками, готовые вступить в бой. Христо, однако, не спешил, он насчитал их двадцать человек и подумал, что ему с друзьями придется туго. Турки сняли с себя оружие и разлеглись на траве в ожидании, когда, наконец, прихожанам и дружине надоест сидеть взаперти и они отдадутся на милость предводителю, для которого под липой разостлали пестрый ковер и установили бунчук.

Гайдуки все нетерпеливее поглядывали на воеводу. Наконец он жестом подозвал одного гайдука и шепнул ему на ухо:

— Уходи через колокольню... Скачи в отряд, а мы займемся ими. Не горячись, а то сорвешься и костей не соберешь. Будь осторожен, попадешься — считай, все погибли. Надо их проучить, ишь, повадились... Иди.

Гайдук пожал протянутые руки товарищей и исчез, а воевода снова прильнул к зарешеченному квадратному окну, в которое не мог бы пролезть даже ребенок. Турки, беззаботно развалясь на траве, весело переговаривались. Но вот появился староста: он нес кофе на маленьком подносе. И вдруг у Христо созрел план. Положив ствол ружья на окно, он выждал, пока староста нальет в чашку кофе. Воевода впился гладами в руку старосты. Он совсем перестал дышать. Староста взял с подноса чашку. Даже на таком расстоянии было видно, как дрожала у него рука. Вот болгарин сделал два шага, остановился перед предводителем и протянул ему чашку. Рука турка медленно потянулась вперед, и тут грохнул выстрел. Длиннолицый повалился на спину. Среди жандармов началась паника, все мигом бросились врассыпную.