Партизанская искра - Поляков Сергей Алексеевич

Жителям под страхом смерти запрещалось отлучаться из села. Даже за появление на улице без разрешения грозили арестами и тюрьмой. Было объявлено: за подход к зданию жандармерии жители будут расстреливаться на месте без предупреждения.

Но нельзя наложить запрет на справедливый гнев и на святую ненависть к врагам.

Внешне село стояло окутанное зловещей тишиной. На его улицах, кроме жандармов и полицейских, рыскающих повсюду, не видно было ни одного сельчанина, не слышно ни-единого звука.

И неведомо, какими путями, по каким улицам и переулочкам вырвалась из Крымки страшная весть. Вырвалась и понеслась, круша жандармские преграды. От села к селу, от района к району все шире и шире расходилась молва. Будто вместе с поземкой катилась она по степи и докатилась до савранских лесов — партизанского гнездовья Одесщины. О провале «Партизанской искры» и аресте ее членов в тот же день узнал Савранский подпольный комитет.

В маленькое заиндевевшее оконце слабо проникает свет. Облокотившись на стол, сидят друг против друга Шелковников и Моргуненко. Они вполголоса ведут разговор. В углу, в открытой топке чугунной «румынки» бьется живое пламя. Мальчик, ссутулившись и подобрав под себя ноги, поминутно просовывает в маленькое отверстие печки сухие дубовые ветки. Пламя быстро облизывает их, и они горят жарко, ровно, без треска. Время от времени мальчик отворачивает от огня раскрасневшееся лицо и слушает, что говорят двое взрослых.

— Нужно срочно принимать меры, — произнес Шелковников. Лицо его внешне спокойно, и только одна, пролегающая поперек лба прямая, резкая морщинка говорит о большой внутренней тревоге. Морщинка то углубляется, становясь темнее, то расходится до едва заметной черточки.

— Да, тяжелая весть, — глухо отозвался учитель. Было мучительно думать, что подпольная организация, созданная им, раскрыта, и его ученикам, может быть, грозит неминуемая гибель.

— Что ты думаешь на этот счет, Владимир Степанович?

— Я думаю, одних слухов недостаточно, Алексей Алексеевич. Нужно выяснить точно, что произошло в Крымке.

Моргуненко был заметно взволнован. Он часто проводил рукой по усам, теребил пальцами густую, окладистую бороду.

— А как это сделать?

— Нужно немедля послать туда человека и все выяснить. Без этого, мне кажется, невозможно что-либо предпринять.

— Согласен, Владимир Степанович, но время… это отнимет много времени и мы рискуем не успеть что-либо сделать, — заметил Шелковников. — Это нужно срочно.

— Сейчас же, не теряя минуты. Нам, в первую очередь, нужны точные сведения о событиях и обстановке. А вопрос с боевой операцией, если она потребуется, придется решать отдельно.

— Кого же послать? — задумчиво произнес Шелковников, мысленно подыскивая подходящего человека. — Я думаю… — тихо сказал он и посмотрел в угол.

Моргуненко понял, о ком думает Шелковников, и, посмотрев на сгорбившегося мальчика, согласно кивнул головой.

И оба они посмотрели на маленького человека, на его собранную в комочек фигурку, на огонь, будто для него весело плясавший в топке. Мальчик сидел не шевелясь.

— Это лучше всего, — прошептал Моргуненко, — сейчас в Крымке напряженная обстановка, кругом, небось, шныряют жандармы и полицаи. И ясно, первый же взрослый человек со стороны сразу вызовет подозрения.

Шелковников согласно кивнул головой и повернулся к печке.

— Василек, — тихо позвал он.

Мальчик повернул раскрасневшееся лицо.

— Подойди сюда.

Василек проворно встал и подошел к столу. От него пахло дымком и дубовой корой.

— Как ты себя чувствуешь? — ласково, по-отечески спросил Шелковников.

— Хорошо, — Василек уставился на Алексея Алексеевича смышленными синими глазами.

Алексей Алексеевич взял мальчика за руку и легонько притянул к себе поближе.

— Поручение тебе есть, Василек. И очень серьезное.

— Какое?

— Нужно сейчас же отправиться в Крымку. Подробно тебе все объяснит Владимир Степанович.

— Слушай, Василек, в Крымке жандармы арестовала многих хлопцев и ты должен отправиться туда.

— Скоро?

— Сейчас же.

Василек подтянулся. Лицо его стало строгим, сосредоточенным.

— Хорошо, дядя Володя.

— Как только явишься туда, первым делом постарайся увидеть дедушку Григория. Ты знаешь, где он живет?

— Знаю.

— Через него узнай — кто из комсомольцев арестован, где находятся арестованные. Выведай, во что бы то ни стало, когда и куда их собираются отправлять из Крымки и велик ли конвой. Да обязательно узнай, что с Парфентием, арестован ли он.

— Тебе все понятно, сынок? — спросил Шелковников.

— Еще как! — твердо ответил мальчик.

— Все-таки повтори, — попросил Владимир Степанович.

Василек в точности повторил все, что говорил ему учитель.

— У него хорошая память, я знаю, — подмигнул Моргуненко.

— И опыт огромный, — добавил Алексей Алексеевич.

Мальчик улыбнулся. Улыбнулись и Моргуненко с Шелковниковым. И от этой теплой улыбки старших Васильку, стало хорошо и радостно. Он был сейчас преисполнен гордости за то, что ему доверяют выполнить задачу, которую не могли доверить взрослому человеку.

— Как добраться в Крымку, ты знаешь?

— Еще бы!

— Собирайся, Василек. Оденься потеплее, но чтобы было легко, ведь придется много бежать.

Несмотря на то, что Василек с готовностью и даже радостью принял на себя это тяжелое и опасное дело, у обоих щемило сердце от жалости. Они понимали, чего стоит четырнадцатилетнему мальчику в зимнюю непогоду оторваться от тепла, совершить тяжелый путь и там испытать то, что под силу было лишь взрослому, привычному ко всяким лишениям человеку.

Василек быстро собрался, перекинул через плечо свою сумку от противогаза и предстал в боевой готовности.

— Настоящий нищий! Тебе не хочешь да подашь милостыню, — пошутил Владимир Степанович.

Шелковников обнял мальчика.

— Беги, Василек, беги, сынок мой, маленький партизан.

— Срок тебе такой, — сказал Владимир Степанович, — сегодня вечером ты будешь там. Постарайся за вечер все узнать. А ночью мы встретимся с тобой на повороте речки в камышах. Знаешь, где это?

— Знаю. Там, где кончается остров и Кодыма поворачивает. Там густые, густые камыши.

— Вот-вот, свистнешь мне два раза.

— А вы?

— Я отвечу тебе четырьмя свистками.

— Понимаю, — уверенно сказал Василек.

— И чем скорее мы встретимся, тем лучше.

— Ясно. Можно идти?

— Подожди минутку. Я подвезу тебя до Кумар. А там добежишь и время сократится, — сказал Шелковников. — Вы здесь побудете, а я часа через три — четыре приеду обратно.

Шелковников быстро заложил лошадей в легкие санки и через пять минут гнедые лесничего бежали спорой рысью по лесной дороге, местами пересеченной поперек упругими сугробиками. Колкий сухой снег разлетался из-под копыт лошадей и сердито стегал по лицам седоков.

Прищурившись и плотно сжав зубы, Шелковников беспрерывно понукал и без того добрых лошадей. Он чувствовал около себя мальчика, которого усыновил и полюбил, как родного сына. И сейчас ему хотелось, чтобы Василек скорее добрался до Крымки и выполнил возложенную на него задачу.

Оставшись один, Моргуненко присел к печке не из-за того, что холодно, а просто невыносимо было сейчас одиночество и хотелось быть ближе к чему-нибудь живому, дышащему.

Он стал подбрасывать в огонь по одной палочке, наблюдая, как они загорались сначала ярко-желтым пламенем, затем становились багровыми и жаркими и рассыпались на отдельные уголья.

Все это он делал машинально, ибо мысли его были сейчас в Крымке. Что же все-таки случилось?

Владимир Степанович припомнил все случаи ареста комсомольцев по разным подозрениям, когда всякий раз волновался за их судьбу и радовался, если юные подпольщики умно и отважно выходили из затруднения. Но это были аресты всего лишь по подозрению, и к тому же отдельных членов организации. А теперь, по слухам, были арестованы все члены «Партизанской искры». Это значит, что раскрыта вся организация. Что это, неосторожность, неопытность? Неужели на сей раз непоправимо?