Дорогой мой человек - Герман Юрий Павлович
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
Они были здесь все вместе – живые и ушедшие, это был военный совет при нем, при рядовом враче Устименке, но сражением командовал он. И, как настоящий полководец, Володя не только вел в бой свои войска, свои уже побеждающие армии, но вел их с учетом всех обходных возможностей противника, всех могущих последовать ударов в тыл, клещей, котлов и коварнейших неожиданностей. Он не только видел, но и при помощи своего военного совета предвидел – и вот наконец наступило то мгновение, когда он больше мог не задумываться о сложных и хитрых планах противника.
Маленькое ухо вновь порозовело, пульс стал ровным, дыхание – спокойным и глубоким. Отвратительная старуха с пустыми глазницами и ржавой косой ничем не поживилась этой ночью в подземной хирургии. Операция кончилась. Сестра Кондошина сказала измученным голосом:
– Это что-то невероятное, Владимир Афанасьевич. Сам Джанелидзе…
– Он мне, между прочим, здорово помог сегодня – ваш Джанелидзе, – тихо прервал Кондошину Устименко.
Он сидел на табуретке, позабыв снять марлевую повязку со рта, плохо соображая, совершенно пустой, как ему казалось. И внутри у него все дрожало от страшной усталости.
Вот в это мгновение он и узнал Варю.
Дыхание ее было спокойным, она еще не пришла в себя. Запекшиеся, искусанные губы ее вздрагивали. И в глазах застыло непонимающее выражение.
– Боже мой! – едва слышно произнес Володя. – Боже мой!
Неизвестно, откуда взялись у него эти слова. Но он вовсе не был потрясен. Он был просто удивлен, и ничего больше. Он был слишком пуст сейчас, слишком много сил ушло у него на борьбу за жизнь этого тяжело раненного «бойца», собственно для Вари не осталось ничего…
– Это ваша… знакомая? – спросила Вересова.
– Да, – неохотно ответил он.
– Она была тут в марте, – неприязненно сказала Вера Николаевна. – Я, кажется, забыла вам передать.
– В марте? – спросил Володя. – Еще в марте?
– Ну да, сразу после моего назначения. Но ведь вас многие спрашивают… Может же случиться… Виновата, убейте! Или посадите на гауптвахту.
Ее красивые спокойные глаза смотрели насмешливо, рот улыбался. Даже сейчас у нее были накрашены губы. И маленький завиток виднелся из-под косынки. Володя отвернулся.
«Еще в марте, – сказал он сам себе. – Значит, до того, как я был на „Светлом“ у Родиона Мефодиевича. Вот когда она меня нашла…»
Шапиро работал на левом столе, Вера – на правом. Володя думал, сгорбившись на табуретке. Вересова оперировала так же, как Уорд. Что-то у них было общее. Самоуверенность? – удивился своей догадке Устименко.
– Шить! – приказала она.
– Вы бы вышли, Владимир Афанасьевич! – посоветовал Шапиро. – На вас лица нет…
Вера тоже порекомендовала ему идти отдыхать, но он остался. Такое уж у него было правило – даже если тяжелых раненых и не случалось. Ашхен так его учила, а это подземная хирургия все равно оставалась ее хирургией.
Только в восьмом часу утра он закурил у скалы, на лавочке. Было очень сыро и мозгло, и тут, у скалы, его словно ударило: Варя! Варвара Степанова! Она есть, она жива, она его искала. И теперь он ее, кажется, вытащил. Ее – Варю!
Вне себя от счастья, рывком он взбежал по осклизлым от дождей ступенькам и распахнул тяжелую, набухшую дверь к себе в землянку. Здесь у стола, в позе несколько картинной и в то же время властной, развалился подполковник в расстегнутом кителе, со сверкающей орденами и медалями грудью – наливал себе в стакан немецкий трофейный ром. Желтый реглан висел у него на одном плече, замшевые перчатки валялись на полу, кожаный кисет на табуретке, и весь этот беспорядок тоже показался Володе организованным, специальным стилем.
– Ты Устименко? – небрежно, но и ласково спросил подполковник.
– Я, – чего-то страшась и не понимая, чего именно, ответил Володя. – Я Устименко.
– Козырев, Кирилл Аркадьевич, – сказал подполковник и протянул сухую, очень сильную руку. – Будем знакомы. Подранило тут у меня одну барышню, потребовала непременно к тебе везти, вот привез. Ты что – вроде Куприянов или Ахутин?
Володя молчал, неприязненно и угрюмо вглядываясь в красивое, хоть и немолодое лицо подполковника. И вдруг вспомнился ему Родион Мефодиевич, когда помянул он там, в кают-компании «Светлого», Варю, вспомнилось, как словно бы тень мелькнула на его чисто выбритом, обветренном лице при Барином имени. Что это было тогда? Этот самый Козырев?
– Прооперировал ты ее благополучно, вернее нормально, чтобы судьбу не искушать, такое подберем определение, – продолжал подполковник, наливая в кружку, наверное для Володи, ром. – Мне моя разведка донесла, я тебе, друг, покаюсь, у Козырева везде свои люди есть. Так вот, на данном этапе все согласно кондиции, а дальше как?
– Что – как? – с трудом выдавил из себя Устименко.
– Как дальше моя эта самая девушка, техник-лейтенант? Прогнозы каковы, согласно твоей науке? Я тебе откровенно скажу, товарищ военврач, она мне, эта Варя, не вдаваясь в подробности, самый близкий человек. Ближе нет, в остальном разберешься, не ребенок. Война есть война, все мы люди, что же касается до неувязок, то кто судьи?
Володя по-прежнему молчал. Что-то трудное, болезненное мелькнуло в его широко раскрытых, как бы удивленных глазах и пропало. Но Козырев ничего не заметил. Он подбирал слова покрасивее и наконец подобрал те, которые показались ему самыми удачными:
– Жар-птица она мне. Ясно? А неясно – выпей ром: паршивый, да ведь ты ничего, сквалыга, не поднесешь. Так и мотается подполковник Козырев со своей выпивкой и закуской по добрым людям…
Он задумался, стер пальцем слезу и, дернув плечом, произнес:
– Прости! Что называется – скупая, мужская. Поверь, военврач, нелегко мне. Вот выпил: побило людей в батальоне, теперь с кого спросят? С подполковника Козырева. А сапер ошибается раз в жизни.
Я – сапер, ошибся, судите…
– Зря с таким шумом дорогу пробиваете! – негромко и враждебно сказал Володя. – Тоже геройство! Тут мы уже давно удивляемся, как это вам безнаказанно сходит…
Он вовсе не хотел говорить сейчас о том, что слышал давеча ночью в операционной от раненых, но подполковник с его картинной «скупой, мужской» слезой и «жар-птицей» вызвал в нем такое острое чувство горькой ненависти, что он не выдержал и сорвался. Козырев же вдруг воспринял Володины слова как дружескую укоризну и согласился:
– Это ты мудро! Это правильно! Точнее точного сказал, в самое яблоко. Но я, милый мой военврач, человек, понимаешь ли, большого риска, еще в финскую этим риском авторитет приобрел. И, как видишь, не на словах…
Особым образом Козырев шевельнулся – так что ордена и медали его одновременно и зазвенели и слегка озарились блеском огоньков свечи.
– Отмечен! Ну, а тут не подфартило! И надо же, как раз Варвара моя там застряла. Не надо было ее посылать, но, с другой стороны, как не пошлешь, когда в части наши взаимоотношения хорошо и даже слишком хорошо известны. Рассуди своей умной головой, войди в положение, каково мне? Да еще и она сама требует, ее, видишь ли, долг зовет. Следовательно, откажешь – и сразу найдутся товарищи, которые развал политико-морального состояния пришьют.
Еще хлебнув, он вдруг осведомился:
– Итак, будет она жить?
– Не знаю! – угрюмо ответил Володя.
– Может, кого потолковее сюда доставить? – кривя лицо, обидно спросил Козырев. – Ежели сам ты еще ничего не знаешь? У меня знакомства имеются в медицинском мире… Я к Харламову ее доставить в состоянии…
– Ну, валяйте, везите, – поднимаясь, сказал Устименко. – Только немедленно, а я спать лягу, потому что мне работать вскоре надо…
Ему необходимо было остаться сейчас наедине с самим собой. Он больше не мог слышать этот сиповатый, самодовольный голос, не мог видеть плещущийся в стакане ром. У него не осталось совершенно никаких сил ни на что…
Бесконечно долго собирался Козырев – казалось, он никогда не уйдет. А в дверях велел строго и пьяновато:
– Попрошу для моей раненой условия создать соответствующие.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
Похожие книги на "Дорогой мой человек", Герман Юрий Павлович
Герман Юрий Павлович читать все книги автора по порядку
Герман Юрий Павлович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.