Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 163
– Они, должно быть, и сейчас не знают, что я к ним наведался.
– И что же вы обнаружили?
– Помимо фальшивого прибалтийского следа, я нашел упоминание о Штутгарте, Тюбингене и Бебенхаузене. И в этой деревеньке мне удалось сложить кое-какие детали головоломки с помощью одной очень милой старушки.
– Моей кузины Герты Ландау, да? Она всегда любила поболтать. Наверно, была счастлива, что могла с кем-то почесать языком. Простите, продолжайте.
– Да это, собственно, все. Я потратил годы на то, чтобы эту головоломку решить.
– Тем лучше. Вы позволили мне внести хоть малую лепту в исправление зла, которое я совершил.
– Мой заказчик хотел бы, чтобы это случилось раньше.
– Почему он не арестует меня и не предаст суду?
– Мой заказчик стар, он боится проволочек и чувствует, что недолго проживет.
– Н-да.
– А он не хочет умереть, не увидев мертвым вас.
– Понимаю. Как же вы отыскали меня?
– О, было много чисто технической работы. Я занимаюсь очень скучными вещами: сую нос повсюду, пока наконец что-то не прояснится. Прошел не один день, пока я не догадался, что тот Бебенхаузен, который мне нужен, вовсе не в Баден-Вюртенберге. Иногда я даже думал, что помогаю тому, на чей след должен напасть.
Он заметил, что врач старается сдержать улыбку.
– Вам понравился Бебенхаузен?
– Очень.
– Мой потерянный рай. – Доктор Мюсс рукой отогнал воспоминание и теперь по-настоящему улыбнулся. – Вы долго промешкались, – заметил он.
– Я уже вам говорил. Когда мне сделали заказ, вы были далеко и хорошо спрятались.
– Чтобы иметь возможность работать и кое-что исправить. – Он заинтересовался: – А как выполняется заказ?
– По отработанной схеме и… совершенно бесстрастно.
Доктор Мюсс подошел к шкафчику, который оказался холодильником, и вынул оттуда миску, полную чего-то неопределенного, что могло быть едой. Он поставил ее на стол вместе с двумя тарелками и ложками:
– Если позволите. В моем возрасте я ем как воробышек… мало и часто. Иначе могу упасть в обморок.
– Неужели такому старому врачу доверяют?
– Другого здесь нет. Надеюсь, что после моей смерти больницу не закроют. У меня договор с властями деревень Белеке и Киконго.
– Я очень сожалею, доктор Будден.
– Да. – И, указывая на непонятную еду в миске: – Это просо. Лучше, чем ничего, поверьте.
Он положил несколько ложек в рот и передал миску посетителю. Затем спросил, не прожевав:
– Что вы имели в виду, сказав «по отработанной схеме и совершенно бесстрастно»?
– Ну, разное…
– Нет, пожалуйста, мне интересно.
– Ладно, например, я никогда не знаю своих заказчиков. Они меня тоже, естественно.
– Логично. Но как вы это все осуществляете?
– Это целая система. Заочное общение вполне возможно, но необходимо тщательно проверять, с нужным ли человеком ты общаешься. И надо научиться не оставлять никаких следов.
– И это тоже логично. Однако сегодня вы приехали на машине Макубуло Жозефа, а он – неисправимый болтун, который, наверно, уже успел всем рассказать…
– Он рассказывает всем то, что нужно мне. Придуманную мною версию. Уж простите, не буду вдаваться в подробности… А как вы узнали, что меня привез именно этот таксист?
– Я основал больницу в Бебенбелеке сорок лет назад. Я знаю точно, какая собака залаяла и чья курица закудахтала.
– Так вы приехали сюда прямо из Мариавальда?
– Вам так интересно?
– Чрезвычайно! У меня было время как следует подумать о вас. Вы всегда работали один?
– Я работаю не один. Еще до рассвета сюда приходят три медсестры, чтобы принять пациентов. Я тоже встаю рано, но не так.
– Мне жаль, что я вас отвлекаю.
– Не думаю, чтобы сегодня это было очень важно.
– А вы занимаетесь еще чем-нибудь?
– Нет. Я отдаю все свои силы нуждающимся в помощи каждый час оставшейся мне жизни.
– Это похоже на церковную клятву.
– Так я… все еще наполовину монах.
– Разве вы не оставили монастырь?
– Я вышел из ордена траппистов и покинул монастырь. Но по-прежнему чувствую себя монахом. Монахом без общины.
– Вы проводите службу и все такое?
– Я не священник. Non sum dignus [335].
Они воспользовались паузой и отъели как следует проса из миски.
– Вкусно, – сказал посетитель.
– Если честно, я этим сыт по горло. Соскучился по еде. Например, по Sauerkraut [336]. Уже не помню ее вкуса, но скучаю.
– Эх, если б я знал…
– То, что я скучаю, совсем не значит, что… – Он проглотил еще одну ложку проса. – Я не заслуживаю Sauerkraut.
– Вы, наверно, преувеличиваете. Какое я имею право…
– Нет у вас такого права, уверяю вас.
Он вытер рот тыльной стороной ладони и отряхнул чистый, как прежде, халат. Потом отодвинул поднос, не спрашивая, наелся ли его собеседник, и они остались лицом к лицу, сидя по обе стороны пустого стола.
– А фортепиано?
– Забросил. Non sum dignus. От одного воспоминания о музыке, которую я раньше боготворил, меня теперь тошнит.
– Вы не преувеличиваете?
– Скажите мне, как вас зовут.
Молчание. Посетитель что-то обдумывал несколько мгновений.
– Зачем?
– Из чистого любопытства. Мне это не пригодится.
– Лучше не говорить.
– Как вам угодно.
Оба не смогли удержаться от улыбки.
– Я не знаю заказчика. Но он сообщил мне ключевое слово, которое вам многое объяснит. Вам не интересно, кто меня послал?
– Нет. Кто бы вас ни послал – добро пожаловать.
– Меня зовут Элм.
– Спасибо за доверие, Элм. Не поймите меня превратно, но я должен попросить вас сменить работу.
– Я выполняю последние поручения. Ухожу на покой.
– Я был бы рад, если б это было ваше последнее задание.
– Этого я обещать не могу, доктор Будден. Я хотел бы задать вам один деликатный вопрос.
– Давайте! Я ведь только что задал вам такой же.
– Почему вы сами не отдали себя в руки правосудия? Ведь когда вы вышли из тюрьмы, то считали, что не искупили свою вину… а значит…
– Ценой тюрьмы или смерти я не смог бы исправить зло.
– Как же вы хотите исправить неисправимое?
– Мы живем одной общиной на дрейфующей в пространстве скале, как будто все время ищем в тумане какого-то Бога.
– Не понимаю вас.
– Естественно. Я хочу сказать, что можно исправить зло, причиненное одному человеку, сделав добро другому. Но зло должно быть исправлено.
– А кроме того, вам было бы неприятно, чтобы ваше имя…
– Конечно. Мне бы это было, безусловно, неприятно. Моя жизнь, с тех пор как я вышел из тюрьмы, заключалась в том, чтобы прятаться и исправлять. Сознавая, что мне никогда не исправить то зло, которое я сотворил. Десятки лет я ношу это в себе и еще никогда никому об этом не говорил.
– Ego te absolvo и прочая и прочая… Так?
– Не смейтесь. Однажды я уже попытался исповедаться. Но беда в том, что мой грех слишком велик, чтобы его простили. Я жил, ожидая вас и зная при этом, что, когда вы появитесь, я все еще буду лишь в начале пути.
– Да, я помню, если раскаяние достаточно…
– Да бросьте… Вам-то откуда знать?
– Я получил религиозное образование.
– И оно вам пригодилось?
– От кого я это слышу!
Оба снова улыбнулись. Доктор Мюсс пошарил под халатом в рубашке. Его собеседник мгновенно наклонился над столом и схватил его за запястье. Врач потихоньку вытащил грязную сложенную тряпицу. Увидев ее, посетитель отпустил руку. Доктор Мюсс положил на стол тряпицу, которую когда-то, очевидно, разрезали пополам, чтобы разделить на два куска, и, словно священнодействуя, развернул ее. Она была размером полторы ладони на полторы и кое-где хранила следы клетки из белых и голубых нитей. Посетитель с любопытством взирал на тряпицу. Потом бросил взгляд на врача. Тот сидел с закрытыми глазами. Молился? О чем-то вспоминал?
