Старт - Мандаджиев Атанас

— У меня наследственность плохая.

— По отцовской линии! — Бабушка занимает оборонительную позицию. — Весь род их разбойничий! — Она поглядывает на мою бровь, украшенную пластырем. — Вон как тебя разукрасили… Да будь у твоего отца хоть немного ума в голове, он бы тебя не пустил в этот бокс!..

— Бабушка, Ангел стал республиканским чемпионом, — заявляю я, как будто именно эту новость бабушка должна узнать во что бы то ни стало.

— Ангелы-дьяволы! Одного поля ягоды вы с ним! — философски заключает она и идет на балкон, а я двигаюсь перед ней задом наперед и выдаю подробную информацию:

— Это здорово вышло, правда, баб? И он победил, и меня все равно пошлют на олимпиаду, потому что в федерации меня ценят, хотя я на этот раз и не стал чемпионом.

Она уже не слушает меня, бормочет что-то себе под нос и развешивает белье. Насвистывая, выхожу в прихожую, осторожно прикрываю за собой дверь, чтобы на балконе слышно совсем не было, беру трубку и сажусь по-йоговски на ковер… Заело… Трясу трубку… Набираю номер… Гудок… Еще один… Еще… И еще… Так!.. Взяли трубку, но молчат…

— Алло! Алло! — Притискиваю трубку к уху, — может быть, все же отвечают, но слишком тихо…

— Алло, — отзывается нерешительный голос, похожий на Светлин, только чуть потолще. Наверно, ее мать.

— Простите, мне Светлу, — бодро выговариваю я и слышу в ответ:

— Ее нет дома.

— А где она? Я… по важному делу. Я из учкома, она очень нужна.

Пауза.

— Алло! — кричу я, а знакомый, но странно измененный голос отвечает:

— Она ушла заниматься… в луга… там, где ивы. — Положили трубку, я хватаю свою и целую ее как сумасшедший. Мать! Как бы не так! Это она сама была! Я ее узнал!..

— Ура-а-а! — Раскрывается дверь, бабушка стоит, зажав ладонями свои слабо слышащие уши. Бросаюсь к ней, хватаю в охапку, кружу, что-то напеваю… Она вырывается, бранит меня и отступает в кухню…

Я соображаю: ага, значит, Светла еще дома, значит, я успею принять душ, побриться (вот уже несколько месяцев я бреюсь; первый раз побрился, когда нас с Ангелом пригласила она на день рождения, — правда, мы так и не пошли, потому что она тогда приболела), сейчас побреюсь и вообще приведу себя в порядок. Вхожу в ванную и замираю перед зеркалом. Вдруг запеваю песню. Отличный резонанс в ванной, голос у меня прямо как у эстрадного певца… В сущности, особой необходимости в бритье нет — вчера я уже брился, но все равно хватаю помазок и смело намыливаюсь. После душа тру волосы на затылке, чтобы вились, расческа запутывается… Ну все, голова готова… Правда, вот этот пластырь… Сдираю его, но рассеченная бровь тотчас набухает сукровицей, делать нечего — залепляю снова. Ладно, так я дороже стою — на раненого похож. Натягиваю джинсы, майку, оставшуюся от республиканских соревнований… В путь!..

Только собрался подразнить напоследок бабушку, как внизу зажужжал мотоцикл. Ангел сигналит азбукой морзе… Развожу руками перед бабушкой — увы, мне пора… Лечу по ступенькам…

Перед входом — сюрприз: на мотоцикле за спиной Ангела Зарка. Они машут мне оба, щеки у Зарки алеют, как розы на клумбе у подъезда.

— Вы что, спускаться не собираетесь? — вопрошаю многозначительно. Зарка по-детски надувает губы, Ангел постукивает по фаре:

— Мы тебя приглашаем. Вечером у… — он указывает на Зарку, — день рождения.

— О, поздравляю! — Я наклоняюсь и целую ей руку церемонно. — Не соблаговолите ли сказать, сколько лет вам исполнилось? Может, четырнадцать, как Джульетте? — Я высвистываю эту чудную мелодию из фильма Дзефирелли.

— Да-а, — дуется она, — уже целых семнадцать! Уже старуха…

Я срываю розу и подношу ей, указывая на свою щеку, она смущенно целует меня. Ангел включает скорость, и мотоцикл несется вихрем. Ангел едва успевает выкрикнуть:

— Везет тебе на розы!

Молча глотаю эту дружескую колкость по моему адресу. Они машут мне оба…

А я срываю еще одну розу и отправляюсь на Боянские луга — они так называются, потому что когда-то там было село Бояна и боянчане владели этими лугами, а еще раньше эти луга принадлежали Драгалевскому монастырю, так что их иногда еще называют Монастырскими лугами. Они начинаются за автостоянкой, а кончаются возле окружного шоссе. По лугам протекает речушка; когда мы были маленькими, мы там строили запруды, в зимнее время речушка разливается и луга превращаются в один большой каток. Жаль, что мы уже взрослые!.. Кое-кто может подумать, видя, какое строительство кипит вокруг Софии, что и от Боянских лугов уже почти ничего не осталось. Но этот кто-то просто состарился и устал. Пусть-ка он отправится в луга, и сразу у него изменится настроение. Аромат полевых трав охватит его, пчелы зажужжат, бескрайние волны цветов взволнуются, и звонкий юношеский голос запоет песню о пиратском корабле…

XIV

А ТЕПЕРЬ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО НАЙТИ СВЕТЛУ.

Бреду без дороги напрямик через траву, собираю полевые гвоздики, маргаритки, ландыши, горицветы и еще какие-то цветы — не знаю их названий. Когда я наконец подхожу к ивам, в руке у меня большой пестрый букет.

Никого нет.

— Светла! — кричу, оборачиваюсь во все стороны. Никто не отвечает. Спряталась хитрунья, смотришь на меня, наверное, и смеешься. — Светла! — Мой одинокий голос тает в лугах. Кружу по роще — ни живой души. Может быть, она взобралась на дерево. Поднимаю голову, вглядываюсь — никого. Тогда мне приходит в голову один фокус. Оставляю букет на траве, выбираю самую высокую иву и лезу… Никого… Еще выше… Ветка за веткой… Увижу я тебя, увижу… Вот и вершина… А вот и ты!

Выпрямилась в траве, смеешься и машешь мне обеими руками.

— Светла! — Я безгранично счастлив, я тоже машу тебе и мгновенно скатываюсь вниз. Хватаю букет, лечу к тебе, ты бежишь. Догоняю и все никак не могу догнать. В короткой юбочке, в белой блузке, ты — как облачко. То и дело оборачиваешься ко мне, смеешься и летишь, летишь как ветер.

— Стой! — кричу я и размахиваю букетом. — Все равно не убежишь!

— Поймай! Поймай! — Ты смеешься и бежишь дальше.

— Кто? Я? Один рывок — и готово!

— А вот и нет!

— Всю землю обегу, но тебя догоню! — кричу и никак не могу тебя настичь. Попробуй кого-нибудь догнать на широких Боянских лугах! — Подожди, постой, я отдам тебе цветы!

— Только из-за этого постоять? — В глазах твоих танцуют самое малое сто тысяч лукавых чертенят.

— Я тебя поцелую! — Это уже звучит как угроза, а ты все равно заливаешься веселым смехом:

— Будто ты можешь! Будто ты знаешь!

— Знаю, знаю! — Я машу букетом. — Только остановись и сама увидишь…

Ты вдруг оборачиваешься лицом ко мне:

— Если я остановлюсь, ты меня потеряешь!

Какой у тебя серьезный голос. Но я уже начал злиться:

— Хватит глупости болтать! Остановись наконец! — Я уже совсем близко от тебя, вот сейчас поймаю, и вдруг ты исчезаешь, будто под землю проваливаешься. Осматриваюсь вокруг — никого. — Светла! Брось эти шутки! Покажись! — Никто не отвечает. — Ну и беги, если тебе так уж хочется!

Ты снова появляешься и снова хохочешь…

— Это нечестно, — не сдаюсь я, — спряталась на холме! Попробовала бы на горке спрятаться!

Ты взбегаешь на горку, где трава скошена, а я кричу:

— А теперь я тебя поцелую на высоте. Чтобы все видели!

Но ты приостанавливаешься и опять исчезаешь. Я уже на горке, а ты летишь вниз и машешь мне рукой. Я стою на вершине, размахиваю букетом и кричу, кричу что есть сил, ты слышишь?

— Тогда беги! Беги! Я тебя люблю!.. Я люблю тебя!

И стремглав несусь вниз, чтобы обежать всю землю. Разве так уж много — одна планета Земля, — если нужно догнать Светлу?

Перевела Фаина Гримберг.

РАССКАЗЫ

Божидар Томов. ШАМПИОНИТЕ

Лиляна Михайлова. ПИСМА ДО ПОИСКВАНЕ

Дончо Цончев. A3 СЪМ ТУК