— Расслабься, Клэр.
— Они говорили, что не виноваты. Говорили, что на них нашло умопомрачение.
Он говорит:
— Кто? О чем это ты?
— Братья Мэддоксы. Они убили девушку Арлин Хабли. Они отрубили ей голову, а тело бросили в речку Кле-Илам. Я тогда еще совсем девчонкой была.
— Ты мне начинаешь здорово действовать на нервы, — говорит он.
Я не отрываю глаз от речушки. Я там, лежу в воде лицом вниз, с открытыми глазами, смотрю на плауны, мертвая.
— Не понимаю, что с тобой происходит, — говорит он по дороге домой. — С каждой минутой ты меня бесишь все больше и больше.
Мне нечего ему сказать.
Он пытается сосредоточиться на дороге. Но все время поглядывает в зеркало заднего вида.
Он знает.
Стюарт считает, что сегодня дает мне поспать. Но я проснулась задолго до звонка будильника. Лежала на краю постели, подальше от его волосатых ног, и думала.
Он отправляет Дина в школу, потом бреется, одевается и уходит на работу. Дважды он заглядывает в спальню и тихонько покашливает. Я делаю вид, что сплю.
На кухне я нахожу записку. В конце ее стоит «Твой любящий муж».
Я пью кофе и кладу на записку кольцо. Просматриваю лежащую на столе газету. Потом читаю внимательно. Тело девушки опознали, родных нашли. Но сначала тело понадобилось осмотреть, что-то там отрезать, взвесить и измерить, потом вложить обратно и зашить.
Задумавшись, я долго сижу с газетой в руках. Потом звоню в парикмахерскую.
Пока сушатся волосы, Марни делает мне маникюр.
— Завтра иду на похороны, — сообщаю я.
— Искренне вам сочувствую, — говорит Марни.
— Ее убили, — говорю я.
— Господи, страсти какие, — говорит Марни.
— Я ее совсем не знала, — говорю я. — Но вы же понимаете.
— Сейчас мы все сделаем как надо, — говорит Марни.
Вечером я ложусь спать на диване, а утром встаю раньше всех. Пока он бреется, я варю кофе и готовлю завтрак.
Он появляется в дверях, на голом плече висит полотенце.
— Кофе готов, — говорю я. — Яйца выну через минуту.
Я бужу Дина, и мы втроем садимся завтракать. Как только Стюарт поворачивается ко мне, я начинаю спрашивать Дина, не хочет ли он молока, гренков или чего-нибудь еще.
— Я позвоню тебе днем, — говорит Стюарт, открывая входную дверь.
Я говорю:
— Меня сегодня, скорее всего, не будет дома.
— Хорошо, — говорит он. — Ладно.
Я тщательно одеваюсь. Примеряю шляпу и придирчиво оглядываю себя в зеркало. Пишу записку Дину.
Дорогой, у мамы сегодня днем дела, она вернется поздно.
Никуда не уходи, дождись кого-нибудь из нас.
Любящая тебя мамочка
Я смотрю на слово «любящая» и подчеркиваю его. Потом замечаю слово «кого-нибудь». Интересно, оно пишется отдельно или через черточку?
Я еду мимо ухоженных ферм, посевов овса и сахарной свеклы, яблочных садов и лугов. Потом картина меняется: вместо домов — лачуги, вместо садов — леса. Появляются горы, а справа, далеко внизу, проглядывает речка Начес.
Меня догоняет зеленый пикап и долгое время держится за мной. Я время от времени неожиданно сбрасываю скорость, надеясь, что он обгонит меня. Потом резко жму на газ. И тоже ни с того ни с сего. Приходится до боли в руках сжимать руль.
На длинном прямом отрезке он начинает обгонять меня. Какое-то время едет рядом. Стриженный ежиком мужчина в синей рабочей блузе. Мы внимательно оглядываем друг друга. Потом он машет мне рукой, сигналит и уезжает вперед.
Я ищу место, где можно остановиться. Останавливаюсь и выключаю мотор. Снизу доносится шум реки. Потом я слышу, что пикап возвращается.
Я запираю дверцы и поднимаю стекла.
— У вас все в порядке? — спрашивает мужчина. Он стучит по стеклу. — Что-нибудь случилось? — Ухватившись за ручку дверцы, наклоняется к боковому стеклу.
Я смотрю на него. А что мне еще делать?
— У вас там все в порядке? С чего это вы заперлись?
Я качаю головой.
— Опустите стекло. — Он тоже качает головой, потом бросает взгляд на шоссе и снова смотрит на меня. — Сейчас же опустите стекло.
— Прошу вас, — говорю я. — Мне надо ехать.
— Откройте дверь, — говорит он, словно не слыша меня. — Вы задохнетесь.
Он смотрит на мою грудь, потом на ноги. Разглядывает совершенно откровенно.
— Эй, красотка, — говорит он. — Я ведь только помочь хочу.
Гроб закрыт и завален гирляндами цветов. Едва я сажусь, раздаются звуки органа. Входящие рассаживаются. Я замечаю мальчика в расклешенных брюках и желтой рубашке с короткими рукавами. Открывается дверь, в зал плотной группой входят родные усопшей и идут в занавешенный правый придел. Скрипят стулья, люди устраиваются поудобнее. Красивый блондин в красивом черном костюме встает перед сидящими и просит нас преклонить головы. Сначала он молится о нас, живых, а потом и о душе покойной.
Вместе с другими я прохожу мимо гроба. Потом медленно иду к выходу, и вот я уже снаружи, где ярко светит солнце. Передо мной по лестнице, прихрамывая, спускается женщина. Внизу она оборачивается ко мне и говорит:
— Поймали его. Слабое, конечно, утешение. Арестовали сегодня утром. Я по радио слышала. Парень из нашего же городка.
Мы делаем несколько шагов по нагретой солнцем дорожке. Присутствовавшие на отпевании уже заводят машины. Я хватаюсь за столбик. Отполированные капоты и крылья машин слепят глаза. У меня кружится голова.
Я говорю:
— Да у них дружков полно, у этих убийц.
— Я эту девочку знала еще совсем крохой, — говорит женщина. — Она частенько заходила ко мне, я пекла для нее печенье, а она ела его и смотрела телевизор.
Когда я возвращаюсь домой, Стюарт сидит у стола со стаканом виски. Мне вдруг кажется, что с Дином случилось что-то страшное.
— Где он? — говорю я. — Где Дин?
— На улице, — говорит мой муж.
Он допивает виски и встает. Говорит:
— Я, кажется, знаю, чего тебе не хватает.
Одной рукой он обнимает меня за талию, а другой начинает расстегивать жакет, а потом и блузку.
— Всё остальное потом, — говорит он.
Говорит что-то еще. Но я уже не прислушиваюсь. Я ничего не слышу, когда везде шумит вода.
— Правильно, — говорю я, помогая ему расстегивать пуговицы. — Пока не пришел Дин. Скорее.
Мэри Гордон
Делия
Каждый бы согласился: из сестер О’Рэйли самую красивую назвать непросто. Вот зеленоглазая Кэтлин. Она с семнадцати лет работала швеей. Замуж вышла за итальянца. На свои деньги вырастила младших сестер, хотя у самой уже были дети — до тридцати пяти лет рожала через год. Вот черноволосая, злая на язык Бриджет. Муж у нее ростом всего в полтора метра. Пять лет была бездетна, потом родила рыжего мальчика. Говорили, от полицейского. Вот крошка Нэтти. Ножки у нее такие изящные, точно кукольные. Ее муж, мистер О’Тул, что поет в церковном хоре, — известный пьяница. У нее рождались одни девочки. И все же красивее всех, наверное, была Делия, самая младшая. Делия вышла замуж за протестанта и уехала в другой город.
Кэтлин защищала сестру, уверяя всех, что Джон Тэйлор похож на ирландца.
— У него голубые глаза, — говорит она Нэтти и Бриджет, — у протестантов я таких глаз не видела.
— Уж эта мне Делия, — говорит Бриджет. — Все ведь из-за тебя, Кэтлин. Потакала ей, вот она и решила, что всегда права. А как с детьми будет? Тебе что, нужны племянники-протестанты?
— Он же подписал обязательство, крестить их будет, — говорит Нэтти.
— Нашла кому верить, — говорит Бриджет. — Они тебе что угодно подмахнут.
— Зато он детей любит. Мои от него без ума, — говорит Кэтлин.
— Твои и есть без ума. Сразу видно, горячая кровь, — говорит Бриджет. — Да ты небось и сама на голубые глаза купилась. Недалеко же ты от нее ушла.
