День между пятницей и воскресеньем - Лейк Ирина

— Вот именно! С их отпрысками! Ты же сам знаешь, что от маленьких детей у меня мигрень! Терпеть не могу этот писк и визг. Зачем они их притащили? — Она картинно сжала виски. — Кто их просил?

— Внуки здесь? — обрадовался он. — А почему я их не видел? Как хорошо, что ребятню привели! Где же они? Тамара, где дети?

— Где-где? Разумеется, в детской, с няньками! Где им и положено. Где они, по-твоему, должны быть?

— По-моему, они должны быть вместе со всеми. По-моему, так положено любимым детям: ползать под столом, играть, носиться, пачкаться шоколадом, сидеть на коленках у взрослых и визжать от радости. И почему у тебя тогда мигрень, если они взаперти в детской и ты их даже не видишь?

— Потому что я знаю, что они тут. И от этого у меня начинаются спазмы в голове! У меня же такие слабые сосуды! Боже! Ты никогда меня не понимал, никогда!

— Тамара, я пойду, пожалуй. — Он поморщился как от боли и тяжело поднялся, ухватившись за край раковины. — Пойду посмотрю на моих чудесных внуков и, наверное, хорошенько выпью. И съем кусок мяса пожирнее. И пирога. С яблоками. Лимонного мне что-то не хочется.

— Тебе нельзя мучного. Что ты за идиот! Мучного, соленого и жирного тебе нельзя. Ожиреешь и впадешь в маразм. Будешь как тупая свинья. Хотя ты и есть свинья.

Он вышел из ванной и даже не посмотрел на жену. Ему показалось, что у него за спиной сейчас взорвется дверь. Но из-за нее донеслось только:

— Спишь сегодня в гостевой на кушетке!

Леонид сидел на диване с бокалом виски и что-то оживленно обсуждал с молодым мужчиной в голубом джемпере, оба жестикулировали и смеялись. Николай остановился на пороге гостиной, посмотрел на них и улыбнулся, как будто оттаял.

— Принесите мне чашечку чая, пожалуйста, — попросил он девушку в форменном фартуке, которая несла на кухню стопку тарелок. — С лимоном, если можно.

— Конечно, Николай Иванович, — кивнула она, а он поблагодарил и направился к дивану.

— Что обсуждаем? Какие новости? — спросил он и присел рядом.

— Да вот, Петр мне рассказывает про свою командировку, а я слушаю открыв рот и горжусь. Вот так крестник у меня, вот молодец!

— Да что вы, дядь Лень, не захваливайте. — Тот просиял и подвинулся. — Николаш, садись лучше сюда, тебе там неудобно? Как день прошел? Я вчера тебе звонил, ты не отвечал, я волновался. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Все в порядке, Петенька, все у меня в порядке, сынок…

— Объясните мне только одну вещь, — вдруг перебил его Леонид. — Петр, вот скажи мне, почему, ну почему вы все зовете вашего отца Николашей? Откуда это взялось? Что это за дрянь, этот Николаша? Он что, приказчик в лавке?

— Тихо-тихо, Лень…

— Не закрывай мне рот, Коля! Меня каждый раз передергивает, когда я это слышу! Что за мерзость такая? Он же ваш отец! О-тец! Он вас вырастил! Откуда этот Николаша взялся?

— Я не знаю, дядь Лень… — Петр смутился и растерялся. — Мама нам в детстве так говорила. Чтобы ее звали при людях Тамарой, она якобы от этого моложе выглядит. А папу нас приучили так звать, мы так привыкли, как-то оно само собой…

— Это противно! Что за неуважение! Я сейчас выпил, и поэтому скажу: вы взрослые люди, прекратите так делать! Ваш отец — золотой человек!

— Леня! — громко перебил его Николай и взял за руку. — Перестань, прошу тебя. Это наше семейное. Все в порядке. Не кричи на Петю, не нужно. Он ни при чем, он привык. И вообще… У меня хорошие дети, Леня. У меня очень хорошие дети…

Лидочка. Сейчас

Мила вскочила посреди ночи от грохота. Что-то упало. Ей показалось, она слышала звон стекла. Может, окно разбилось? К ним кто-то залез? Она быстро выбралась из постели, потрясла за плечо Славу, выбежала из комнаты и прислушалась. Тихо. Странно, может, ей показалось. Она включила в холле свет. Никого.

— Что за шум? — Из комнаты вышел Слава, протирая глаза.

— Ты тоже слышал?

— Ну, да, внизу что-то гремело.

В этот момент на кухне опять раздался грохот и звон битого стекла. Мила быстро побежала вниз по лестнице.

— Проверь детей, чтобы не проснулись! — крикнула она Славе. Она уже догадалась, кто шумит.

На кухне горел свет. Мила остановилась на пороге. Сначала ей показалось, что прошел снег — весь пол был засыпан белой мукой, рисом и вермишелью, тут же валялись жестяные и стеклянные банки, в которых хранились крупы и макароны. На стуле стояла хрупкая старушка в ночной рубашке почти до пят и выбрасывала все из распахнутого кухонного шкафчика. Она ловко открыла крышку на пузатой стеклянной банке, пошарила внутри, прищурилась, как будто искала там что-то на ощупь, а потом грохнула банку об пол — зазвенели осколки, по шершавой коричневой плитке запрыгали белые фасолины.

— Мама, — выдохнула Мила. — Что случилось? Почему ты не спишь? Мам! Что ты тут делаешь?

— Она должна быть где-то здесь! Куда ее спрятали? — Лидия Андреевна как будто ничего не слышала, продолжая рыться в шкафчике. Волосы торчали во все стороны, щеки разрумянились от напряжения.

— Мама, слезь, пожалуйста! — Мила подошла к ней. — Ты упадешь и сломаешь себе что-нибудь. Что ты ищешь? Ты что-то потеряла? Давай я тебе помогу?

Лидия Андреевна посмотрела на нее сверху вниз и на минуту остановилась.

— Кто вы? — спросила она.

Мила вздохнула. Она никогда не знала, что именно творилось в данный момент в маминой голове и как правильно отвечать на этот вопрос, чтобы не спровоцировать слезы и истерику.

— Кто вы такая? — повторила Лилия Андреевна еще раз, отчеканив каждое слово. — Так это вы спрятали мою медаль? Сейчас же признайтесь!

— Какую медаль?

— Не притворяйтесь! Вы с виду приличная женщина, а на самом деле мерзавка и воровка! Как вы могли украсть медаль? И спрятать ее в своем доме! Теперь я вынуждена все тут обыскать! Думаете, мне приятно рыться в чужих шкафах? Но имейте в виду, я все равно найду ее! — Она развернулась, схватила с полки банку с черным перцем и перевернула ее прямо на Милу.

«Хорошо, что не молотый, — подумала Мила, — сейчас бы чихала до утра».

— Мама, — тихо сказала она. — Что за медаль? Не волнуйся, пожалуйста, ты у себя дома. Ты в безопасности, все хорошо. Мы все тут, мы все найдем. Мама!

Лидия Андреевна на минуту застыла и медленно повернула к ней лицо.

— Мама? — повторила она и нахмурилась. — Вы назвали меня мамой?! Да это же… Это же просто… — Она задохнулась от возмущения. — Вы что, ненормальная?! Посмотрите на себя, вы же взрослая женщина! Как я могу быть вашей мамой? Вы соображаете хоть чуть-чуть? Я так и знала, вы не в себе! Поэтому вы украли медаль? Вы постоянно у меня воруете! Сначала перчатка, теперь медаль! — Она вдруг быстро сунула руку в шкафчик и швырнула в Милу деревянную мельницу для соли. Та едва успела увернуться.

— Что за шум, а где драка? — На кухню зашел Дима, за ним появилась сонная Вера. — Ох, какая красота… — Он оглядел пол.

— Мы ищем медаль, — сообщила Мила.

— Олимпийскую или «За отвагу»? — Чувство юмора не покидало Диму даже в самых странных ситуациях.

— Пока не выяснили, — сказала Мила.

— А вы все кто такие? — Лидия Андреевна чуть попятилась на стуле, и Вера кинулась к ней, чтобы подхватить, если та упадет. Под ногами захрустели горошины перца. — Не смейте меня трогать! Бандитка! — Лидия Андреевна пригрозила ей пальцем. — Кто вы все такие? Вы преступники! Вы все заодно? Кто из вас украл мою медаль? Я не уйду отсюда без медали! Верните мою медаль!

— Я пока поставлю чай, — вздохнул Дима. — Это, похоже, надолго. Сначала медали, потом ордена пойдут. Там у вас Мотька с Митькой не проснулись? А то еще они добавят жару.

— Дмитрий и Матвей ведут себя образцово-показательно, в отличие от некоторых, — тихо сказал возникший из темноты Слава и добавил уже громче: — Лидия Андреевна, дорогая наша, давайте я вас сниму со стульчика, и мы вместе попьем чайку, а потом пойдем досыпать. Очень рано еще, особенно для медалей.