Это цена маленькой квартиры. То, что называется, в спальном районе. Так что молодые чаще всего просто регистрируются, потом вечеринка, а на деньги покупают жилье. С 1956 года у тунисцев одна жена.
– Наш президент сказал: «Хватит и одной».
– Но ислам разрешает.
– Нет. У нас теперь по закону одна жена.
– А дети?
– Два, три ребенка в семье.
– Пособие на детей?
– Да.
И пособие есть. Пенсия – 80 процентов от последней зарплаты. Даже если зарплата была 400 динаров – пенсия 320 динаров (6400 рублей на наши деньги). Вода и электричество будет стоить для семьи 100 динаров в месяц, «коммунида» (наше ЖКХ) – 50 динаров.
Разводы редки, потому что за развод надо заплатить большие взносы, и еще надо оставить жене дом и обеспечить и ее и детей. Детей здесь не бросают. Беспризорников нет.
Бродяг тоже не видно. Старость обеспечена. Если умирает один из супругов, то второй всю оставшуюся жизнь получает и свою пенсию, и пенсию умершего супруга. Таков закон.
И еще одиноких старух обеспечивают сиделками. За государственный счет.
– Почему только старух?
– Мужчины живут тут в среднем пятьдесят шесть лет, а женщины до семидесяти шести.
– Понятно почему.
– Почему?
– Морят мужа, а потом двадцать лет получают его пенсию.
Гид смеется.
– Просто мужчины много курят. Почти все мужчины у нас курят.
Курят и от этого мрут. Похоже, это все их проблемы.
Пенсии, пособия, дороги, сиделки, старость, дети, образование, медицина, еда.
И все это без природного газа и золото-валюты Центрального банка.
Все для людей, а иначе зачем это все.
* * *
Сомалийские пираты опять отличились: захватили яхту с французами. Но французский спецназ отбил соплеменников, а Саркози тут же заявил о своей новой инициативе: создать против сомалийских пиратов международные полицейские силы. И создадут.
Два года назад я писал статью о пиратах. По ней даже собирались снимать документальный фильм. Я тогда предложил создание таких сил, но только инициатором их создания, по моему замыслу, должна была выступить Россия. Не только наказали бы пиратов, но и получили бы международный институт, в котором у России была бы ведущая роль, что позволило бы на международные взносы построить, к примеру, и парочку новых эсминцев для нашего флота. Фильм не сняли, все заглохло. Теперь все лавры достанутся Саркози.
* * *
Мне нравится французский иностранный легион. Набирают со всего мира джентльменов удачи, и они исправно служат Франции в горячих точках. Оклады, пенсии, пособия, французское гражданство.
Жаль, что Россия до этого все никак не созреет.
А ведь придется.
* * *
Я нигде не видел беспризорников. За границей их нет. В России они есть. Это целая армия, пополняющая криминальные ряды. Нужна государственная программа по превращению беспризорников в солдат. Идеальные получились бы солдаты, но в это дело надо вложить много денег и сил. Дело стоит того. Было бы желание.
Пока его нет.
* * *
Рассказали историю. Дело было в небольшой поликлинике, куда в конце рабочего дня привели ребят из первого класса на какую-то диспансеризацию.
Дело в том, что диспансеризации давно не проводились, и это, так сказать, первый случай за много-много лет, так что все – и дети, и врачи – держались как-то особенно торжественно, что ли.
И вот к невропатологу входит маленький мальчик лет семи-восьми. Невропатолог, старенький, интеллигентного вида доктор, засуетился, принимая такого пациента. Сразу разговоры: «А как ваше имя, молодой человек?» и «Как вы учитесь?», – на что мальчик отвечает, мол, учусь, стараюсь, и все это не торопясь, чинно, оба улыбаются, и по всему видно, что им обоим это общение нравится – доктор все спрашивает, мальчик отвечает, доктор говорит, что ножку надо положить на ножку, что он – вот сюда молоточком, и тут…
И тут дверь открывается настежь, в нее сначала влезает гигантская швабра, потом уборщица – огромная бабища с ведром, и она по полу широкими бросками той шваброй – шась, шась!
Доктор смутился, покраснел, потом поправил очки и говорит:
– Неужели вы не видите, что мы с молодым человеком заняты? Выйдите, пожалуйста, подождите минутку, мы закончим, и вот тогда…
– Вот еще! – отвечает бабища. – Буду я тут вас ждать! Всех не наждешься!
И тут маленький мальчик вдруг говорит той бабе:
– А ну пошла отсюда на х…й!
И о чудо! – баба, приседая и кланяясь, жопой в дверь со словами «Ой, а вы, значит, заняты!» вышла. Дверь закрылась, тишина.
Вы знаете, доктор немедленно поставил мальчику диагноз: «Совершенно здоров!».
* * *
Фондовые рынки рухнули, потом оживились, чтобы через какое-то время, судя по всему, снова рухнуть.
Интересно, как там поживает наш Стабилизационный фонд? Говорят о чем угодно, но только не о нем.
Не вспоминают, не вздыхают, не кричат, не посыпают голову пеплом, не стонут, не ворчат, не сетуют – тишина.
А мне все же интересно, как он там, в забытой Богом Америке? Не одиноко ли ему? И как он себя чувствует?
Может быть, его следует поддержать как-то, опереть на что-нибудь, прислонить, подставить стул?
Но, возможно, я что-то пропустил, и у нас уже давно нет никакого Стабилизационного фонда. Ведь не видел же его никогда и никто. Никто не знает, как он на самом деле выглядит.
Все только о нем говорили, но так, чтобы представить: вот эта чудовищная штука и есть наш горячо любимый фонд – вот этого не было.
Было только умное лицо господина Кудрина по телевизору, и рассуждало то лицо о тех замечательных преимуществах, что дает нам размещение этих денег там, в экономически несгибаемом далеко.
Оно тогда напоминало вдохновенный лик селекционера, скрестившего наконец корову с трактором. Все обещало необычный приплод – этакий вагон с рогами.
Но время шло, а Стабилизационный фонд миру все не являлся. Ну хоть бы что-нибудь, хоть одним глазком!
Показали бы нам тонну бумаги, что ли! Мол, вот она, та самая тонна, на которую удалось выменять все наши немалые деньги.
Не показали, не предъявили, не представили, и злые языки теперь скажут: «Самое время его поделить. Заявить на весь мир: вот ведь Америка что учудила, украла наш незабываемый фонд!» – а потом разделить его между настоящими страдальцами, как дыню: развалить сперва пополам, очистить от семечек, а потом поделить на дольки, да еще и еще, а после каждому причастному вложить в рот по сахарному кусочку.
* * *
Не пора ли развернуть в народе дискуссию «Я люблю свою Родину!», в ходе которой выяснить, за что мы все любим Родину, как мы ее любим и в чем это все проявляется.
По ходу дела можно было бы выявить тех, кто, на наш взгляд, недостаточно ее любит, а также тех, кто ее совсем не любит. А еще можно было бы выстроить народ, разделив его на категории: а – любит беззаветно, б – любит не всегда и не везде, г – любит от случая к случаю, д – совсем не любит.
В отдельную графу надо бы выделить всех пришлых, которые и помыслить не должны о том, чтоб раньше нас тут любить нашу Родину. Их придется все время преследовать и истреблять.
А еще между отдельными категориями хорошо бы посеять неприязнь, чтоб, значит, занять народ, устроив ему соревнование: те, кто любит беззаветно, не должны, к примеру, спокойно почивать на лаврах, они все время должны доказывать всем то, что они-то как раз «беззаветно», обрушивая свой гнев на тех, кто «не всегда».
При этом надо пользоваться таким свойством русского языка, как его молодость.
