Командовать парадом буду я! - Барщевский Михаил Юрьевич

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 165

Испуганная Лена, оказавшись в центре такого всплеска народного энтузиазма, озиралась по сторонам, не понимая, что происходит, куда и как можно смыться, и в ужасе представляя, что ей теперь за это будет. В Москве за организацию уличных беспорядков ей бы вкатили 15 суток просто сходу. Даже Вадим бы не помог. А здесь?

Именно в этот момент подъехали две полицейские машины. Одна вынырнула из переулка, вторая прорвалась по Бродвею. Четыре офицера с каменными лицами врезались в толпу, рассекая ее своими могучими плечами. Они явно были настроены немедленно прекратить нарушение общественного порядка. Но, оказавшись в центре, непосредственно рядом с Леной и негром-торговцем, копы расплылись снисходительно-приветливыми улыбками, а трое из них, чернокожие, тоже подхватили, правда не так громко, лозунг толпы, прокричав несколько раз: «Перестройка! Горбачев». Четвертый, белый, поулыбался-поулыбался и все-таки отдал команду сослуживцам. Какую, никто не расслышал, но полицейские разом посерьезнели, подняли руки и стали призывать толпу успокоиться. Уже через пару минут порядок был восстановлен, и несколько десятков довольных нежданно свалившимся на них развлечением манхэттенцев отправились дальше по своим делам.

Вконец растерянная Лена осталась стоять около счастливого негра-торговца, испытавшего настоящий кайф.

– Это вам, мэм, – белозубо улыбаясь, негр протянул Лене браслет.

– Ну что вы, не надо, – засмущалась невольный посол народной дипломатии.

– Берите, берите! – настаивал коробейник.

Лена сдалась. Ей хотелось как можно быстрее отсюда исчезнуть, – советский человек не должен привлекать к себе внимания. Лену этому учили и бабушка с дедушкой, и родители, и школа с комсомолом. Один из основных неписаных законов выживания в СССР гласил: «Не выделяйся!» Этот постулат стал частью генотипа советского человека и полуторамесячное пребывание в США не могло его вытравить. Но браслетик Лена взяла. Теперь, с юмором рассказывая о своем приключении Вадиму, она не без гордости показывала, как хорошо он смотрится на ее запястье.

Вторая радость дня – кафе на Нассау-стрит.

После бурной встречи с негром, поклонником СССР, Лена зашла в кафе на углу Нассау и Уолл-стрит выпить кофе и перевести дух. Время ланча заканчивалось, и столиков освободилось предостаточно. В этой части Нью-Йорка за ланчем в пиццериях, кафе, китайских ресторанчиках люди, как правило, не засиживались. Приходили, закупали обед «на вынос» и неслись обратно по своим офисам. Там с бутылочкой «Колы» или стаканчиком бурды под названием «америкен кофе» подкрепляли силы для дальнейшего успешного «делания денег».

Лена выбрала столик у окна и заказала чашечку эспрессо. Надо сказать, что найти кафе, где бы варили эспрессо, за исключением квартала под названием «Маленькая Италия», в Нью-Йорке было весьма проблематично. А тут просто повезло – зашла в первое попавшееся кафе, и нате вам – есть эспрессо. Уже сам по себе этот факт поднял Ленине настроение еще выше. И тут ее посетила совершенно сумасшедшая идея. А что, если не просто выпить кофе и отправиться обратно на улицу, а как в западном кино: посидеть, поглазеть в окно на прохожих. Или еще лучше, воспользоваться случаем и написать письмо маме. В Москве такое недостижимо. Любое занюханное кафе с засиженными мухами клеенками на столиках всегда наполняла масса народу, и уже на последнем глотке кофе официантка выразительным взглядом напоминала, что за входной дверью ждет очередь. Не понявшему молчаливого намека говорили прямо: «Наша «Ромашка» (казалось, именно так и только так назывались все кафе от Калининграда до Владивостока и от Мурманска до Батуми) – точка общепита, а не изба-читальня».

Правда, в знаменитом первом кооперативном кафе «Кропоткинская, 36» можно было, по слухам, заказать чашечку кофе и спокойно просидеть минут 20. Потом очень вежливо(!), но-таки намекали, что очередь ждет. Лена там ни разу не была, поскольку выложить за кофе сумму, равную ее месячному окладу старшего преподавателя вуза, казалось полной дичью. А Вадим, однажды назначивший в этом месте встречу клиенту исключительно для того, чтобы подчеркнуть свою адвокатскую крутизну, несколько дней потом ходил, как побитая собака, стыдясь потраченной суммы на фоне окружавшей его всеобщей нищеты. Тогда-то он впервые изрек: «Богатство – это не столько, сколько ты имеешь, а сколько можешь комфортно потратить. Поэтому в нашей стране богатых нет и быть не может!» Лена не поняла: «Ты про ОБХСС?» Вадим раздраженно коротко разъяснил: «Нет, про совесть!»

Лена продолжала свой рассказ все в том же приподнятом настроении. Она просидела в кафе часа три. Выпила за это время всего две чашки эспрессо, на что, собственно, и потратила доллар и восемьдесят центов. Написала длиннющее послание маме с подробным изложением эпизода на Бродвее. Потом настрочила короткое письмо Илоне и Михаилу Леонидовичу. Затем решила впервые написать Машке. Вадим звонил ей каждый день, соответственно, общался и со своими родителями, – Машка жила у них. Однако Лена рассудила, что письмо из Америки останется дочери на всю жизнь как память.

Вадим уже больше часа слушал жену, не перебивая. Прикидывал, когда же ему вклиниться с известием о своем успехе дня. Две с половиной тысячи долларов, свалившиеся с неба, должны были произвести на Лену сильное впечатление. Но неожиданно Вадим решил: сегодня он ничего жене не расскажет. Пусть этот день останется ее именинами души. Удача мужа затмит все подарки судьбы, полученные сегодня Ленкой. А это будет несправедливо. Завтра расскажет.

Вечером Вадим позвал Сашу покурить. На лестнице. Звучало забавно, поскольку Саша не курил, а ступеньки двоих рядом не вмещали. Вышли секретничать на улицу. Вадим сообщил об истории с деньгами. Он вовсе не хотел хвастаться, просто боялся быть заподозренным в скрытничестве. Понимал, что может в очередной раз вызвать у друга зависть, но так или иначе, про денежный приз тот узнает, и тогда обид не оберешься. Реакция Саши Вадима удивила.

– Я же говорил, что «Абрамовитц» – говно! Надо было и мне оставаться в «Брайане».

– Ну, вообще-то, да, – растерялся Вадим. Уж он-то помнил, как уговаривал Сашу не покидать «родную» фирму.

– Они даже семинар не могли организовать, как наши, из «Брайана»! – продолжал кипятиться Саша.

И тут Вадима осенило. Слово «наши», выскочившее из Сашиного подсознания, высветило ход. Долго витавший в голове план вдруг принял совершенно отчетливые формы. Саша продолжал что-то бубнить. Вадим его перебил:

– Прости, помолчи пару секунд. Мне надо подумать.

Увидев знакомое выражение лица Осипова, Саша послушно замолк. Знал, что сейчас Вадим наверняка выдаст что-нибудь сногсшибательное и, возможно, не такое уж бредовое.

Вадим зациклился на двух моментах. Первый: «брайановцы» явно не такие жмоты, как многие их здешние коллеги. Фирма процветает и живет на широкую ногу. К тому же грядет ее юбилей. Второе: конкуренция – это реклама. Не реклама «Аэрофлота», призывающая летать только его самолетами, будто в Союзе есть другие, а реклама, убеждающая – мы лучше, чем конкуренты.

…Вадим вдруг вспомнил самый идиотский, на его взгляд, из лозунгов, украшавших .московские улицы и дома. В самом центре города, на крыше гостиницы «Москва» огромные буквы провозглашали: «Победа коммунизма неизбежна!» То ли это была угроза, то ли предупреждение о неминуемой опасности, то ли призыв ни хрена не делать для достижения этого самого коммунизма, – коли он неизбежен, так сам собой и наступит…

Вадим вернул мысли в нью-йоркский дворик. Сегодня лучшая реклама для американской юридической фирмы – прорыв на советский рынок. Этого еще никто не делал. Чем они там станут заниматься – значения не имеет. Главное, они будут первыми. Кстати, для американского менталитета, в их системе ценностей быть первым, значит, быть лучшим. Даже если ты сам себе в башку гвоздь забил, о тебе газеты напишут, а о твоих последователях – вряд ли. А как «американы» реагируют на статью о них в газете, Вадим видел на собственном примере. До чего же все просто! Но Саше информацию стоило выдавать порционно.

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 165