А теперь любите меня - Сандр Аксель

Вот так наступил этот миг. Будто все маленькие сердечки сжались в одно время:

Впервые ощутив Нервное содрогание, мой мозг словно перезарядился. И наступил Метаморфоз.

И потекли слезы.

Юлия меня обняла. Она прижималась губами к моим щекам и говорила: «Все хорошо, родной», она говорила: «Не грусти, малыш».

Но это были не совсем слезы грусти и не слезы радости. Если меланхолия — это радость быть грустным, тогда это были Слезы меланхолии. Слезы, пролитые о Метаморфозе, который только что произошел: когда я вернулся из своей Маленькой смерти, мои папки очутились тут же, разложенные передо мной.

Моя голова легла на грудь Юлии, ее руки нежно гладили мои волосы. Я прикрыл веки и уснул так мирно, будто был мертв.

Меня разбудили губы Юлии, которые нежно целовали мой лоб и виски. Я прижался к ее телу, к ее утреннему теплу.

— Я должна идти, — прошептала она мне на ухо. — Но мы же отоспимся на выходных, правда?

Я поцеловал ее шею и волосы, чтобы сказать «да».

Когда она ушла, я приступил к пересмотру своих папок.

Сначала мне казалось странным, что они не причиняют мне боли, а затем я пришел к выводу, что, наверное, они стали доступными именно поэтому.

В тот день в баре, поскольку накануне все видели, как я ушел с Юлией, меня ждали полуулыбки, пристальные взгляды, похлопывания по спине и угощение пивом.

После обеда я спросил Луи, почему он не скажет Хозяйке, что любит ее.

Он выпучил глаза.

— Кто тебе рассказал?! Этот чертов Консьержка?!

— Нет, просто это видно.

— Она знает, — прошептал он, потупившись. — Но она сказала, что хочет, чтобы мы были друзьями, и я согласился. Возможно, когда-нибудь она передумает.

— Почему ты так ее любишь? — спросил я.

Он поднял взгляд.

— Ты не заметил, какая она красивая?!

— Заметил. Но я имел в виду, она что-нибудь сделала, чтобы заслужить любовь?

— Нет. Я просто ее люблю.

Благодаря Луи я понял что-то решительно новое: настоящая любовь не заслуживается, она отдается и получается. Как подарок. Разница между этим подарком и остальными в том, что его часто дарят, даже не замечая. Это называется влюбиться.

Когда кто-то влюбляется в тебя и делает тебе этот подарок, ты можешь дать ему такой же подарок, но это не обязательно.

31

У меня есть ощущение, что я понял все, что хотел понять.

Самое главное, что я понял, — нужно принять то, что я не могу понять всё; некоторые вещи не подчиняются логике, и наука не может их объяснить; эти вещи всегда будут покрыты тайной. Как нумерация дверей в гостинице «Уголек».

Я также понял, что я был заложником своего желания быть любимым. И что когда мы преодолеваем желание быть любимыми, мы становимся свободными. Конечно, мы нуждаемся в любви других, но часто именно тогда, когда мы перестаем чего-то хотеть, оно сваливается на нас; есть чье-то очень точное высказывание:

Что касается моих корней, я должен был признать, что я, возможно, никогда их не найду, и продолжать жить. В конце концов, у Человека это очень хорошо получается. Потому что если у меня и было Желание любви, на котором я должен был поставить крест, чтобы стать свободным, то это было Желание любви предков.

И, возможно, для Человека свобода наступает, когда он отказывается от желания быть любимым Богом.

Существует ли он? Я не знаю. Бог — это самое великое Агностическое предположение, сделанное людьми.

Бог — это Идеальное агностическое предположение: то, что невозможно доказать.

Бог существует так же, как он не существует.

Но, возможно, многие люди просто не хотят этой свободы, потому что не знают, что с ней делать. Возьмите, к примеру, Луи: что ему останется, если он откажется от своего желания быть любимым Хозяйкой? Что он сделает со своей вновь обретенной свободой?

Ну вот. Я чувствовал себя свободным.

Что я собирался делать в жизни? У меня еще оставалось время подумать.

На кухне я спросил Хозяйку, почему у бара нет названия.

— Я еще не нашла подходящего, — ответила она.

— «Отчаяние бабочки», — предложил я.

— Пф-ф-ф… — фыркнула она. — Ты действительно ненормальный, голубчик.

Я объяснил ей, что такое «Отчаяние бабочки», и сказал, что именно благодаря ему — тому, что мое отчаяние растворилось в отчаянии других, — я смог найти ответы на многие свои вопросы. И эти ответы дали мне они: Хозяйка, Луи, Марко, Сабрина, господин Анри и остальные.

И частично благодаря этим ответам мои папки не причиняли мне больше боли и я смог снова в них заглянуть.

Я рассказал Хозяйке о своих папках. Она меня выслушала.

Хозяйка сказала мне, что перед тем, как я стану полностью свободным, мне необходимо как следует проститься со старым другом. Потому что я ему должен.

После обеда Луи и Марко посадили Сабрину на плечи, и своей самой большой кисточкой она написала над входом в бар: «Отчаяние бабочки».

32

Хозяйка дала мне денег, чтобы я купил билет на поезд. Она знала, что для меня важно попрощаться именно там, на Лазурном Берегу.

Проведя ночь в поезде, я приехал на рассвете. Безоблачное небо обещало прекрасный холодный декабрьский день.

На пляже не было ни души. Я сел на прохладный песок, открыл сумку, вынул пакет чипсов с сыром и пачку шоколадного печенья.

Я набил в рот столько чипсов, сколько в него влезло, и стал их жевать. Затем я взял печенье и разделил две половинки, чтобы слизать шоколад.

Это была наша прощальная трапеза — для Тома и для меня.

Я разделся и направился к морю. Я зашел по щиколотку в воду, прохлада поднялась по моему телу, и я двинулся дальше.

Я не умел плавать и остановился там, где вода поднималась выше пояса, присел и окунулся с головой.

И там я дал всему выйти — в самом громком крике, на который был способен. Папка Франка М., папка Приемных семей, затем папка Тома, маленького мальчика, которого я выдумал, чтобы не трусить, и который получал тычки вместо меня.

Я оттолкнулся ступнями ото дна, и мое тело родилось из воды; я вдохнул свежий воздух и наполнил им легкие.

Я вышел из моря, оставив все свои папки позади. Средиземное море унесет их очень далеко.