Ничто не случайно - Бах Ричард Дэвис

Мы свернули с шоссе и остановились у старого, с облупившейся краской красного сарая. С одной из балок свисал полиспаст.

– Так я и знал, что он здесь, – сказы он.

Мы сняли его, погрузили в кузов грузовичка и отправились обратно на аэродром. Мы подъехали к самолету и в последних лучах заходящего солнца смонтировали полиспаст на раме.

– Эй, парни, – сказал Стэн, – мне пора ехать. Здесь есть аварийная лампа и где-то был удлинитель, есть и верстак, пользуйтесь. Закройте только все, когда будете уходить, ладно?

– О'кей, Стэн, спасибо.

– Рад был помочь.

Мы принялись снимать погнутые стойки. Когда они были убраны, крылья обвисли еще больше, и мы подставили козлы под края нижних крыльев. До темноты мы успели выпрямить крепления закрылков и отрихтовать капот.

Немного погодя мы оставили работу и отправились ужинать, заперев за собой ангар Стэна.

– Ну, Пол, должен сказать, ты и выдал номер. «Если в вашем самолете есть какое-нибудь слабое место. Испытательная Служба Пола Хансена отыщет и сломает его для вас».

– Нет, – сказал Пол. – Я только коснулся земли и сказал: «Боже правый, я его посадил!» – как тут – бабах! Знаешь, о чем я сразу подумал? О твоей жене. – «Что подумает Бетт?» Первым делом.

– Я ей позвоню. Скажу, что ты о ней думал. – Бетт, Пол думал о тебе сегодня, когда вдребезги разбивал мой самолет.

Некоторое время мы ели молча, затем Пол просиял. – Мы сегодня кое-что заработали. Эй, казначей. Сколько мы сегодня заработали?

Стью отложил вилку и достал бумажник. – Шесть долларов.

– Но Великий Американский должен мне кое-что, – сказал Пол. – Я уплатил четвертак мальчишкам, нашедшим ветровой вымпел.

– А я купил жатую бумагу, – сказал Стью. – Она стоила шестьдесят центов.

– А я купил масло, – сказал я. – Это уже интересно.

Стью выплатил каждому по два доллара, потом я потребовал часть их доли в возмещение расходов на масло, с каждого по семьдесят пять центов. Но и сам я был должен Полу восемь и одну треть цента, как часть платы за нахождение ветрового вымпела, а Стью я был должен двадцать центов за жатую бумагу. Так что Стью уплатил Полу восемь центов, вычел из моего заработка двадцать центов и выдал мне пятьдесят пять центов. Пол снял со своего счета восемь центов и остался мне должен шестьдесят семь центов. Но мелочи у него не было, поэтому он дал мне монету в пятьдесят центов и две по десять, а я дал ему два пенни. Я со звоном бросил их на его кофейное блюдце.

Мы сидели за столом перед маленькими столбиками монет, и я сказал, – Все в расчете? Говорите сразу или навсегда оставьте это при себе…

– Ты должен мне пятьдесят центов, – сказал Стью.

– Пятьдесят центов! Откуда это я тебе должен пятьдесят центов? – спросил я. – Ничего я тебе не должен!

– Ты забыл включить зажигание. После того, как я чуть не отдал концы, крутя ручку, ты забыл включить зажигание. Пятьдесят центов.

Неужели это было сегодня утром? Было, и я заплатил.

Джо Райт, проезжая мимо, остановился и стал настаивать, чтобы мы переночевали в конторе. Никто не будет пересчитывать банки с маслом.

Там были две кушетки, но мы свалили в конторе все наше имущество, и наша спальня снова больше походила на авиазавод, чем на спальню в конторе.

– Знаете что? – заговорил Пол, лежа в темноте и куря сигарету.

– Что?

– Знаете, я не испытывал страха перед тем, что могу получить какую-нибудь травму. Единственное, чего я боялся, так это повредить самолет. Я вроде бы знал, что самолет не допустит, чтобы со мной что-то случилось. Ну не смешно ли?

Будущее «Великого Американского» зависело от пилота, парашютиста, механика и друга, и всем им было имя Джонни Колин, который летал с нами в Прейри дю Шайен и буквально сотворил чудо, приведя биплан в порядок после той аварии.

На другой день в три пополудни Пол завел Ласкомб и вылетел на запад, в Эппл Ривер, где у Джонни была своя взлетная полоса. Если все пойдет по плану, он должен вернуться до темноты.

Стью и я хлопотали у самолета, доделывая все, что можно было, до начала сварочных работ, и наконец делать больше стало нечего. Теперь все зависело от того, привезет ли Пол Джонни в своем Ласкомбе.

Немного погодя появился Стэн и выкатил свой Пайпер Пейсер для дневного полета. Приземлился трехлапый Чероки, тут же развернулся и снова взлетел. Тихий день в маленьком аэропорту.

У крыла остановилась автомашина, и из нее вышло несколько пальмирцев, которых мы со вчерашнего дня уже знали.

– Как идут дела?

– Дела о'кей. Немного сварки, и можно будет собирать его в кучу.

– На мой взгляд, он все же выглядит довольно побитым.

Сказавшая это женщина сочувственно улыбнулась, показывая, что не хочет нас обидеть, но ее друзья этого не заметили.

– Не доставай их, Дьюк. Они тут целый день вкалывали над этим бедолагой-старичком.

– Да они на нем еще полетают, – сказала Дьюк.

Странная это была женщина, и с первого взгляда мне показалось, что она находится где-то в тысяче миль отсюда, и что эта ее часть, живущая в Пальмире, штат Висконсин, вот-вот произнесет волшебное слово и исчезнет.

Когда Дьюк начинала говорить, все ее слушали. Она излучала едва уловимую печаль, словно была представительницей некоей затерянной расы, захваченной в детстве людьми и воспитанной в наших порядках, но все еще помнящей свой дом на другой планете.

– Это все, чем вы зарабатываете себе на жизнь, летая по округе и катая людей на самолетах? – спросила она. И она взглянула мне прямо в глаза, ожидая услышать правду.

– В общем, похоже на то.

– А что вы думаете о городках, которые видите?

– Все они разные. У городов, как и людей, есть свое лицо.

– А у нас какое лицо? – спросила она.

– Вы, пожалуй, осторожны, степенны, уверенны. Довольно настороженны к чужакам.

– Вот и ошиблись. Такой город называется Пейтон Плейс.

Вернулся из полета Стэн, низко прошелся над полосой, а мы все следили за тем, как он проносится мимо, ворча мотором.

Пол запаздывал вот уже на час, а солнце совсем низко висело над горизонтом. Если у него все получилось, то он должен быть где-то на подходе.

– Где ваш друг? – спросила Дьюк.

– Он отправился за одним парнем, очень хорошим сварщиком.

Она уселась на переднем бампере машины, эта тоненькая, не лишенная привлекательности инопланетянка, и принялась глядеть в небо. Я взялся за оставленное было закрашивание старой заплатки на крыле.

– Вот он, – сказал кто-то и показал в небо.

Они ошибались. Самолет, не снижаясь, полетел дальше на восток, по направлению к озеру Мичиган.

Спустя некоторое время появился еще один самолет, и теперь это был Ласкомб. Он скользнул вниз, коснулся колесами травы и резво покатил мимо нас. Пол был один, больше в самолете никого не было. Я отвернулся и посмотрел на сварочный аппарат. Развлекательным полетам конец.

– Что-то у нас сегодня уйма самолетов, – сказала Дьюк.

Следом за Полом села Аэронка Чемпион, а в ее кабине сидел Джонни Колин. Он прилетел в своем самолете. Джонни подрулил поближе к нам и заглушил мотор. Он вышел из самолета, выпрямляясь во весь рост и заметно уменьшая его своими габаритами. На нем был неизменный зеленый берет, и он улыбался.

– Джонни! Чертовски рад тебя видеть.

Он вытащил из своего самолета ящик с инструментами.

– Привет. Пол говорит, что вовсю потрудился над твоим самолетом и порядочно его погнул. – Он разложил инструменты и присмотрелся к дожидающимся сварки стойкам. – Завтра рано утром я должен лететь в Маскетайн, забирать новый самолет. Привет, Стью.

– Привет, Джонни.

– Так что тут стряслось? Вот это колесо? – Он окинул взглядом сломанное крепление шасси и другую дожидающуюся его работу. – Ну, это немного.

Он тут же надел черные очки и запустил сварочный аппарат. Этот хлопок газа прозвучал очень обнадеживающе, и я перевел дух. Весь день, вот до этой самой секунды я был в напряжении и только теперь немного расслабился. Благодарение Богу за то, что на свете есть друзья.