Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
— Соловья баснями не кормят, — нарочито ворчливо заметила она, подталкивая его в подъезд. — Неизвестно еще — куда приведешь. Может, там хозяин дома.
— Хозяин — мировой мужик, — шагая через две ступеньки, сообщил Женя. — Крутой, правда, до чертиков, но добрый. Лечился у меня. Я, говорит, Петрович, теперь твой должник по гроб жизни. Понадобится что — только намекни.
— Вот ты и намекнул.
На третьем этаже Наташа остановилась. Надо же — дыхания не хватает! Не прошли даром эти переживания с Леркой, сердце откликается по-своему. Месяц сидела на лекарствах, думала, восстановится. Нет! Гляди-ка, одышка как у старухи.
— Ну да. Он мне тут же ключи и выложил. — Женя веселился как ребенок.
Наташу восхищали его непосредственность и умение искренне радоваться пустякам. Она легко поддавалась его настроению, возможно, поэтому им было так хорошо вдвоем. Он приносил в ее жизнь праздник.
— А если заявится кто-нибудь? — предположила Наташа.
— Не заявится, — с едва сдерживаемым предвкушением ковыряя ключом, успокоил Женя. — Его жена об этой квартире и не подозревает. Он ее для интимных встреч держит. Знают только несколько близких друзей. Но те по мобильнику с ним связываются.
Его волнение тут же передалось ей. Ключ не спешил открывать квартиру. Женя начинал нервничать, пробуя повернуть в ту и другую сторону. Наконец догадался попробовать другим ключом, квартира открылась. Едва оказавшись в тесной прихожей, они начали целоваться как дети. Наташа смеялась под градом торопливых поцелуев, а Женя тут же начал стягивать с нее плащ и косынку, обнюхивать ее кофту, как собаки обнюхивают одежду людей.
— Дай хоть осмотреться, — остановила его Наташа, чувствуя себя в этой ситуации не совсем комфортно. Чужой город, чужое жилье.
— Пошли осмотримся, — согласился он и, прижавшись к ее спине, обхватив руками, повел по квартире.
Квартира была только после ремонта. Поблескивающие лаком полы, новые рамы. Кроме двуспальной кровати и тумбочки с телевизором, в квартире ничего не было. Правда, на кухне имелся стол с двумя табуретками, увидев которые Женя незамедлительно спохватился:
— Ты же хочешь есть! Где наши сумки?
Сам распаковал продукты, сам резал, сам расставлял посуду на столе. Наташа сидела сразу на двух табуретках, по привычке поджав под себя одну ногу, и как кошка, щурясь и мурлыча, следила за его движениями.
— Нет, ты уже села мне на шею, — ворчал Бородин. — Хоть бы сделала вид, что хочешь помочь. Чтобы у меня возникла иллюзия, что ты хорошая хозяйка.
— Пусть у тебя не будет иллюзий, Бородин. — Наташа взяла со стола бутерброд с копченым мясом. — Я дома только и делаю что стою у плиты. Меня тошнит от этого занятия.
— Да все я понимаю, — перебил Женя, протягивая ей фужер с красным сладким вином. — Вот все как ты любишь.
На тарелках громоздились бутерброды с мясом и рыбой, капельками воды поблескивали фрукты.
— За нас. — Наташа дотронулась своим фужером до Жениного.
— За нас, — эхом отозвался он.
Всякий раз, когда Наташа встречалась с Бородиным, она сама не верила в свое счастье. Неужели это с ней? И за все страдания небо наконец послало ей встречу с добрым и понимающим человеком? С человеком тонкой душевной организации, ее поля ягодкой… Тогда, в санатории, он начал со стихов. Он стал читать ей стихи прямо в своем врачебном кабинете. А потом был его творческий вечер, и он со сцены искал ее глазами. Ее шевелюру было нетрудно отыскать среди однотипных химических завивок отдыхающих дам. Она выделялась. И он смотрел на нее, когда читал стихи. Стихи были о любви и звучали как признание. Хотя Наташа прекрасно понимала, что все это написано не для нее, до нее, задолго “до”. И все-таки ей было приятно. После вечера он осмелел и пригласил ее на танец. Танцевать с ним было тоже приятно, хотя он светился самодовольством после творческого вечера и ждал комплиментов. Она не пожадничала и похвалила его стихи. Хотя умом Наташа понимала, что Бородин далеко не Пастернак и даже не Окуджава. Но — жалко, что ли? “Давайте говорить друг другу комплименты…” И они говорили друг другу комплименты. Читали стихи, говорили на разные темы, а в конце Наташиной смены Бородин решил, что момент настал, и пригласил ее поужинать в отдельный номер. Романтик по натуре, Женя злился на себя за банальность и даже пошлость ситуации, прятал глаза, бравировал. В общем, грозил напрочь испортить все впечатление о себе. Наташа наблюдала за ним и не могла придумать, как выпутаться из дурацкого положения, в котором они оказались. Торопливая дежурная близость не принесла ничего, кроме чувства неловкости и недоумения. Бородин быстро исчез по своим административным делам, оставив ее одну в этом номере с мятой постелью и остатками ужина. Наташа сначала переваривала произошедшее, а затем разозлилась и ушла к себе. Она уговорила Юлю отправиться на весь день в город. Вечером, когда Бородин разыскал ее, она взяла в разговоре с ним небрежно-равнодушный тон, который сразу привел его в чувство. Наташа говорила с Бородиным несколько свысока, в ее речи сквозили игривая насмешка, пренебрежительные нотки, и это странным образом подействовало на Бородина. Он не сводил с нее по-собачьи покорных глаз, а когда они наконец остались одни, набросился на нее опять же, как собака, которая век не видела своего хозяина: У них была, как говорится, потрясающая ночь. Теперь Наташа раскусила Бородина. Она догадалась, что вести себя с ним нужно именно свысока, сверху, и теперь частенько принималась ворчать или командовать. Это ему почему-то ужасно нравилось, такое поведение заводило его.
Сегодня, как и обычно во время их редких встреч, Женя наскоро закинул в себя несколько бутербродов и стал смотреть на нее ошалевшим взглядом. Она ждала этого. Его объятия — это единственное место на земле, где Наташа по-настоящему чувствовала себя женщиной. Женщина в двадцать пять, в тридцать, если у нее, конечно, нет отклонений или извращений в воспитании, чувствует себя женщиной всегда и везде. Редкий раз особые, чрезвычайные обстоятельства заставляют ее забыть об этом. Женщина же к сорока, если жизнь ее то и дело нагружает и выматывает, чувствует себя попеременно то ломовой лошадью, то цербером, то нянькой, то сиделкой, то крепостной крестьянкой. Когда ты вдруг случайно вспоминаешь, что ты еще и женщина, внутри все холодеет и начинает возмущаться. Но у Наташи рядом был человек, который постоянно напоминал ей, что она — женщина. Желанная, привлекательная, немного капризная, которую нужно баловать. Она не показала, что ждала этого момента не меньше, чем он, позволила увлечь себя в комнату, но там, уже не сдерживая возбужденного волнения, со смехом набросилась на Бородина, торопливо бросая на пол детали его одежды рядом со своими.
