Книжный на левом берегу Сены - Мейер Керри

Как ни увлекала Сильвию бравада Паунда, ей страшно хотелось еще до обеда познакомиться с Джойсом, и, извинившись, она сбежала от Эзры под тем предлогом, что спешит посетить дамскую комнату, пока их не позвали за стол.

А Джойс чудесным образом оказался именно там, где она и рассчитывала его застать, — он сидел в библиотеке, странно застыв в деревянном кресле и скрестив длинные ноги; крупные кисти его рук свисали с подлокотников кресла.

«Интересно, — подумала про себя Сильвия, — играет ли он на фортепиано этими своими длинными пальцами, два из которых, на разных руках, поблескивали ободками колец». Голова Джойса, почти идеально яйцевидной формы, была повернута к окну; он с таким пристальным вниманием изучал двух щеглов в кудрявой кроне дерева за окном, словно в их щебете заключался весь смысл жизни.

Хотя сердце от волнения едва не выпрыгивало из ее груди, Сильвия остановилась в стороне от окна, решительно прочистила горло и громко произнесла:

— Насколько я понимаю, вы и есть великий Джеймс Джойс?

От ее слов он встрепенулся, и она поймала на себе взгляд ярко-голубых глаз за круглыми стеклами очков в латунной оправе; правда, его левую радужку затягивала молочная пелена. Однако он не сощурился и не подался вперед, чтобы лучше разглядеть Сильвию, но чуть не лишил ее последних остатков мужества, вперившись в нее таким же внимательным взглядом, каким только что взирал на птиц за окном.

— Насчет великого не знаю, — заговорил он, — но с Джеймсом Джойсом все более или менее верно. А вы?..

— Сильвия Бич, — откликнулась она. — Я владелица книжной лавки и библиотеки англоязычной литературы в Шестом округе. «Шекспир и компания».

Взрыв смеха, донесшийся из соседней комнаты, заставил Сильвию вздрогнуть.

Она протянула руку для приветствия и, когда он, привстав, протянул свою в ответ, удивилась, как мало силы оказалось в его такой мощной с виду руке.

— Рад знакомству с вами, мисс Бич. Ваша репутация бежит впереди вас, знаете ли. — Он жестом пригласил ее сесть точь-в-точь в такое же, как у него, кресло, стоявшее рядом.

Сердце Сильвии все еще неистово билось, когда она опустилась на самый краешек сиденья.

— Прошу вас, просто Сильвия. Для меня большая честь, что вы наслышаны о моей лавке. Надеюсь, вы вскоре посетите ее.

— Я стараюсь подавать детям пример учтивого обхождения, мисс Бич. Надеюсь, вы ничего не имеете против?

Сильвия улыбнулась. Так вот почему Нору представили как миссис Джойс. Учтивость. У Сильвии отчего-то не получалось представить себе, что этот изнеженный апатичный джентльмен состоит в браке с грубоватой, очень земной фигуристой женщиной в соседней комнате и — уж если на то пошло — еще и пишет скандально откровенные пассажи, столько ночей лишавшие ее сна. Тайна такого разительного контраста заинтриговала Сильвию, она даже удивилась, почему невозможно не представить себе, что это непредставимо. И все же мистер и миссис Джойс как-то совсем не сочетались друг с другом.

— Расскажите же мне о своей лавке. Я, видите ли, как раз и собирался заглянуть туда, — сказал Джойс, в чьем теноре восхитительно сочетались интонации хорошего ирландского языка и континентальная утонченность. Sotto voce^[67].

— В общем, — Сильвия не представляла, с чего начать свой рассказ и что больше всего заинтересует собеседника, — мы открылись прошлой осенью, в конце 1919 года, и…

— Мы? — перебил ее Джойс.

— Ну, или я, так, пожалуй, вернее, — поправилась она, удивленная, что он обратил внимание на это местоимение. — Знаете Адриенну Монье? Ее магазин, «Ля мезон», вдохновил меня, и она так много помогает мне, что я воспринимаю «Шекспира и компанию» скорее как нашу лавку, чем только свою.

Мистер Джойс понимающе кивнул.

— Я еще не имел удовольствия посетить ее магазин, но месье Спир и месье Паунд уже осведомили меня, что я прямо-таки обязан побывать там.

— Обязаны.

— Раз так, деваться некуда, пойду, — сказал он, озорно улыбнувшись. Еще один сюрприз.

— Знаете, Эзра… м-м, мистер Паунд… был моим первым англоязычным посетителем и все еще остается одним из немногих. Он сделал для меня много больше, чем просто покупал книги и оформил читательский абонемент. Он также взял на себя труд починить кое-какие занедужившие стулья, которые я держу в лавке для посетителей. Сейчас в «Шекспире и компании» ничто не шатается, и этим я целиком обязана Эзре Паунду, — сказала Сильвия с радостной улыбкой, уж очень ей нравилось представлять себе Эзру с молотком в умелых руках.

— Славный мистер Паунд, все-то он что-нибудь исправляет.

— Он и вам что-то исправил?

— Мою жизнь.

— Бог мой, вот это заявление.

— Оно интересно тем, что являет собой чистую правду. Я публикуюсь благодаря Эзре Паунду. И в Париже я сейчас тоже благодаря Эзре Паунду. И читательской поддержкой я тоже обязан Эзре Паунду. Большая жалость, что миссис Джойс не переносит его, потому что он писатель. Вероятно, мне следовало представить его ей как плотника.

— Эта характеристика интересна тем, что являла бы собой чистую правду, — подхватила Сильвия, и они оба заулыбались, будто обменявшись давней шуткой, известной обоим с малолетства.

Джойс уже начал было что-то отвечать, но тут на улице залаяла собака и возбужденно-радостное гавканье полилось в открытое окно, заполняя библиотеку. Джойс заметно вздрогнул.

— С вами все в порядке? — озабоченно спросила Сильвия.

Он прижал вялую руку к груди и ответил:

— Вроде бы да, пока эта зверюга где-то далеко снаружи. Меня, знаете ли, покусала одна такая, когда я еще был мальчишкой.

«А ты этого так и не пережил», — изумилась про себя Сильвия. Такая деталь сказала ей нечто важное о нем как о писателе.

В дверном проеме обрисовался силуэт Эзры Паунда:

— Меня отрядили пригласить вас к столу, но я чрезвычайно рад видеть, что вы двое уже познакомились.

— Moi aussi, Monsieur Pound, moi aussi^[68], — сказал Джойс и встал с кресла, опираясь на ясеневую трость, словно был много старше, чем Стивен Дедал, герой его «Портрета» и «Улисса», тоже ходивший с подобной тросточкой. Правда, по пути из библиотеки в столовую Джойс едва ли хоть раз оперся на нее.

Сильвия с трудом заставила себя последовать за ним к столу. Джеймс Джойс. Коротенький разговор с одним из ее любимейших писателей оставил у нее странное впечатление, будто они знакомы уже многие годы. «Ладно, будем считать, что это я знаю его многие годы, — поправила себя Сильвия, — в некотором смысле».

За столом не иссякал живой разговор, а Эзра Паунд, ко всеобщему веселью, не оставлял попыток налить вина в стакан Джойса, на что тот неизменно ответствовал «Не раньше восьми вечера» и бросал взгляд на Нору, а та в знак бесповоротного одобрения кивала головой и отпивала из своей чашки простую воду.

Как и всегда в гостях у друзей Адриенны, то было шумное сборище равных, состоявшее сплошь из писателей разных национальностей, ни один из которых не желал уступить слово другим, но как-то так получалось, что все имели случай высказаться о поэзии, рассказах и эссе, напечатанных в свежих выпусках литературных журналов. Сильвия по своему обыкновению восхищалась про себя, как уверенно Адриенна вплетает свой голос в общий разговор и с каким почтительным вниманием все ее слушают. В последние месяцы Сильвия уяснила себе, что куда как свободнее обсуждает любую тему в небольшой компании, даже если речь шла о книгах и литературе, и потому ее вполне устраивал узкий круг друзей, посещавших лавку; Адриенна же, в противоположность ей, с такой же уверенностью держалась на шумных многоголосых сборищах. Вот почему они по молчаливому согласию по-прежнему проводили литературные чтения в «Ля мезон», а не в «Шекспире».

Сильвия, однако, разглядела частичку себя в Джойсе — в том, как отстраненно он держался, только слушая, что говорят другие, пока его не просили высказать собственное мнение. В эти моменты он оказывался в центре всеобщего внимания, чем явно наслаждался; Сильвия заподозрила даже, что он не без умысла говорит так медленно, точно желает убедиться, что каждое вымолвленное им слово услышано и понято. Ей такое было совсем не свойственно — напротив, она так тараторила, что ее нередко просили сбавить темп.