Мы Бреннаны - Лендж Трейси

Та открытка перемещалась по квартире пару лет – с холодильника на тумбочку у кровати, а с нее на зеркало комода. Порой они ее прятали, один из них оставлял ее в том месте, где на нее мог бы наткнуться другой, например, в ящике письменного стола или между страниц книги. Или хватали ее и по утрам в выходные брали с собой в постель, предаваясь мечтам и отдаваясь друг другу.

Сейчас он женат на другой, у него сын. Знакомство с его семьей причинило Санди жестокую боль. Впервые увидев Вивьен своими глазами, Санди захотела, чтобы пол разверзся под ногами и поглотил ее целиком. Вместе с ее синяками, гипсом, бог знает какой одеждой и всем прочим. Никто даже словом не обмолвился, как красива жена Кейла – словно модель, к тому же на несколько лет моложе. Впрочем, Санди не могла не почувствовать, что разочаровывается в Кейле. Только не была уверена, то ли это оттого, что теперь он совершенно погряз в быту и работе, то ли оттого, что, оказывается, он искал себе в пару женщину столь непохожую на нее.

А Люк? К встрече с сыном Кейла она была не готова. Малыш сейчас примерно в том возрасте, в котором Санди впервые встретила его отца. Младенческая чистота, ясный взгляд и милая улыбка – мальчик казался ей символом всего, что она утратила.

Дисплей телефона погас, и Санди едва сдерживала слезы. Как же она, как же Денни, как оба они столько всего натворили с того вечера обручения? Нельзя позволить, чтобы случившееся с ней и Кейлом произошло с Денни и Терезой. Надо обязательно найти способ вызвать их на разговор.

Санди убедилась, что закрыла хранилище фото и ни одна картинка не окажется на дисплее, когда она в следующий раз включит телефон. Ткнув в кнопку режима сна на мобильнике, она вышла из кабинки и пошла работать.

В субботу утром Санди ехала в «Джипе» брата – они решили днем забрать Молли, поскольку Тереза дежурила в больнице. Говоря откровенно, Санди избегала свою невестку и была слегка зла на нее. Всякий раз Денни приходилось вечерами мотаться с Молли через весь город или даже не видеть ее целый день, и сам собой напрашивался вопрос: как могла Тереза довести свою семью до такого состояния?

Тереза и Молли ждали ее у входа: Тереза в розовой медицинской униформе, Молли в футболке с надписью «Девочки тоже играют в футбол» и клубной курточке «Бомбардиров».

Санди улыбнулась ей.

– Знаешь, а твой папа был звездой футбола в школе.

– Я знаю. И я буду. Правда, мамочка?

Тереза погладила длинные волосы дочери.

– Ты можешь стать кем захочешь, малышка.

Усадив Молли в «Джип» и закрыв дверцу, Санди повернулась к Терезе и произнесла почти шепотом:

– Когда вы с Денни собираетесь разобраться в ваших отношениях?

– Ты лучше спроси об этом своего брата.

– Что бы между вами ни случилось, – Санди махнула рукой в сторону дома Анджи, – так вы ничего не решите.

Тереза скрестила на груди руки.

– А Денни рассказал тебе, что Молли была дома, когда ваш отец въехал в стойку в гараже? Она его сразу после этого увидела – он себя не помнил и был весь в крови. А потом Шейн принялся биться головой о стену.

Санди вздрогнула. Шейн вел себя так, когда совсем выходил из себя, и в такие моменты он ничего не мог с собой поделать. Для пятилетней девочки это слишком тяжелое зрелище!

– Ей стали сниться кошмары про то, как они оба умирают, – продолжала Тереза. – Ночью она прибегала к нам в спальню вся в слезах. Боялась уходить в школу, пока не убедится, что кто-то остается дома с твоим отцом.

Ни о чем таком Денни даже не обмолвился. У Санди резануло в груди, стоило лишь представить, как рыдала ее племянница от страха, что с ее семьей может что-то случиться.

– Тереза, прости, мне так жаль!

Тереза оглянулась на Молли, листавшую на заднем сиденье книжку с картинками.

– Я не хотела уезжать. Но я должна о ней заботиться. У Анжи спокойно. Мы с Денни не все время ругаемся, и кошмары по ночам прекратились.

– Что Денни говорит обо всем этом?

– Ничего. – Тереза пожала плечами. – Только повторяет, что после грандиозного открытия паба все наладится. А со мной он особенно не разговаривает.

И только тут до Санди дошло, что Денни, наверное, был прав: его финансовое положение было хуже, чем думали остальные члены семьи. Теперь его поведение обрело смысл. Быстро сменяющиеся бухгалтеры, расхождения в банковских счетах, его уклончивые ответы на вопросы по бухгалтерии. Ему не нужно было, чтобы кто-то знал, до чего он довел свой бизнес, и чтобы родные потеряли веру в него. Он безрассудно скрывал свои промахи от Терезы, и это лишь отдаляло ее от него.

Санди в этом разбиралась, и не раз на своем опыте убеждалась, как страшны последствия сокрытия постыдных тайн от людей, которые значат для тебя больше всего.

В тот вечер она шла в одиночестве встречать Шейна после смены, потому что Джеки записался на курсы живописи в Перчейзе. В семье не очень-то поощряли его увлечение живописью, но она обожала его работы. Как он ловил движение и свет в своих портретах и пейзажах! Мягкие видимые мазки кисти и тонкие касания, которые создавали атмосферу таинственности. Она чувствовала, сколько всего скрыто под поверхностным слоем – совсем как у самого Джеки.

Шейну было вполне по силам одному добраться до дома пешком, но как же много для него значило, когда Санди приходила за ним! Он бросался к ней, охваченный возбуждением и облегчением, словно все еще не до конца верил, что она придет. Тогда-то чувство вины ливнем обрушивалось на нее. Долгое время она была тем человеком, на которого Шейн больше всего полагался в этом мире, – и вдруг однажды она пропала.

Тереза была права: для Молли нет ничего хорошего в том, чтобы переживать за каждого члена их семьи. Санди сама с избытком напереживалась, пока росла. Теперь она понимала, почему Тереза уехала: прежде всего ее заботила дочь. Когда бы Молли ни обратилась к матери за помощью в самое отчаянное для себя время, Тереза всегда раскрывает ей объятия и убеждает, что все наладится.

Мать Санди была совсем не такой. Она всегда была меланхоличной, и пока Санди росла, семье приходилось бдительно следить за уровнем шума, дабы не вызвать у Мавры какую-нибудь «боль, от которой голова раскалывается». Ее изводила бессонница. У нее болели суставы, а когда не они, так – спина. Мавра все реже и реже выходила из дома, предпочитая сидеть за кухонным столом. Как-то раз, когда Санди предложила обратиться к врачу, мать ответила, что скорее нагишом пробежится по улицам Вест-Манора: «У тебя с головой все в порядке? Какая, к дьяволу, польза от врача для моих ноющих суставов?» Когда Мавре поставили диагноз рак груди, какая-то часть в душе матери, казалось, ощутила извращенное удовольствие, словно бы это послужило уроком тем, кто вечно с сомнением относился к ее страхам.

Когда Санди повернула направо на Со-Милл-роуд, прохожие все так же заходили в и выходили из ресторанов, кондитерских, торговавших замороженными йогуртами без сахара, или из кинотеатра, где безостановочно крутили фильмы. Она пошла к Ньюманз-Маркету, располагавшемуся в самом конце улицы.

Львиную долю болезней матери Санди приняла близко к сердцу. Отец с братьями пробивались сквозь простуды и вирусы, вывихнутые конечности и сломанные кости, полные решимости поправиться и как можно скорее вернуться к обычной жизни. Когда же они поняли, что их мать, похоже, сама напрашивается на болезни, то почесали в затылках и… перестали обращать на это внимания. Так что по умолчанию Санди впряглась в уход за матерью, она помогала Мавре одолевать ее приступы – к вящему успокоению всех остальных.

Дороже всего шаткое здоровье матери обошлось Санди тогда, когда пришлось отказаться от поездки в Ирландию с Кейлом, Денни и Терезой. Путешествие планировалось за месяцы вперед. Они позвали с собой Мики и Клэр, чтоб навестить их семейство, жившее южнее Белфаста, а потом хотели наведаться к обширному семейству Кейла, обосновавшемуся возле Дублина. Джеки прилично управлялся с делами в пабе и на время их поездки должен был остаться за старшего, а Грааль предложила приглядеть за Маврой, которая к тому времени была в состоянии ремиссии от рака груди, но путешествовать все равно боялась.