Рейс - Лойко Сергей Леонидович

Девочки спали, когда Алехин уходил. Лена встала за час до него. Возилась на кухне, сварила ему овсянку, кофе, сделала бутербродов в дорогу, налила в термос чаю. Они обнялись, поцеловались. В губы. Дольше, чем обычно.

– Задержишься еще на полчасика? – улыбнулась она и взглянула на него такими теплыми и… родными карими глазами.

Сергей с трудом оторвался от нее. Взял пакет с продуктами. Поправил рубашку и свитер поверх броника.

– Не торчит? – спросил он.

– Что не торчит? – с той же веселой улыбкой переспросила она, протягивая руку к его поясу и поправляя пряжку на ремне. Махровый халат у нее на груди распахнулся от этого движения, и его вновь потянуло к ней как магнитом. От нее пахло теплом, постелью, любовью.

– Господи, ты все об одном и том же! – засмеялся Алехин, и шрам на его левой щеке заплясал. – Я спрашиваю, броник не торчит?

– Не торчит, не торчит. Успокойся… – сказала она, поджав губы и отодвинувшись от него, как обиженная девчонка.

Как она была похожа в такие минуты на обеих дочек, или они на нее… Как он любил ее в этот миг… Впрочем, как и всегда.

Алехин проверил ПМ сзади за поясом, две обоймы в обоих карманах, снова обнял ее, чмокнул в лоб и легкой походкой двинулся к калитке – стройный, подтянутый, уверенный в себе.

У спортивной площадки поселка в километре от трассы его уже ждал Антон. Сидел на пороге открытой двери и курил. Они обнялись, как кавказцы (оба побывали в Чечне во время последней войны), и похлопали друг друга по спине. Антон сплюнул, бросил окурок на дорогу. Сергей затушил его ногой, театрально покачал головой, поднял и швырнул в мусорный бак возле выхода со спортплощадки.

На площадке было пусто, на тартане высыхал туман. В сетке мини-футбольных ворот зияли дыры, на перекладине сидели две вороны. В окрестном лесу шумела жизнь, пели птицы, трещали ветки, гудели комары, куковала кукушка.

– Подожди, – сказал Антон, внимательно прислушиваясь. – Семь… восемь… девять… двадцать два… двадцать три…

– Мы так прокукуем всю нашу поездку, – Алехин бросил сумку на пол под спинку своего сиденья, открыл бардачок и положил туда ПМ.

– Ну еще минуту, – Антон продолжал считать: – Тридцать семь… тридцать восемь… тридцать девять… Интересно, кому она кукует? Мне или тебе?

– Дели на двоих и узнаешь, – ответил Сергей, усаживаясь. – Мы все равно с тобой умрем в один день. Погибнем в неравном бою. В борьбе за это.

– Три… В борьбе за что? – Слуцкий сбился и кончил считать.

– Это из песни. «Смело мы в бой пойдем...»

– «За суп с картошкой…» – подхватил Антон, захлопнув дверь и заводя машину.

– «И повара убьем столовой ложкой!» – окончание куплета, который они помнили еще со школы, друзья пропели нестройным дуэтом, как заезженная пластинка, подпрыгивая вместе с машиной на ухабах.

Оставляя за собой не только это туманное утро с лужицами на тартане футбольной площадки и усердной кукушкой где-то в сырой чаще неподалеку, они не знали, что ждет их впереди. По крайней мере, один из них точно не догадывался, что из этого рейса если кому и суждено вернуться, то совсем уже в иную жизнь…

Слуцкий сразу показался Алехину каким-то необычным. Странным. То молчал, погружаясь в себя и невпопад отвечая на вопросы друга, то начинал вдруг возбужденно болтать о какой-то ерунде.

– Антон, ты в порядке? – в какой-то момент не выдержал Сергей. – Дома все нормально?

Антон жил с матерью и сестрой в большом загородном доме в Барвихе, который построил в одно время с Сергеем три года назад. Постоянно что-то доделывал. Два раз менял рулонный газон. Жена, Зина, ушла от него в прошлом году. Детей у них не было, и она, как сама выразилась в беседе с его Леной, «устала от его е…ного б…дства». Последней каплей стало то, что она, по ее словам, застала его в московской квартире (Антон иногда из-за дел службы не возвращался в Барвиху) с каким-то полуодетым юношей. Алехин, зная, как Антон волочится за каждой юбкой, не мог в это поверить. Но она не стала устраивать никаких «разборов полета», а просто ушла – к своему бывшему сокурснику, врачу-урологу. Антон как-то не особенно горевал по этому поводу.

Алехин никогда о причинах их семейной размолвки с другом не заговаривал, но вот сейчас, когда проезжали Ржев, Слуцкий вдруг сам спросил, почему тот ни разу не поинтересовался, что случилось.

– Моя, небось, твоей наговорила хрени всякой, а вы поверили? – надавил он. – Так?

– Антоша, никто ни мне, ни Лене ничего не наговаривал, – соврал Алехин. – Разошлись и разошлись. Это ваше личное дело. Я не вмешиваюсь.

И тут Слуцкого как прорвало. После того как они с Алехиным поменялись местами и тот повел машину, Антон, размахивая руками, в деталях полчаса рассказывал, как сосед сверху, мальчишка-десятиклассник («Я его родителей давно знаю»), спустился к нему чуть ли не в одних трусах и «в очках на голую жопу» – узнать, не залил ли он его.

– У них там кран потек на кухне или разводка труб в стене, – сыпал ненужными подробностями Слуцкий, словно оправдываясь, пока Алехин, испытывающий сильное неудобство от рассказа, молча смотрел в окно.

Мент может быть умным или глупым, плохим или хорошим, но вранье от туфты отличает на раз. Работа такая. Умел это делать и Алехин. Он вообще был убежден в том, что когда люди врут, то всегда ради какой-то выгоды, если не дураки. Зачем Антону понадобилось возвращаться к этому?.. И почему именно сейчас? Сергей ведь никогда его ни о чем не спрашивал. Может, именно поэтому...

– Ну вот, приходит он, спрашивает, потолок не протек, типа, – не унимался Антон. – А я в одном халате, кофе пью. Ну, решил ему тоже налить, когда выяснили, что не протек. В смысле потолок. И тут – Зина, как назло. Позвонить не могла? В общем, сыр-бор. Парень – в трусах, очках и тапочках, и я – в халате… Ну, все равно, ты ж меня знаешь, Алехин, не хуже, если не лучше Зинки. Вот ты поверил бы в такую чушь? На ее месте?

– Если бы потолок протек, я бы поверил, – сострил Алехин и засмеялся.

– Вот и она тоже, б...дь! – рявкнул без намека на смех Слуцкий. – Где, говорит, протечка? В общем, ушла и ушла... Дура. Но ты-то мне веришь? Веришь, что я не трахал того паренька?

– Успокойся, Антоша. Верю, верю! – еще громче засмеялся Сергей. – Ты паренькам только мозги можешь затрахать, как мне сейчас. А по-взрослому ты трахаешь людей совсем другого пола. Не смеши, а то долбанемся сейчас, кто будет твою «антилопу» чинить? – сделал паузу и рассказал Слуцкому бородатый анекдот про мужика, которого соседка попросила посмотреть изнутри ее шкаф – почему тот открывается каждый раз, когда по улице проходит трамвай.

– Вот и прикинь: приходит муж, а сосед у него в шкафу сидит, как ты говоришь, «на босу ногу», – рассказывал Сергей. – И спрашивает: «Ты что тут делаешь?»…

– «Ты не поверишь – трамвая жду!» – ухмыльнувшись, закончил за него Антон.

– Вот мы смех…ечками тут с тобой, а… а времена-то наступают стрёмные, – перевел разговор на другую тему Антон.

Времена, действительно, наступали стрёмные. Прокурор области, его зам и их коллеги-партнеры-подельники уже чалились в СИЗО. Игорный бизнес накрылся. Наркота, проституция – перешли в руки чекистов.

Ставки росли. На кону оставался самый жирный кусок – обналичка. Золотое дно. Механизм был простой. Банки, которые в начале 2000-х росли как грибы, теперь лишались лицензий день через день. Но перед назначением внешнего управляющего наличка из их сейфов извлекалась, конвертировалась в валюту и вся вывозилась за границу.

Однако в начале процесса деньги «остывали» в квартирах-отстойниках, снимаемых специально для этих целей. Квартира-сейф, гараж-сейф, домик-сейф, офис-сейф, баня-сейф – неважно. В квартиру или дом и даже в гараж или баню просто так – без санкции судьи, без уголовного дела – следователю не войти. Вот и росло число таких «панельных сейфов», набитых «лавé» под завязку.

В прошлом году в Питере арестовали майора, у которого в квартире нашли не то что киношный кейс с «лимоном» зеленых, а на восемь миллиардов рублей валюты, в банковских упаковках по сто долларов и евро. Майор-миллиардер пошел в несознанку: мол, знать ничего не знаю, квартира тещи, я – не я и теща не моя. Мента выпустили под залог. Он сразу исчез – испарился в тот же день. Пока деньги, оприходованные, как вещдоки, прели в хранилищах Следственного комитета, хозяева объявились. Неприметный банк, практически банкрот. Год документы подбивали. Половину вернули. Половина пошла на откаты всем заинтересованным лицам.