Прощай, мой ангел - Галина Мария Семеновна

Он отхлебнул кофе.

Я сказал:

– Я и понятия не имел…

– Разумеется. Я на это и рассчитывал. Это было очень тяжело, дитя мое… Я всегда наблюдал за тобой… но не мог выказать никакой привязанности… стоило бы мне проявить к тебе хоть какой-то интерес, с тобой разделались бы наши дорогие сородичи… Теперь все будет по-другому…

– Да, – сказал я, – по-другому…

Он закрыл глаза и замер в кресле. Я молчал. Я стоял рядом с ним неподвижно – полчаса, час… потом два часа… он не шевелился.

Я в свое время перекупил этот пенициллин у медбрата из Центральной поликлиники – кое-кто из однокурсников пользовался его услугами. Мне не для себя было нужно, для них – чтобы помочь Шевчуку, всем им, вернее, чтобы они мне наконец-то поверили… если так уж честно, мне важно было, чтобы поверили, чтобы отнеслись как к своему… Этот медбрат – может, ему выделяли какую-то квоту на людей из Верхнего Города, а он колол им воду, а сам списывал… странно, я только сейчас об этом подумал… Я просто отобрал у других то, что причиталось им по праву – с его помощью… Непонятно зачем, ведь Шевчуку на самом деле вовсе не нужны были эти антибиотики, ему ничего было не нужно… Каким же идиотом я всегда был…

Еще через час я подошел к двери и позвал того охранника.

Кто– то тряс меня за плечо. Я очнулся, но глаз так и не открыл; что-то мне снилось такое, с чем не хотелось расставаться, да и действительность не сулила ничего хорошего. Не знаю, что там придумал Аскольд -чтобы продемонстрировать Себастиану истинную сущность человека, но уж наверняка что-то малоприятное.

– Лесь! Да вставай же, Лесь!

Голос был, вроде, знакомый, но я никак не мог сообразить, кому он принадлежит. Понимал только, что мажору.

Кто– то беспардонно плеснул мне в лицо водой -я замотал головой, пытаясь избавиться от льющихся за шиворот капель, и, наконец, открыл глаза.

Передо мной стоял Гарик.

– Долго же пришлось тебя разыскивать, – сказал он. – Ты не был проведен ни по каким документам… Пока не выяснилось, что у Аскольда были свои неподотчетные камеры…

– Были?

– Ну да, ты же ничего не знаешь. Он ведь, оказывается, был психически нестабилен, Аскольд, – злоупотреблял пенициллином… в ту ночь, когда началась акция, он по ошибке превысил дозу… умер во сне…

Я медленно поднялся на ноги.

– Вон оно что!

– Это, знаешь ли, многое объясняет – на такое мог пойти только безумец… или наркоман… А днем, когда официально объявили о его смерти, американцы запустили по «Голосу…» записи его переговоров с террористами… Хорошенький переполох поднялся…

Сейчас они будут делать вид, что Аскольд обвел их вокруг пальца, подумал я. А они и знать ничего не знали.

– Арестовал всю верхушку… Под шумок, знаешь ли…

– Акция… – с трудом проговорил я.

Он протянул мне жестяную кружку.

– На, попей… акция остановлена, разумеется. Такое затеять! Отбросить страну в темные века! Комиссия по правам человека открывает здесь свое представительство при американском посольстве… Они проследят, чтобы не было… перегибов.

– А… комитет по делам подопечных?

– Будет распущен, разумеется. Но не сразу – со временем. Сейчас повсюду такой хаос… паника… что без централизованного руководства не обойтись. Да и реформы давно уж назрели… так что мы займемся подготовкой, планированием… У комитета будет исключительно консультативная функция. Впрочем, возможно, с правом вето.

– Погоди-погоди… Мы? Кто будет стоять во главе комитета?

– Согласно традиции, – сухо пояснил Гарик, – ключевые посты наследуют старшие представители клана; обычно из генеральных ветвей, реже – из боковых. Аскольд, понимаешь ли, устранял неугодных не только среди людей… по странному совпадению погибли почти все Старшие клана Палеологов.

– Так значит остался…

– Верно, – кивнул Гарик. – Я. Тебе-то, Лесь, не стоит беспокоиться. По-моему, у нас с тобой всегда были хорошие отношения…

Надо же, как удачно все получилось – во всяком случае, для Гарика. Интересно, подумал я, когда это срезало верхушку клана? Уж не после падения ли Аскольда? И тут же понял, что не хочу об этом знать…

– А… Что с Себастианом, Георгий?

– Я его изолировал. Временно. Похоже, у него сильный шок. Это он нашел Аскольда в кресле – мертвым. Ничего, побудет под медицинским присмотром пару дней, придет в себя… Ты его навестишь, он про тебя спрашивал.

– Надеюсь, с ним не произойдет никакого… досадного несчастного случая?

– Да за кого ты меня принимаешь, Лесь? – очень удивился Гарик. Но тут же сменил тон. – Мы с тобой понимаем друг друга. Никто его и пальцем не тронет, Себастиана… Палеологов стараниями Аскольда осталось очень мало… Возможно, он станет моим потенциальным преемником…

– Ясно…

– За ним следят, чтобы он сам никакой глупости не сделал, вот и все. Потому-то я и хочу, чтобы вы поскорей увиделись… Ты, вроде, всегда на него положительно влиял…

Я подумал – а как же!

– Так что и тебя сейчас отведут в медпункт, – продолжал Гарик, – он тут же, при тюрьме, расположен, но не беспокойся… хороший медпункт, тут знаешь, какие специалисты работают…

– Не сомневаюсь, – кисло сказал я.

– Потом поедешь домой, отдохнешь. Я тут тебе машину выделил. Я очень на тебя рассчитываю, Лесь… Вот придешь в себя, так и поговорим… Возможно, тебе придется принять на себя руководство Научно-Техническим центром…

– То есть – как?

– А что? Давай не будем друг другу головы морочить – человек на этом посту нужен…

– Свой человек…

– Лучше – свой… Но главное – просто человек. Нужно поставить все на свои места, Лесь. Не дается нынешняя наука грандам, не их это дело… вот пусть люди и отдуваются за великую державу… Иначе американцы скоро спляшут на наших могилах…

Он замолчал и недоуменно поднес руку к глазам.

– Что-то паршиво мне… устал, видимо… Ладно, Лесь, не тушуйся. Сейчас тобой займутся, чтобы ты к завтрашнему утру был у меня в лучшем виде…

– Да я еще долго…

– И знать ничего не хочу.

Он выглянул в коридор и позвал охрану… или это уже была не охрана, а обслуга… разве поймешь… меня подхватили под руки и повели в медпункт. Я бы и сам пошел – попытался вырваться, но ребята держали крепко, должно быть, неплохой навык был…

Город, казалось, вымер – с улицы не доносилось ни звука. За то время, что я провалялся в правительственном госпитале, вагоны успели отогнать, людей водворить на место, вспыхнувшие было стихийные беспорядки – подавить; и сейчас все – и люди, и гранды – отсиживались по домам, приходя в себя после яростной бури, сметающей всех и вся. По телевизору крутили одни только новости, трансляции с заседаний многочисленных комитетов и музыкальные паузы, а по третьей программе запустили СиЭнЭн, что уж вообще ни в какие ворота не лезло! Все равно понять ничего нельзя было – все потонуло во взаимных обвинениях и торопливом сведении счетов…

Потом начались звонки.

Сначала позвонила Валька – я слышал, как она рыдает там, у телефона. Оказывается, связь с Левобережьем была прервана еще до начала Акции. До них волна репрессий так и не докатилась – пришли какие-то повестки, было велено собираться с вещами, на мостах поставили кордоны, а к пристани подогнали баржу, она проболталась на приколе почти сутки, а потом так же незаметно отвалила. Судя по тем слухам, которые до нее доходили, в Городе была чуть ли не поголовная резня, и Валькина мама с удовольствием прорыдала весь день, оплакивая кормильца. Я тещу разочаровал – сказал, что потрепали немножко, но все в порядке, и велел сидеть там, пока все окончательно не успокоится. Мог бы Вальку и обрадовать – Гарик письменно подтвердил мое назначение и прислал копию приказа на дом, но почему-то язык не повернулся.

Потом позвонил Ким. Ему повезло – в ночь Акции он дежурил на электростанции. Стратегически важный объект – там и пальцем никого не тронули. Похоже, он даже не знал, что происходит, – пока кто-то не включил радио… Он тоже пытался тогда прозвониться, но не мог… С ним все в порядке, кот Васька передает мне привет и наилучшие пожелания, он вновь приступает к Нашему Общему Делу… С него все как с гуся вода, с Кима, – должно быть, потому что он один раз уже все потерял и с тех пор разучился обращать внимание на окружающий мир. Я сказал ему, что скоро у него под началом будет целый вычислительный центр – и совершенно законно, но он даже не обрадовался. Видно, не поверил.