Золотой мальчик - Манойло Екатерина Сергеевна

Витя поднялся на ноги и, составив ладони ковшиком, заглянул в квартиру. Большущая гостиная, совсем не похожая ни на одну комнату, где бывал Витя. Розовые стены, кое-где расписанные иероглифами, местами увешанные изображениями луноликих девиц с запятыми на месте глаз. На полу белоснежный ковер с кудряшками. Прямо на нем стоит плоский телевизор раз в пять больше, чем у них дома, отражающий косую штору и физиономию Вити, прилипшего к оконному стеклу. Рядом навороченный магнитофон, на нем видеокамера. Тут же высокие, наверное, с Витю ростом, серебристые колонки с черными сетчатыми блюдцами, на каждой по норковой шапке, будто свернувшиеся калачиком кошки. Послышались шаги, и Витя поспешно присел. Суетливые, приглушенные, кишащие матом голоса. В гостиной ухнули, как бывает, когда поднимаешь тяжелое. И голоса стали удаляться, будто их поглотил ворс ковра.

Витя выглянул и тут же понял, зачем он здесь. Балконная дверь была приоткрыта.

Бесшумно вошел, стараясь не наступать на ковер. Хозяева, наверное, и сами не позволяют себе ходить по нему даже в тапках, что уж говорить про уличную обувь. За вмятиной, которую оставила модная плазма, переливалась приятными желтыми бликами хрустальная чаша. Едва не запнувшись о резные красные кувшинчики, Витя быстро заправил футболку в шорты и до боли затянул пояс шнурком. Оттопырил трикотажное горло, подцепил золотую горсть. Цепочки, перстни, браслеты. Все полетело за пазуху, обдавая кожу холодными поцелуями. Подальше от грабителей! Снова голоса. Кажется, их двое. Видимо, соседи по лестничной клетке решили поживиться за счет богатеньких простофиль. Ну ничего, если повезет, воришки подумают друг на друга.

Сокровища под футболкой придавали сил. Витя чувствовал себя так, будто он проспал сутки, проснулся от голода, позавтракал не слишком плотно, но достаточно, чтобы двигаться легко и не ощущать во рту привкус еды. Юркнул на балкон, дотянулся до лестницы. Правая нога, левая нога, правая рука, левая рука. Ветер был ласковым и поощрительно трепал Витю за волосы, воздух казался таким густым, что, разомкни он пальцы, оттолкнись от шершавых перекладин, ничего страшного не случилось бы. Левая, правая, левая, правая…

Витин отец держал ларек. Пиво, сигареты, чипсы, жвачка, мороженое и китайские безделушки. Он как раз проводил ревизию, когда сын ворвался в раскаленную металлическую будку и всем своим сияющим видом дал знать, что им надо поговорить наедине. Витя не боялся быть пойманным, просто понимал, что оставить сокровища дома он не сможет, вот бы их спрятать куда-нибудь, а в этом деле лучше отца помощника нет. Папа смерил Витю взглядом, впрочем, не задерживаясь на собравшейся буграми у пояса футболке.

– Таня, иди погуляй, мне Кота повоспитывать надо, – деловито сказал отец молодой пухлой продавщице.

– Я сбегаю домой пообедать тогда, Анатолий Григорьевич, – кивнула с явным облегчением и выскочила за грязноватый тюль прочь от ревизии.

– Хорошая девчонка, но задрала уже кассу таскать. – Отец еще раз посмотрел на таблицу в тетрадке, вздохнул и поместил ее на небольшой самодельный столик. – Рассказывай!

Витя нагнулся над столиком, с ликованием отличника или победителя соревнования дернул футболку вверх. На тетрадку стекли, как змеи, золотые цепи, в них запутались перстни, сережки, массивный браслет. Отец присвистнул, подскочил к выходу, закрыл распахнутую настежь фанерную дверь, прищемив тюль. Мгновенно стало нечем дышать.

– Откуда? – просто спросил отец.

– Я стянул у грабителей, которые выносили вещи из чужой квартиры.

– Кот, едрить твою налево! – Отец схватил самый крупный перстень, повертел его в пальцах. – Тебя видели?

Витя пожал плечами, не отводя глаз от добычи. В тусклом свете из заставленного товарами окна золото выглядело сказочным сокровищем. Вернись сейчас продавщица в киоск, она бы обалдела. Отец выудил из-под столика тряпку и принялся пеленать украшения так, чтобы они не соприкасались. Витя с досадой подумал, что они уже могли поцарапаться у него за пазухой. От этой мысли приуныл и ссутулился.

– Что за квартира? – спросил отец, не глядя на сына.

– Не знаю, но богатая. Там техника всякая…

Отец то ли вздохнул, то ли застонал.

– Пап, это торчки обнесли соседей наверняка. Они бы толкнули за бесценок, спустили бы все на…

– Как ты проник в эту квартиру? – перебил отец, убирая сверток в пустой блок от сигарет.

– По пожарной лестнице. – Витя опустил взгляд на тетрадку, где только что лежало золото. – Хотел как лучше. Мы же можем вернуть хозяевам?

– Да кто нам теперь поверит? Остальное тоже с нас спросят.

Отец осторожно прошел между коробками и распахнул дверь. В будку ворвались тюлевая шторка и свежий ветер. Жара спала.

Золото исполняет желания! Вот Витя мечтал о приключениях на каникулах, и теперь они начались. Мама уже собирает их с отцом в большое путешествие. Скручивает глаженые футболки, заправляет друг в друга носки, в отдельный пакет укладывает трусы. Папа ходит по квартире с кипой бумаг и все бубнит себе под нос, точно актер, повторяющий роль. Витю от сборов отстранили, поэтому он сам похозяйничал на кухне: высыпал остатки «Несквика» в тарелку, залил молоком; затем устроился в спальне прямо на родительской кровати. Такие завтраки ему выпадали разве что первого января, когда можно делать примерно все, потому что родителям не до Вити. А сейчас они о чем-то спорили. Возможно, даже ругались, потому что папа обращался к маме по имени: «Сильва, ты не понимаешь!» Ну и дальше что-то шипящее. Хуже могло быть только, если бы он перешел на имя-отчество. Если в доме раздается «Сильва Александровна», значит, сейчас кто-то из родителей попросит Витю погулять или хотя бы сделать погромче телевизор.

Витя догадался, что лучше не ждать распоряжения, и сам прибавил звук. По телевизору показывали российского президента с американским. Российский приплясывал, выглядел счастливее нероссийского и внушал Вите доверие. Витя улыбнулся, мол, танцуй-танцуй, и отправил в рот ложку американского сухого завтрака. Скоро в спальню вошли родители и объявили, что пора ехать.

Витя, конечно, хотел спросить про золото, берут ли они его с собой или вернут ограбленным соседям. Но мама выглядела такой расстроенной, что мальчик решил не лезть. Она поцеловала его мокрым ртом в глаза и лоб, улыбнулась половиной лица и переключилась на отца. Тот, кажется, успокоился, глаза его были как ровное море.

– Пацана не будут шмонать, милая. – Он заключил маму в объятия.

Вите тоже захотелось в эти объятия, но он посчитал себя взрослым для таких нежностей.

В отцовской серебристо-серой тойоте, похожей на небольшого кита, пахло едой. У мальчика в ногах стояла хозяйственная сумка, собранная мамой. Внутри ароматный сервелат, четыре маленьких, но приятно увесистых кирпичика ржаного хлеба, еще теплые пирожки с ливером, упаковка приторного маслянистого печенья, коробка яблочного сока, две железные кружки и термос с чаем. Еще не выехали со своей улицы, а уже захотелось слопать пирожок. Холодные с застывшим жирком есть невозможно.

Витя смотрел в окно. Встает и щурится солнце, облака похожи на персиковый сок с мякотью. Все крыши яркие, поперек асфальта ложатся длинные синие тени. Незолотые купола в этом свете как будто золотые. Так и не полюбившийся город впервые показался Вите красивым, будто специально нарядился проводить.

Надо сказать, что и Витя выглядел не обычно. Конечно, причиной были новые ботинки на высокой рубчатой подошве. Стоили они целое состояние. Не потому, что папа много заплатил за них то ли в рокерском, то ли панковском московском магазинчике, а потому, что ночью спилил мощные платформы и набил их нутро расфасованным в пакетики золотым песком, зашил капроновой нитью и прошелся контрольно щеткой с обувным кремом в цвет ботинок – темный шоколад. В общем, с такой обувью не надеть спортивки или шорты. Хотя в джинсах жарковато.

– Ну что, Кот, по пирожку? – Папа заговорщически покосился на Витю.

– Давай! – радостно согласился Витя и полез в теплынь сумки.