Нескромное пари - Холланд Джейми

Выражение лица Молли переменилось, и теперь она выглядела какой-то печально задумчивой:

— Как грустно, да? Ведь родители долгие годы являются самой важной частью твоей жизни. Они заботятся о тебе, кормят, помогают решать проблемы, терпят твое дурное настроение и переходный возраст и безгранично тебя любят. Но однажды ты собираешь вещи и уходишь от них, хотя им казалось, что ты останешься с ними навечно. Когда я возвращаюсь домой, то не чувствую, что моя комната осталась моей. В ней больше нет моих вещей, а на их местах стоят какие-то картины, всякие безделушки, и там всегда слишком чисто. Если мне нужно позвонить, то я спрашиваю разрешения, потому что не хочу обижать родителей.

Последнее высказывание задело Джорди. Он почувствовал себя виноватым, потому ему уже больше не хотелось звонить родителям, по крайней мере, дважды в неделю, как он это делал раньше. Путешествуя, он отвык от этого. Находясь такое длительное время вдали от дома, он неизбежно потерял связь с родителями, теперь они уже не были ему близки так, как прежде. До своего кругосветного путешествия он все еще жил с родителями и зависел от них. Но когда он вернулся, с этим было покончено. Он заявил, что будет жить самостоятельно, и полетел из родительского гнездышка на волю. Все его друзья тоже ушли из дома. Снова взглянув на Молли, Джорди понял, что ни с кем и никогда раньше этого не обсуждал. А с ней было так легко разговаривать. Когда он говорил, Молли очень внимательно слушала, как будто никто и никогда не говорил ей ничего более важного. Джорди открывал в ней все новые и новые качества, которые ему нравились. Или которые он уже любил.

Они бродили по Ричмондским холмам, когда Молли настояла, чтобы они заглянули в одну из антикварных лавок. Даже это не казалось ему скучным, потому что он радовался возможности лучше узнать Молли и ее вкусы. Они обменивались впечатлениями от старинных платьев, антикварных кроватей кованого железа и мастерски покрытых лаком буфетов. Раньше это мало занимало Джорди. В доме его родителей была хорошая мебель, много картин и других предметов искусства, но для него они оставались просто домашней обстановкой и ничем иным. Разглядывая разные вещи, он внезапно осознал, что некоторые из них ему очень нравятся, а другие не нравятся вовсе — в зависимости от того, напоминают ли они по стилю что-либо из обстановки его отчего дома.

— Боюсь показаться невежей, но это просто ужасно, — заявила Молли, рассматривая большой светло-желтый комод искусной работы.

— Это ужасно, и точка. По мне, так это настоящая дрянь! — Джорди вперился взглядом в комод.

— Он обречен.

— Извини, но мне кажется, надо быть полным кретином, чтобы тратить кучу денег на кучу дров, которая того и гляди развалится.

Молли рассмеялась, и они пошли через зал к массивному зеркалу, обрамленному позолоченной, украшенной витиеватым узором рамой. Разглядывая его чуть издалека, Молли вдруг заметила, как Джорди на нее смотрит. Какое-то время они стояли молча, уставившись друг на друга. Потом Молли улыбнулась и спросила:

— Ну что, продолжим?^[33]

Второй важный для Джорди эпизод произошел, когда они были в саду у Хам-Хауса. Когда они прогуливались между живыми изгородями сада, вдыхая ароматы и наслаждаясь звуками лета, Молли взяла его за руку.

— Мне больше нравится в саду, чем в доме, а тебе? — спросила Молли. И, не дождавшись, пока он ответит, она продолжила: — Когда я стану старше, у меня обязательно будет большой сад. Я думаю, что любой сад — это хорошо. Но если это сад у загородного дома, то это просто великолепно.

— Сад, огороженный забором, с теннисным кортом, бассейном и розовыми клумбами.

— Розы? Не представляю тебя в роли тонко чувствующего ценителя роз.

— Просто они хорошо смотрятся, и мне нравится их запах. И вообще, розовый сад — это так по-английски. При виде роз я всегда вспоминаю летние вечеринки в саду и городские праздники, на которых я бывал еще подростком.

— Должна признаться, в Шри-Ланке все было по-другому, — сжала она его руку и добавила: — Но это еще одна причина, по которой мне обязательно надо завести сад, когда я стану старше.

Джорди улыбнулся ей и шутливым голосом спросил:

— Как тебе кажется, ты бы стала сама ухаживать за своим садом или попросила кого-нибудь позаботиться об этом?

— Нет, я бы сама за ним ухаживала, ходила бы со всякими ведрами там, секаторами. Уверена, у меня получится. Я способная.

Они зашли в маленькую, выкрашенную белой краской деревянную беседку и сели на скамейку.

— Когда мне было двенадцать, лучше садоводства для меня дела не было, — начал вслух размышлять Джорди. — Ума не приложу, почему. Я без конца подстригал какие-то деревья и кусты, выращивал авокадо из косточки. Вообще, это было что-то вроде жажды. Но скоро я ее утолил, мне все это наскучило, и все мои растения погибли. От них осталась только что куча тоненьких пластиковых горшочков с ссохшейся землей и безжизненные желтые стебли. Разве это не грустно?

Он засмеялся, а потом заметил, что Молли снова пристально на него смотрит и так же внимательно слушает. Что это? Она медленно наклоняет к нему голову? Он понимал, к чему все это, но все же отчего-то боялся ошибиться. Он так волновался, что может совершить непростительную ошибку именно тогда, когда все так хорошо складывается, что быстро встал.

— Ну что? Попьем чаю с кексом, — решив подменить любовное удовлетворение удовлетворением желудка, объявил он. После его поспешных действий атмосфера близости и доверия, такая плотная, что до нее, казалось, можно было дотронуться руками, улетучилась.

— Ты свободна сегодня вечером? — спросил Джорди, когда они поднимались обратно к вершине холма.

— Джорди, мне бы очень хотелось, честно-честно, но я уже пообещала прийти на ужин. Очень жаль.

— Ничего, не беспокойся, — как только мог весело ответил Джорди.

— Этот день был просто великолепным. Никогда я еще не получала столько удовольствия за раз.

— Я тоже отлично провел время. Но могу я, по крайней мере, довезти тебя до дома?

— Нет, не могу тебе позволить. Ну правда, я живу слишком далеко от твоего дома. Не волнуйся, я быстро доеду на поезде.

— Уверена? Мне ведь не трудно.

— Да, вполне. Все в порядке, я доеду на поезде.

— Тогда соглашайся со мной пообедать на следующей неделе. — Джорди понимал, что ведет себя так, словно он в полном отчаянии. А ведь он не хотел слишком уж на нее наседать.

— С удовольствием. Я тебе позвоню, договорились?

Если Джорди с утра и раздумывал о том, что влюблен, то теперь, вернувшись домой, он был на сто процентов в этом уверен. Вот она — девушка его мечты, и, кажется, он ей тоже нравился. Никаких сомнений. Если бы только он смог ее убедить пойти с ним поужинать, то все было бы совсем отлично. Вместе они бы уже никогда не вспоминали о прошлом, уж это точно. Никогда? Он мог представить себе, что отношения с ней могут продлиться дольше предыдущих и в сущности никчемных отношений с другими девушками. Сев на диван и открыв бутылку с пивом, Джорди вдруг подумал, что они живут в доме, в котором нет и следа хорошего вкуса или стиля. Пластиковый электрический камин выглядел совершенным убожеством, шторы покрывал нелепый, отталкивающий цветочный рисунок. Столам и креслам сильно недоставало изящества. Но это как-то не особо заботило его раньше. Комнаты были прокуренными, воздух спертым. Он вдруг понял, что хочет большего, чем просто подремонтированный студенческий дом. В этот день Джорди понял, что готов немного измениться.

Глава 9

Летние игры

Уже пять лет подряд в одни из выходных дней июля Саймон Стрингер организовывал чемпионат по крикету на землях своей семьи в Лэшеме. Земли, купленные его отцом тридцать лет назад, были идиллическими. Дом стоял прямо в открытом поле и с одной стороны был отгорожен от него кованой изгородью. С другой стороны дома была роща из падубов и каштанов. На стороне Саймона и его команды «Смеющиеся Кавалеры» по традиции играл Томми. Их команда сложилась еще в университете, и с той поры им удавалось не терять друг с другом связь. На протяжении лета они участвовали в нескольких играх. Но поскольку они больше не совершали объездов земельных владений и не придавали большого значения выпивке и завоеванию приза, их ежегодное состязание в Лэшеме и следующая за ним вечеринка были всего лишь удобным случаем для «Смеющихся Кавалеров» вернуться в свои золотые, беззаботные, полные удовольствий деньки. Летнее состязание было самым трудным, потому что против команды Саймона выступала команда его двоюродного брата Гая. В выходные, когда Саймон устраивал чемпионат, выдавалась неизменно отличная погода. За пять лет на небе не возникло даже намека на облака.