Лето в пионерском галстуке - Сильванова Катерина

К вечеру вымотался теперь он. Юрка, конечно, спать не пошёл, но корпеть над сценарием ни желания, ни сил не было. И они с Володей просто сидели на каруселях и болтали о всякой всячине.

Зато за проведённое вместе время они успели подружиться по-настоящему и иногда даже делились друг с другом личным. Но чаще они не болтали, а раскладывали тетради и бумажки на колени, склонялись над ними и начинали мозговой штурм. По крайней мере, пытались его начать.

— Так… «борьба», «борьба»… — Володя задумчиво грыз ручку, проговаривая каждый звук и как бы смакуя «р», — «бор-р-рьба»…

— Бой, битва, — Юра выдал пару синонимов и подавил чудовищный зевок.

Сегодня они засиделись. Солнце палило особенно сильно, Володя прятался в тени растущей рядом с каруселью черёмухи и не высовывал оттуда своего — в чём Юрка убеждался раз от раза, — красивого носа. Сам же Юрка весь день не снимал любимой импортной красной кепки. Его лоб вспотел, застёжка больно давила на затылок, но Юрка стойко терпел неудобства, боясь даже в тени получить солнечный удар.

Несмотря на жару, работа спорилась: за этот тихий час они сделали больше, чем за два предыдущих дня вместе взятых. Но оставалось ещё много. Юрка устал, шея и руки затекли — полчаса просидел, почти не шевелясь. Но он не жаловался: это дело казалось ему куда более важным, чем какие-то страшилки. Хрустнув шеей, он встал с каруселей и зашагал вокруг них, разминая затёкшую спину.

— Да, «бой» — хорошо, — бормотал Володя, не отрывая взгляда от тетради. — «С врагом»…

— Бой с врагом, битва с недругом, неприятелем… Как-то по-дурацки звучит.

— И всё с «р», — согласился Володя.

— Захватчик! — осенило Юрку, он остановился, значительно подняв палец вверх.

— Точно! — Володя выглянул из-за бумаг, сверкнул очками и улыбнулся. — А… нет, подожди. В соседнем предложении «захватчик», и оттуда его нельзя убирать.

— Как это нельзя? А ну, дай посмотрю. — Юра плюхнулся на сиденье рядом с ним и выхватил тетрадку.

Володя пододвинулся к нему и попытался заглянуть в листы. Достал ручку, хотел ткнуть ею в текст. Но Юрка, не подумав, оттолкнулся ногой, и карусель закружилась. Володю качнуло, он повалился на Юрку так резко, что жёсткий козырёк красной кепки больно ткнул Володю в лоб.

Листы медленно повалились на землю и разлетелись на лёгком ветру. Провожая их взглядом, вожатый посмотрел на свои ноги и покраснел.

— Ой, — прошептал он. Лишь бросив взгляд вниз, Володя понял, что уже почти минуту держится за Юркину коленку, и резко убрал руку.

— И-извини. — Юрке почему-то тоже стало неловко. Он смущённо кашлянул и как бы между делом перевернул кепку козырьком назад.

— Как странно ты её носишь. — Это замечание, как и деланно бодрый тон Володи, показалось глупым.

— Я и не ношу. Ну, то есть ношу, но сегодня жарко, а сейчас пришлось, чтобы ты… ну чтобы не стукнуться… ну… — он совсем замялся, а потом резко сменил тему: — А что, не нравится?

— Да нет, тебе хорошо. Чёлка так смешно торчит. Вообще, клёвая кепка! И джинса у тебя тоже клёвая, и поло. Я помню, ты так потрясно оделся на дискотеку… На которую так и не пошёл.

— Ну да, это всё импортное. — Юрка аж загордился собой — он никогда и не сомневался, что шмотки у него отличные.

— Где это богатство достал?

— У меня родственники живут в ГДР, оттуда привозят. А вот кепка, кстати, не немецкая, а вообще американская.

— Клёво! — воскликнул Володя.

Польщенный, довольный собой Юра принялся в подробностях рассказывать о происхождении своих любимых импортных вещей. Правда, о том, что джинсы у него так себе — не американские, а индийские, уточнять не стал.

— Там, в Германии, ты знаешь, не только одежда обалденная.

— Да, знаю, и техника тоже, и машины. Как-то в журнале я видел такой мотоцикл!.. — Володя округлил глаза.

— В журнале… Да, журналы там такие, каких в СССР никогда не будет.

— Во даёшь! Я ему про мотоцикл, а он про журналы. Не очень-то на тебя похоже.

— Ты просто не видел их и не знаешь, о чём говоришь. Там тако-о-ое! — Юрка заговорщицки поднял и опустил брови.

— Ну что, что?

— Не скажу.

— Юра! Что за детский сад вторая группа? Говори.

— Ну, хорошо, скажу, но по секрету, ладно?

— Честное комсомольское.

Юрка с прищуром посмотрел на него:

— Могила?

— Могила.

— Весной к нам дядя приезжал, всякого навёз: шмотки, естественно, маме косметику, папе там кое-что и журналы. Ну, обычные журналы, только на немецком, с одеждой и всяким в дом. Ну и вот. Вечером меня отправили спать, а сами закрылись на кухне. Мама быстро ушла, и дядя остался с отцом вдвоём. Моя комната как раз ближняя к кухне, там хорошо разговоры слышно… А тут они уже того, датые, заговорили совсем громко, так что я каждое слово разобрал. В общем, лежал я, слушал. Оказалось, что дядя и отцу журналов привёз, только, кхм… других. А потом, когда остался дома один, я эти журналы нашёл.

— И о чём там пишут? Антисоветское что-то? Тогда такие журналы держать дома опасно.

— Да нет же! Я немецкий пока не так хорошо знаю, чтобы читать бегло. Да и текста там совсем не было, одни картинки. Фотографии. — Юрка наклонился к Володе так близко, почти касаясь губами уха, его голос опустился до шёпота. — Женщин!

— А-а-а… Эм… Ну да, знаю, что есть такие журналы… — Володя отсел от Юры на расстояние вытянутой руки, но не тут-то было — Юрка почти прижался к нему и захрипел в самое ухо:

— Они там с мужчинами… Ты понимаешь, с мужиками! Они там…

— Юр, не надо, я понял, — Володя снова отсел.

— Представляешь! — произнёс Юрка восторженным шёпотом.

— Представляю. Давай закроем тему? Это не для пионерлагеря всё-таки.

— Неужели тебе неинтересно? — расстроился Юрка.

— Если скажу, что совсем не интересно, то совру, но… это не зря запрещено, это очень, очень неприлично! — Володя поднялся и отошёл на пару шагов.

— Слушай, там непонятное есть, Володь. — Юрка снова оживился. — Я кое-что необычное видел… Вот ты старше и должен знать. Я одно хочу понять, взаправду ли там было сфотографировано или это, может, рисунок такой…

— Юра, — Володя метнулся к нему и прошептал на ухо, — это называется «порнография»! Ты находишься в лагере, я вожатый, и вожатый сказал тебе — смотреть такое нельзя, это разврат!

— Так ты и не смотришь, и я не смотрю. Я просто рассказываю, что там. Объясни, это просто неправильно, или невозможно, или, может быть, это ненастоящее?

— Чёрт возьми, Юра!

— Ну Володь… ты мне друг или как?

— Друг, конечно, — Володя покраснел и отвернулся.

— Тогда скажи… Есть вот как обычно — тут всё ясно. — Юрка взволнованно затараторил. — Но там на нескольких фотографиях показывали, как он её не туда… понимаешь, а в то место… ну, на котором сидят!

— В стул? — Володя вроде бы пошутил, но лицо его было не просто серьёзным, а злым.

— Ну перестань! Я только узнать хочу, так делать вообще возможно или нет?

— «Перестань»? — ядовито передразнил его Володя. — Юра, ты перегибаешь палку. Всё, закрываем тему! Ещё слово, и я уйду, и будет Олежка «плизывать к больбе с влагом», и я скажу ему, что всё из-за тебя!

Разговор прервался горном, оповещающим, что тихий час кончился.

— Тебе ведь и так надо уходить… — обиженно пробубнил Юрка.

***

На полднике, вполуха слушая возбуждённую болтовню о предстоящей Зарнице, Юрка маялся всего одним делом — жалел о том, что стал спрашивать Володю о таком. Володя даже не смотрел в его сторону, а если его взгляд случайно падал на Юркин угол столовой, выражение лица вожатого сменялось с серьёзного на брезгливое. Или Юрке казалось? Всё ему что-то да кажется — например, что они с Володей стали настоящими, действительно близкими друзьями. Но теперь его реакция, лёд в обычно тёплом голосе доказали, что между ними могло быть всё что угодно, только не дружба. Странная тоска охватила Юрку. Они вроде бы не ссорились даже. Так, повздорили, какая ерунда. Ерунда, а Юрке больно и стыдно теперь.