Сад радостей земных - Оутс Джойс Кэрол

— Сволочи, сучье отродье! — обернувшись на бегу, заорала Роза.

Вдогонку тоже заорали, захохотали. Камень угодил Кларе в спину, не очень больно, она только разозлилась. Они удирали со всех ног — вдоль по узкой улочке, потом через какой-то немощеный проулок, через кучу мусора на чьих-то задворках. С кучи покатился задетый ими на бeгу дырявый чайник, ударил Клару по ноге, и она вскрикнула от боли.

Потом они очутились еще на каких-то задворках, за оградой. Запыхавшись, расширенными глазами поглядели друг на друга.

— Где они? Догоняют?

— Вроде не слыхать…

Подождали. Клара зашептала:

— Вот бы мне нож, как у папки, поубивала бы их.

Всех бы поубивала.

— И я.

Немного погодя Роза выглянула поверх ограды.

— Давай побежим через палисадник… сзади никого не видать…

Они перевели дух и побежали, Роза — впереди. По опрятной, мощенной кирпичом дорожке, за калитку — и на улицу. Клара ждала: вот-вот кто-нибудь закричит на них из окна.

— Гляди, какая у них тут трава, — сказала Роза.

Земля была будто выстлана шелковистым зеленым ковром.

— Фу-ты ну-ты, — сказала Роза. Они шли теперь по улице, глядя по сторонам, и то и дело сталкивались плечами. Никогда еще они не видали таких прекрасных белых домов. — Кто тут живет, у них денег прорва, — продолжала Роза. — Богачи.

— Пойдем скорей отсюда, — сказала Клара.

— Ага…

— Пойдем домой…

Тут Клара увидела дом поодаль от дороги. Он был чистенький, ослепительно белый, совсем как тот, на картинке в книжке, и перед ним в саду росли деревья. И по обе стороны двери — два окна с разноцветными стеклами. Неизвестно почему Клара заплакала.

— Кой черт? — сказала Роза. — Заболела, что ли?

Клара никак не могла совладать со своим лицом.

Цветные окна были голубые и темно-зеленые, а кое-где сверкали ярко-желтые стеклышки.

— Вот захочу — и разобью, — с ожесточением сказала Клара.

— Чего это, те окна?

— Захочу, так разобью.

— Еще чего вздумала!

И Роза потащила ее дальше. Она, видно, встревожилась.

— Пошли-ка домой, — сказала она. — Я уже голодная. А ты, что ли, не голодная?

— Или вот это возьму, — сказала Клара и показала на флаг, висевший на передней веранде. Веранда была почти не видна за темными серо-зелеными полотняными шторами.

— Ага, ясно.

— Вот и возьму, мне это раз плюнуть, — сказала Клара и потерла глаза ладонями, словно от этого красно-белый полосатый флаг станет меньше, словно так она лучше его разглядит и окажется, что это просто лоскут. Я не боюсь…

— Нет, боишься.

— Фигушки.

— Коли ты такая ловкая, поди да возьми!

Клара ступила на траву. Сердце неистово колотится — вперед, вперед! — и вот она уже взбегает по ступенькам и дергает древко, силясь вытащить его из гнезда. Это была недлинная тонкая палочка, она почти ничего не весила. Ошарашенная Роза застыла позади, на дорожке, раскрыв рот.

— Эй, Клара! Клара!

Но Клара не слушала. Она дергала, дергала и наконец вытащила древко. Бросилась со своей добычей к Розе, и они со всех ног помчались по улице. На бегу обе начали истерически хохотать. Смех зарождался где-то глубоко внутри и рвался наружу, точно пузырьки в апельсиновой шипучке, которой их угостил тот уже забытый человек, что их подвез.

7

Месяцем позже, около шести вечера, Нэнси, вытянув ноги, сидела на пороге своего жилища и курила. Руки она покойно сложила на животе, уже заметно вспухшем. Клара счищала с тарелок в ведро объедки после ужина и напевала обрывок песни, которую слышала днем в поле:

Пела она очень старательно, слабым глуховатым голоском. Сезонники все поют, даже мужчины. Вот только отец Клары никогда не пел. Поют про кого-то, кто к ним придет, кто их спасет, про то, как переходишь в иной мир, или же про Техас, про Калифорнию, они ведь тоже как другой мир. Клара спрашивала Розу про Техас — может, он какой-то необыкновенный, и Роза сказала, она ничего такого не помнит. Но Роза всегда над всем насмехается, ничего не принимает всерьез. Она пошла в отца, и вся их семья такая. Клара тоже любит посмеяться, но, как ее отец, умеет и остановиться вовремя. В мужской компании Карлтон первым начинает улыбаться и первым вновь становится серьезным, потому что он сообразительнее всех. Тогда он, откачнувшись, садится на пятки или слегка отворачивается и ждет, пока остальные не нахохочутся досыта.

— Клара, дай-ка пива, — сказала Нэнси.

Клара достала из шкафа бутылку. Нэнси обернулась, чтобы взять пиво, и Клара заметила — все лицо у нее в сетке мелких морщинок. Последнее время она все хмурится. Клара подождала, пока Нэнси откроет бутылку, нагнулась и подняла колпачок. Об эти колпачки можно порезать ногу; Нэнси и Карлтон разбрасывают их по комнате и за порогом, и Клара все время их подбирает.

— Как Роза, получше? — спросила она.

— Нет, не получше, и ты узнавать не ходи, — сказала Нэнси.

Кларе уже четыре дня не удавалось повидать Розу. По утрам Роза не выходила на работу, а когда Клара со своими возвращалась в автобусе с поля, ее не пускали проведать подругу. Клара заметила, Берт, отец Розы, на работе очень веселый и какой-то беспокойный, уходит то в одну, то в другую артель из чужих поселков, и вокруг него всегда собирается самая шумная компания, там хохочут, громко разговаривают и, должно быть, вкруговую прикладываются к бутылке. Все это не по правилам. Не полагается водить компанию с жителями одного из соседних поселков, про него идет дурная слава, дракам нет числа, но Берт ничего этого не признает. Он всех без разбору считает приятелями.

— Говорят, доктор приезжал, — сказала Клара.

— А тебе-то что? — бросила Нэнси.

Она даже не обернулась, сидела обмякшая, сутулая. На ней была нестираная рубашка Карлтона. Волосы свалялись — сальные, пропыленные после работы в поле и говорила и двигалась она теперь куда медленней прежнего. Клара помнила, какая Нэнси еще недавно была: веселая, как по ночам смеялась и шепталась с Карлтоном на их матрасе, — и жалела ее. Никогда она не завидовала счастью Нэнси, ей казалось — если кто-то счастлив, когда-нибудь это счастье достанется и ей, Кларе. И теперь невнятная речь и недовольное лицо Нэнси пугали Клару, она не понимала, откуда все это. Что случилось?

Мимо их лачуги с воплями промчались Родуэл и еще какие-то мальчишки.

— Зря он с ними водится, тот большой парень его поколотит, — сказала Клара.

Мальчишек уже и след простыл. Они пронеслись между двумя лачугами и на бегу так лупили кулаками в стены, будто хотели их обрушить. Рузвельт тоже куда-то ушел, а куда, Клара не знала. И отец, как всегда после ужина, где-нибудь разговоры разговаривает. Перемыв посуду, Клара обычно находила его в кругу мужчин — они сидели на корточках на земле, и до нее доносились важные, серьезные слова, переполнявшие ее гордостью: «цены», «президент Рузвельт», «Россия». Она не знала, что означают эти слова, но слышать их было приятно — ведь они явно радуют Карлтона, и нередко попозже, возвратясь домой, он вполголоса начинает строить планы на будущий год. Он говорит Нэнси, и Кларе, и всем, кому не лень слушать, что скоро в стране все пойдет по-другому, начнется новая жизнь, вот в следующий раз, когда они будут проезжать через город, он купит газету и все про это прочитает. Нэнси слушана равнодушно, а Клара начинала расспрашивать отца. Ей очень нравилось слово «Россия» — ласковое, шелестящее; может быть, так называется какая-то особенная, дорогая материя на платье или дорогая, вкусная, жирная еда.

На улице опять стало моросить — все затянуло, как туманом, теплым мелким дождичком.

— Тьфу ты пропасть, — с досадой сказала Нэнси, опять завтра будет грязища.

Кларе мало что было видно из окна — оно упиралось в заднюю стенку другой лачуги, и она подошла к Нэнси поглядеть; надо было быть поосторожнее, Нэнси терпеть не могла, если кто становился у нее за спиной. Обитатели лачуги, что напротив, тоже стояли на пороге своего жилища. Они были какие-то чудные, не умели правильно говорить, и никто их не любил. Кларе и Розе не нравилась девчонка из той семьи, их сверстница: говорит чудно, да еще в густых черных волосах у нее всякая дрянь. Нэнси предупредила Клару — если, мол, у тебя заведутся вши, будешь спать на земле под домом. Или хоть в уборной ночуй. Вот почему Клара, Роза и другие ребята прикидывались, будто боятся ребят из той семьи, обходили их стороной и дразнили. И потом, те люди кидали мусор и отбросы прямо на дорожку перед домом, это тоже не по правилам.