Возвращение - Шлинк Бернхард
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Ничто не свидетельствовало о том, что он был трусом. В 1939 году он добровольцем отправился на фронт, хотя мог преспокойно оставаться в Берлине в должности секретаря Геббельса, а еще до этого он посмел вступить в спор с Геббельсом, который плохо обращался со своей женой Магдой, потому что был влюблен в актрису Лиду Баарову, а еще до этого он ради партийной работы рисковал своим местом учителя и даже потерял его. Он был умелым и предприимчивым организатором, и, когда никто в Берлине не захотел предоставлять партии помещения для собраний, он договорился о выступлениях Геббельса в берлинском теннисном зале; он организовал службу военных корреспондентов и сам тоже писал статьи. Одновременно он не раз запускал руку в партийную кассу, в крепости Бреслау окружил себя роскошью, был твердолобым, заносчивым и беспощадным. Да, Герда Вольф была права, Карл Ханке в самом деле был совершенным творением нацизма, «лучшим из лучших»!
Когда я рассказал Максу о карьере Ханке, он даже прищелкнул языком. Он сгорал от любопытства, слушая мои долгие телефонные разговоры о Ханке, которые я вел с одним из знакомых историков.
— Храбрость — это ведь хорошо, да?
Мы сидели на балконе и ужинали. Я всегда думал, что хорошо, наверное, быть отцом и объяснять сыну, как устроен мир, — возможно, мне в детстве не хватало этих рассказов, ведь у меня не было отца. Я не знал, что дети, задавая трудные вопросы, считают их легкими и ожидают простых ответов, поэтому, слыша сложный и взвешенный ответ, они бывают недовольны. К тому времени я это уже понял. Я взглянул на вечерний небосклон, отпил глоток вина и приготовился к тому, что Макс будет недоволен моим ответом.
— Храбрость — это хорошо, если речь идет о добрых делах. А если речь идет о чем-то плохом, то храбрость — это…
Я помедлил. Сказать «нехорошо» — слишком слабо, сказать «плохо» — слишком сильно.
— Храбрость — это плохо?
— Тут ведь дело обстоит так же, как с усердием. Если ты усердно делаешь что-то хорошее, то твое усердие хорошо. Если же ты усердно роешь яму, чтобы в нее свалился твой сосед и сломал себе ноги, — это плохо. А стало быть, если то, что ты роешь яму, — плохо, то и усердие, с которым ты ее роешь, нехорошо.
Макс задумался так глубоко, что между бровями у него образовалась складка.
— А если бы Ханке был трусом, то он был бы хорошим?
— Храбрый или трусливый, усердный или ленивый — если дело неправое, то это уже не имеет значения.
В самом ли деле это так? Разве трусость и леность, которые препятствуют выполнению плохих дел, не являются добродетелями?
Макс тоже меня об этом спросил:
— А если я буду лениво копать яму, она получится неглубокая и сосед себе ничего не сломает?
Этот сюжет отвлек его в другую сторону.
— А вообще ведь, если я рою яму соседу, я же сам в нее упаду, да?
— Это совсем другая история.
Вместо того чтобы последовать за новым поворотом разговора, я решил завершить прежнюю тему:
— Смысл храбрости, усердия, бережливости и аккуратности зависит от того, на какое дело они направлены.
— А если я сам не знаю, что хочу купить, когда коплю деньги и проявляю бережливость?
На секунду я было подумал, что Макс надо мной смеется. Однако на лбу у него снова образовалась складка, и взгляд его был серьезен.
— Накопишь и потратишь на что-нибудь хорошее.
— А если я потрачу их на что-нибудь плохое?
Тут я понял, что, ответив Максу так, как я считал правильным, я сказал то, во что сам не верил. Пусть храбрость и не такая большая добродетель, как справедливость, правдивость или любовь к ближнему, она как-никак добродетель, и уж если этот Ханке существовал на свете, то, по мне, лучше бы он был храбрым, чем трусливым. Мне не нравятся лентяи, и я не люблю, когда люди не умеют обходиться с деньгами, не люблю, когда они переворачивают свою жизнь вверх дном. Я ведь сын своей матери. Мне не хотелось продолжать разговор с Максом о том, хорошим ли целям служат усердие и прилежание, которых я ожидал от него в учебе, или порядок, который он должен был поддерживать в квартире. На первый вопрос Макса мне следовало ответить так: да, быть храбрым хорошо, но одной храбрости недостаточно. Однако я упустил момент. Поэтому я сказал:
— Потратить на что-нибудь плохое? Нет уж, будь добр, воздержись.
9
По справке я узнал номер телефона Маргареты, сестры Барбары. Я позвонил ей, и едва я назвал свою фамилию, как она перебила меня:
— Я уже и не надеялась, что вы объявитесь.
— Вы…
— Я несколько лет назад ждала, что вы позвоните. Когда вы виделись с моей сестрой?
— Это было, как вы сами говорите, несколько лет назад.
— Барбара мне рассказала тогда, что вы интересуетесь тем, кто мог написать о нас в своем романе и что по этому поводу есть в бумагах, оставшихся от матери. Вам это еще важно знать?
— Да, важно.
— Приходите в субботу в одиннадцать. Если захотите сделать копии, прихватите с собой копировальный аппарат.
Она повесила трубку.
Я раздобыл копировальный аппарат и в субботу в точно назначенный час был у ее дверей. Чтобы не опоздать, я приехал пораньше и ждал в машине за углом. Маргарета Биндингер жила в пригородном районе, отстроенном в пятидесятые годы, занимая половину двухквартирного дома с садом. В таком вот районе я бы с удовольствием провел свое детство. Мы с матерью по воскресеньям иногда гуляли там, и я с завистью смотрел, как все здесь практично и удобно устроено: дома с подвалами и с высокими чердаками, с балконом на втором этаже и с туалетом внизу при входе, сады с террасой, качели, перекладина для выбивания ковров, фруктовые и декоративные деревья, овощные грядки, а по улицам носились дети на роликовых коньках, размечали мелом на асфальте площадки для футбола и лапты, расчерчивали квадраты для игры в классики. Сейчас и дети, и деревья выросли, в садах остались только газоны, декоративные кусты и цветочные клумбы, а улицы заполнены тесно припаркованными автомобилями.
На садовой калитке снаружи была кнопка звонка, а ручка была внутри. Я не решился просунуть руку сквозь прутья и открыть калитку и позвонил. Дверь в дом отворилась, Маргарета Биндингер сказала:
— Надеюсь, вы откроете калитку без моей помощи.
Она стояла на пороге и ждала, пока я подойду к дому. Роста она была невысокого, худенькая, с землистым лицом, на котором застыла гримаса, отчетливо говорящая мне, что она хочет от меня поскорее отделаться. Не отвечая на мое приветствие, она показала на копировальный аппарат и спросила:
— Он много тока потребляет?
— Я не знаю. Я вам конечно же…
Она отмахнулась:
— Я вовсе не собираюсь брать с вас деньги за электричество. Просто аппарат очень компактный, и я подумала, не купить ли и мне такой же.
Она повернулась и пошла в дом. Только теперь я заметил, что правая нога у нее короче левой и она опирается на палку. Она провела меня в комнату, выходящую окнами на улицу, и предложила сесть за большой стол на один из шести стульев. На столе лежала папка, она села напротив.
— Я…
Она снова знаком прервала меня. Не дав мне объяснить все толком, она стала задавать короткие вопросы, ожидая таких же коротких ответов, и проявляла явные признаки нетерпения, если ответы получались длиннее. После того как я рассказал ей о Карле и о том, как искал автора этой книги, она спросила:
— А почему, собственно, вас интересует этот автор?
— Он был знаком с моими дедушкой и бабушкой, он знает места, где я провел детство, он написал роман, окончание которого я очень бы хотел прочитать, ну и наконец, мне просто любопытно.
Она посмотрела мне прямо в глаза.
— Нет, вам не просто любопытно… А впрочем, меня это не касается. Барбара сказала, чтобы я вам помогла, так отчего же не помочь? Бумаг, кстати, не так уж и много.
Она положила ладонь на папку.
— Мама не вела дневников. Она хранила письма — письма своих родителей, своей лучшей подруги, моего отца и наши с сестрой письма. Несколько писем написаны человеком, о котором я не знаю ни кто он такой, ни где они познакомились.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Похожие книги на "Возвращение", Шлинк Бернхард
Шлинк Бернхард читать все книги автора по порядку
Шлинк Бернхард - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.