Убитое счастье (СИ) - Бондарь Олег Никитович

Толстуха восприняла его слова серьезно. Она видела состояние Игоря, понимала, что он не шутит. Лицо ее стало бледным, нижняя губа мелко задрожала, а готовые вырваться слова, так и остались непроизнесенными.

Откуда ей было знать, что никакого ружья у Игоря нет.

— Игорь, что ты себе позволяешь?

— Мама, ты сама все прекрасно знаешь. Мне уже надоело все! И мне плевать, мать ты мне или не мать! Так и знай себе! Запомни, заруби на лбу или еще, где-нибудь. Если хочешь, чтобы все было нормально, прогони эту суку и смирись с тем, что твой сын взрослый и ни в чьей опеке не нуждается.

— Игоречек, тебе плохо, ты заболел? Тебе нужно к врачу.

— Мне, к врачу? Да это за вами психушка плачет!!!

Он поднялся.

— Да, — вспомнил, порылся в кармане, достал оттуда огарок свечи, — мне чужого не надо.

Сунул толстухе в руку и поспешил к выходу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава восемнадцатая

Зима выдалась ранней. Еще не закончился ноябрь, а все вокруг завалило снегом. Дороги в деревне никто не расчищал, поэтому, к большому неудовольствию, пришлось отказаться от машины и пользоваться общественным транспортом.

Маршрутки из-за непогоды ездили нерегулярно, часто в них нельзя было протолкнуться. Чтобы поспеть на работу Игорь выходил из дому затемно, а возвращался домой поздней ночью.

Все это ужасно выматывало. Ушел, пришел, поспал, на остальное времени не оставалось. К тому же постоянное беспокойство за Юлю, как она там одна, выматывало и так истощенные нервы.

С матерью Игорь не общался, даже не пытался звонить ей и, как ни странно, совершенно не беспокоился по этому поводу. Правду говорят, что человек может смириться со всем. И он легко и быстро смирился с тем, что у него больше нет матери. Как будто похоронил ее в своей памяти. Наверное, ему было бы труднее, если бы мать пыталась помириться, покаяться. А так, она сама его отвергла, и чувство вины, которое иногда таки возникало, сразу гасилось более насущными проблемами.

Незаметно на смену ноябрю пришел декабрь. Начало зимы порадовало несколькими солнечными днями. И хотя мороз не унимался, яркий свет, отражающийся от девственной белизны снежного покрова, наполнял душу радостью, вливал в нее нечто праздничное, оптимистическое.

По улице несколько раз прокатился туда-сюда трактор местного фермера. Игорь расчистил дорожку от ворот, и хоть с трудом, пробуксовывая, смог добираться до трассы, где асфальт расчищали регулярно.

Пользуясь моментом, он сумел уговорить Юлю лечь в больницу на сохранение. До срока оставалось почти два месяца, но лучше перестраховаться. Тем более, случись что-то неожиданное, на помощь врачей в сельской глуши рассчитывать не приходилось.

Теперь к повседневным заботам прибавилось ежевечернее посещение родильного дома, и Игорь вообще не возвращался бы домой, если бы не нужно было кормить Тузика.

Впрочем, не только. Печку тоже нужно было топить регулярно, чтобы поддерживать дом в надлежащем виде.

Погода, к счастью, меняться, как будто не собиралась, и Игорь пообещал на выходные забрать Юлю домой. Он видел, как она изнывает в больнице, понимал ее состояние, сочувствовал ей.

Большую часть времени, которое он проводил с ней, ему приходилось рассказывать о домашних делах, о Тузике, о том, что он кушает и чем занимается. Чувствовала себя Юля, как она уверяла, отлично, поэтому ей было вдвойне трудней мириться с вынужденным бездействием. Пролежав в больнице всего несколько дней, она, словно очень большого чуда с нетерпением ожидала пятницы, и вся извелась от переживаний, мысленно молясь, чтобы погода не подвела.

В этот вечер Игорь задержался в больнице дольше обычного. У Юли проснулась хандра, пришлось долго ее успокаивать, прежде чем она согласилась потерпеть еще два дня. Когда вернулся домой, было уже начало одиннадцатого. Голова раскалывалась от усталости. Хотелось немедля нырнуть в постель и забыться на несколько часов, которые оставались до рассвета.

Но, он заставил себя принять душ, стало немножко легче. Поставил на плиту чайник, вспомнил, что почти ничего не ел, парочка пирожков в обед — не в счет, однако аппетита не было.

Подумал, надолго ли хватит сил, если так будет продолжаться и дальше? Пришел к неутешительному выводу, что — нет, и на том успокоился, так как думать, о чем-либо было лень.

Тепло от печки приятно расслабляло, мурчащий на столе кот, блаженно почивающий у ног Тузик (хорошо, что Юля не видит) создавали подобие уюта. Чашка свежезаваренного чая дымилась в руках.

Идиллия.

Жаль лишь, что рядом нет жены, и как ужасно, что утром нужно вставать на работу.

День выдался морозным, под вечер температура упала до пятнадцати градусом, поэтому тепло обетованного жилья казалось особенно уютным.

Наверное, Игорь задремал с чашкой в руке, когда раздался звонок, он не сразу сообразил, что это?

Потом, посмотрел на часы. Стрелки приближались к полуночи.

Кого могло принести в такую пору?

Странно, тем более что за все время, пока они здесь живут, никто кроме Юлиных родителей в гости не наведывался.

Может, с Юлей, что-то случилось? — вспышкой взорвалась в голове тревожная мысль.

Нет, вряд ли.

Кто из больницы, на ночь глядя, поедет, черт знает куда, чтобы сообщить, пусть даже, плохую новость…

Да еще в такую погоду.

А что, если Юля сбежала с больницы?

Но ведь у нее есть ключ от калитки…

Может ей отказались выдать одежду?

Испугавшись, что жена в больничном халате и тапочках мерзнет на улице, Игорь поспешил к выходу. Но уже по дороге к воротам убедил себя, что ошибается. Наверное, просто кто-то ошибся адресом.

Тузик, хоть и неохотно, увязался следом.

— Кто там? — спросил громко, увидел, как густой пар вываливается изо рта, почувствовал, что блаженное тепло с неимоверной скоростью покидает тело. Свет лампочки, выведенной наружу, ярко отражался от снега, но все, что находилось за воротами, пряталось в тени.

Из-за забора послышались невнятные звуки, Тузик угрожающе зарычал.

— Кто там? — повторил Игорь, пытаясь сквозь неширокую щелку разглядеть ночного визитера.

— Игорь… — голос был слабый, он едва расслышал свое имя.

Уже не колеблясь, растворил калитку.

В худой фигурке, одетой в нелепое старое пальтишко, которая, окоченев от мороза, сгорбившись, стояла у забора, он с трудом узнал свою маму.

Что-то расспрашивать, о чем-то говорить не было смысла, пока мать не согреется.

Как она смогла добраться сюда в такое время?

Ведь транспорт уже не ходит.

Игорь ужаснулся, предположив, что ей пришлось пройти двадцать километров пешком.

В такой-то мороз…

Если все так, остается лишь удивляться ее выносливости. Нормальный человек не выдержал бы, околел на обочине.

Но, поправил себя Игорь, его мать никак нельзя причислить к нормальным людям. Невзирая на внешнюю хилость, в ней прятался такой стержень упрямства, что его никакими морозами не пробить.

Однако, и ее силы, похоже, подошли к концу.

Еще сумев самостоятельно войти в калитку, женщина вдруг пошатнулась и стала заваливаться набок. Не согнувшись, а как-то неестественно прямо, словно ее суставы превратились в ледышку и перестали функционировать. Если бы Игорь не успел ее подхватить, она так столбом и повалилась бы в набросанный им снежный курган.

В дом Игорь заносил мать на руках. Усадил в кресло возле печки, сунул в ее одеревеневшую руку чашку со своим недопитым, уже лишь чуть теплым чаем и убежал в ванную набирать воду.

Потихоньку мать оттаяла, ее лицо приобрело осмысленное выражение, она смогла самостоятельно снять платок и пальто.

— Спасибо, сынок, что не выгнал, — чувствовалось, что, невзирая на все, слова благодарности даются ей с огромным трудом.

Игорь ничего не сказал, долил в чашку кипятка, но мать отодвинула ее.

— Больше не хочу, уже согрелась. Почему не спрашиваешь, что меня привело?