– Сева, это ты? Входи, входи!
Иван Константинович, нагнувшись над столом, за-правлял в машинку чистый лист. Машинка была трофейная, только буквы у нее сменили на русские. Она была казенная. Ивану Константиновичу дали ее в училище, чтобы печатать всякие планы для занятий с курсантами. Иногда Иван Константинович разрешал Севке попечатать. Севка мечтал, что когда-нибудь сочинит настоящее длинное стихотворение и полностью напечатает его на этой машинке.
Нет, никогда этого не будет…
Иван Константинович, видимо, удивился: почему Севка стоит у порога и каменно молчит? Он оглянулся. Выпрямился:
– Что с тобой, Сева?
Севка сделал несколько деревянных шагов и отчетливо сказал:
– Нате ваши погоны.
Он метнул их на стол. Один погон застрял под машинкой, другой лег на самый край стола и закачался: упасть или нет? Не упал.
Севка заставил себя посмотреть Ивану Константиновичу в глаза.
– Севушка, что случилось?
Он был такой знакомый, такой добрый и привычный… Но нет, это был враг. Севка опять крупно глотнул и проговорил, не опуская глаз:
– Я вызываю вас на дуэль.
ДУЭЛЬ
Иван Константинович приоткрыл рот, мигнул. Хотел что-то сказать, но только тихо кашлянул. Опустился на стул. Спросил:
– Ты не шутишь?
– Нет, – сказал Севка и ощутил внутри неприятное замирание.
Иван Константинович опустил голову. Мельком взглянул на Севку, забарабанил пальцами по краю стола. Рядом с погоном.
– За что же ты меня так?
– Потому что… – Севка неожиданно осип. – Вы ухаживаете за мамой. А я не хочу… Вы не имеете права!
Иван Константинович подскочил как на шиле:
– Севка, да ты что! – Лицо у него стало жа-лобным.
«Сейчас начнет отпираться», – подумал Севка.
– Ты с ума сошел, – печально сказал Иван Константинович.
– Нет, не сошел. Может, вы на ней еще жениться хотите?
– Кто тебе наговорил такую чушь?
– Никто. Сам вижу, – сурово сказал Севка.
– Да я… – начал Иван Константинович и замолчал. Что-то непонятное мелькнуло на его лице. Он стал другим. – Дуэль – вещь серьезная. Может быть, ты еще подумаешь? – строго спросил он.
Севка опять ощутил неприятное замирание. Тайная надежда, что Иван Константинович откажется стреляться и поклянется не подходить к маме, испарилась. Да и глупая это была надежда! Если человека вызывают на дуэль, тот не имеет права отказаться. Это может сделать лишь самый последний трус, и тогда над ним всю жизнь будет висеть черный позор. Иван Константинович ни в коем случае не трус. Значит…
Что же, когда идешь на поединок, на мирный исход рассчитывать не стоит. Севка сказал как можно решительнее:
– Я думал уже два дня.
– Тогда конечно… – Иван Константинович встал. – Ни в чем я не виноват. Ни перед тобой, ни перед мамой. Это всё твои выдумки или чьи-то глупые разговоры. И я не стал бы принимать вызов из-за этого. Но ты швырнул мне мои погоны – это оскорбление офицерской чести. Я теперь просто не имею права уклоняться от дуэли… Каким оружием будем драться?
– Пи… пистолетом, – одними губами сказал Севка.
– У тебя есть пистолет?
– У вас же… есть…
– А! Ты предлагаешь стрелять по очереди?
Севка кивнул.
– Что же, можно и так. Давай начнем.
Внутри у Севки что-то ухнуло и тяжело замерло. Будто он выпил полведра воды, и вода эта в желудке моментально превратилась в ледяной ком. Но Севка не шевельнулся, не дрогнул. Не сделал даже крошечного шажочка назад.
– Давайте, – сказал очень тихо, но упрямо. Потому что деваться было некуда. Пускай уж скорее все кончится.
Иван Константинович быстро взглянул на Севку и опять стал смотреть в сторону. Деловито проговорил:
– Один из нас, по всей вероятности, будет убит или ранен. Надо, чтобы тот, кто останется невредимым, не попал под суд. Поэтому придется подписать договор.
– Какой договор? – шепотом спросил Севка.
– Сейчас… – Иван Константинович повернулся к машинке и, не садясь, защелкал клавишами. Потом выдернул лист и протянул Севке. Вот что было там напечатано:
ДОГОВОР
МЫ, УЧЕНИК 2-ГО КЛАССА ВСЕВОЛОД ГЛУЩЕНКО И МАЙОР КАН И. К., ДОГОВОРИЛИСЬ О ЧЕСТНОЙ ДУЭЛИ. ОСТАВШЕГОСЯ В ЖИВЫХ ПРОСИМ НЕ ПРИВЛЕКАТЬ К СУДУ.
Подписи ….. (Глущенко)
….. (Кан)
– Прочитал? – спросил Иван Константинович, и Севка увидел его строгие серые глаза.
– Да… – прошептал Севка.
«Неужели это правда? А что скажет мама?»
– Согласен? – спросил Иван Константинович.
– Да…
– Тогда подписывай. Вот здесь.
Он дал Севке ручку-самописку. Севка начал выводить фамилию. Ручка была тяжелая, скользкая, она вырывалась из пальцев. Перо царапало бумагу. Буквы получались очень корявые. Севка вдруг подумал, что, может быть, он пишет последний раз в жизни. Ему стало ужасно жаль себя. Просто хоть плачь. Но он не заплакал все-таки. Не хватало еще такого позора!
Севка поставил большую точку, аккуратно положил самописку и отступил от стола. Медленно поднял на Ивана Константиновича печальные глаза. Но Иван Константинович на Севку опять не смотрел. Он быстрым взмахом подписал договор и вы-прямился.
– Стрелять будем по одному разу, – решительно сказал он. – Патроны у меня казенные, мне за них отчитываться придется, если жив буду… А где брать секундантов? У тебя есть?
– Нету… – прошептал Севка, ощущая слабость в ногах.
– И у меня нет. Обойдемся без секундантов?
Севка кивнул. Он опять часто переглатывал.
– Давай тянуть жребий, – предложил Иван Константинович.
Севка шевельнул губами:
– Как?
– Надо же знать, кто будет стрелять первым… Вот смотри, я на этих бумажках напишу цифры «один» и «два», а ты будешь выбирать. Если вытянешь единицу – твоя очередь первая. А если двойку – вторая.
Иван Константинович что-то черкнул на бумажных клочках, скатал их и бросил в свою фуражку. Севка следил за ним, как следит за хозяином умная собака, когда тот готовит веревку и камень. В ушах у Севки стоял тихий неприятный звон. Сквозь этот звон он услышал:
– Выбирай.
Перед Севкой оказалась фуражка, на донышке которой белели бумажные трубочки. Они лежали далеко друг от друга на серой шелковой подкладке. В подкладке темнела крошечная, словно прожженная искрой, дырка. Посредине был пришит клеенчатый четырехугольник с какими-то неразборчивыми буквами. Севка машинально постарался их прочитать и не смог. «Стерлись о волосы», – подумал он. И услышал:
– Что же ты? Бери.
Да, ведь надо тянуть жребий! Никуда не денешься – дуэль. Севка постарался ухватить бумажную трубочку – ту, что поближе к середине. Пальцы были какие-то странные, долго не могли подцепить. Наконец Севка взял и развернул бумажку. Там была большая единица.
– Повезло тебе, – со вздохом сказал Иван Константинович. – Будешь стрелять первым. Ну а если промахнешься, тогда – я.
И Севка увидел, как он достал из ящика кобуру, расстегнул ее и положил на ладонь знакомый браунинг.
Положил, задумчиво покачал на ладони. Потом вынул из рукоятки обойму, щелчком выбил из нее на стол два патрона.
– Обойму я уберу, – объяснил он. – Будем вставлять по одному патрону. Выбирай, какой тебе нравится.
Патроны были коротенькие, аккуратные. С круглыми, похожими на орешки пулями. Такие безобидные на вид.
– Какой тебе нравится?
Севке никакой не нравился. Он отчетливо чувствовал, что в этих блестящих штучках сидит смерть. Но пути назад не было, и Севка дрожащим пальцем ткнул наугад.
– Вот его и зарядим, – проговорил Иван Константинович. Взял патрон, оттянул затвор у браунинга. Как-то неловко дернул рукой, и второй патрон нечаянно смахнул со стола.
– Ох я, растяпа… Подними, пожалуйста.
Севка громко стукнул ослабевшими коленками о половицы и полез под стол. Патрон лежал у дальней ножки стола. Севка поднял его. Патрон был очень холодный.
