На улице Дыбенко - Маиловская Кристина

Киру немного отпустило. Было ощущение, что она приняла большую дозу обезболивающих препаратов. Разговор с Жанной и чудодейственные свойства водки сделали свое дело. Боль отступила и затаилась в темном углу. Завтра она вернется. Но это будет завтра. 6

Прошла неделя, и Кира заметила, как у нее появилась странная привычка. На семинарах, на заседаниях кафедры, в очереди в кассу, в метро она вытаскивала из кармана телефон, бросала быстрый взгляд на экран, прятала обратно и в течение следующих двух-трех минут придерживала этот «черный ящик» рукой в кармане, будто боялась потерять.

Сережа не знал ее нового адреса и не мог ни с того ни с сего появиться на пороге. В то же время Киру на Дыбенко знала каждая собака, и при желании и незначительных усилиях найти ее не составляло труда.

Вчера, к примеру, столкнулась она на выходе из метро с Веруней. Сначала Киру нашла Герда: учуяв ее в толпе, псина завизжала, запрыгала. Люди стали шарахаться. Кто-то крикнул: «Осторожно, бешеная!» На визг Герды с разных сторон повыскакивали остальные собаки, и только потом из-за ларьков появилась Веруня.

—  Помнят они тебя, — проговорила Веруня, поглядывая на стаю с гордостью, как смотрят на детей, которые выросли умными и красивыми. — Покурим?

Веруня с Кирой отошли за метро. Собаки побежали в парк, носились среди кустов и деревьев, шуршали листьями, но далеко не уходили.

—  Видела я мамашу. Она вообще не в курсах. Не вкуривает, че с ним за байда такая происходит. Подходила ко мне, спрашивала, где мумие достать и кукурузные рыльца. Народная медицина рулит.

Веруня сплюнула на асфальт.

—  Как он? — спросила Кира.

—  Звонил. Переламывается. Приходить запретил строго-настрого. Типа, хата на осадном положении. Просил передать всем, чтобы тебя не беспокоили. Сказал, не хочу своим говнищем портить ее светлую жизнь.

Веруня поправила полы своей фетровой шляпы. «Новая», — подумала Кира. Шляпа была старая и даже местами дырявая, но, похоже, Веруня отхватила ее недавно и носила со свойственным ей достоинством. Есть у нее все-таки свой стиль.

Кира полезла за ручкой и бумагой в сумку.

—  Верунь, я дам тебе мой номер телефона.

—  Не надо, — решительным жестом остановила ее Веруня и вытащила свою мобилу, — диктуй!

И принялась сосредоточенно жать на кнопки. * * *

Кира пересекла пешеходный переход и зашла в магазин.

На выходе она заметила Герду. Та ждала ее в стороне.

—  Ты меня проводить решила?

Герда пошевелила ушами, желая дать понять, что не стоит задавать вопросы, на которые заранее знаешь ответы.

Кира вернулась в магазин и прикупила сосисок.

—  Пошли, — скомандовала она Герде, и та побежала впереди рысцой, время от времени поглядывая на Киру, как бы спрашивая своим видом, правильно ли я бегу.

Эта собака по-настоящему любила только Сергея, а заодно и Киру, как приложение к Сергею. У собак все просто. Им не нужно иметь серьезных причин для любви. * * *

На скамейке у парадной никого не было, и они расположились с комфортом.

Сосиски Герда уничтожила мгновенно. А Кира пила пиво медленно. Но собака не уходила, несмотря на то что поняла — еды больше не будет.

Кира закурила. А докурив, открыла вторую бутылку. Ей было зябко. Но домой идти не хотелось. Не хотелось оставаться одной.

Сереже сейчас лучше не писать и не звонить. Зачем звонить человеку, который угодил в капкан и, конечно же, будет молить о помощи. Но секрет в том, что выбраться он может только сам. Для этого ему нужно отгрызть свою руку. Сколько раз она безуспешно старалась его спасти. Сколько раз она попадала в эту ловушку. Теперь ее не провести. Или пан, или пропал.

По двору передвигались неопознанные объекты. У соседней парадной шумно выясняли отношения. Герда сидела на стреме, шевелила ушами, всматривалась в густую тьму, и Кире было совсем не страшно. 7

Утром Кира поплелась на кухню, набрала воды в стакан и жадно выпила. Бутылка водки оказалась на треть пустой. Вот те на! И это после двух бутылок пива. Не хило. Надо бы притормозить. Иначе скоро самой придется отгрызать себе руку.

Скорее обратно на диван.

Она долго лежала с закрытыми глазами, не могла уснуть. Сердце екало, и казалось, из-под дивана выползает кто-то страшный. Его нельзя увидеть, нельзя объять, но он тут, рядом. Дышит на нее своим тяжелым дыханием.

Она видела его раньше. Да. Точно видела. Но когда?

—  Мы поедем на море, — говорит он и заводит машину.

Она садится на раскаленное сиденье голыми ногами. Машина перегрелась, и в ней противно пахнет бензином.

—  Я не хочу на море.

—  Все дети любят море.

Она любит море. Очень любит! Но без него.

Они идут по песку, заходят в воду, он ведет ее за руку. Когда набегает волна, он подпрыгивает, гогоча, и хочет, чтобы она подпрыгивала тоже.

—  Тебе не весело? Смотри, какие сегодня волны.

Они заходят глубже. И вот их тел уже не видно. Он берет ее на руки и просит, чтобы она обхватила его ногами.

—  Держись руками за мою шею, — просит он.

Их лица близки друг к другу. Она чувствует его дыхание. Он опускает руку под воду и трогает ее между ног. Людям на берегу ничего не видно. Они видят только, как мужчина держит девочку и как они покачиваются в такт волнам. Он берет ее руку и опускает под воду.

—  Ниже, — просит он, — опусти руку ниже.

Она понимает, что он спустил плавки. Волны накатывают одна за другой.

—  Тебе хорошо? — спрашивает он, оголяя желтые зубы. — Хорошо?

Кажется, ее сейчас стошнит. Она отдергивает руку и кусает его за шею.

—  Отпусти меня! Отпусти-и-и-и!

Когда они возвращаются домой, мама спрашивает:

—  Как вода?

—  У нее закружилась голова. Перегрелась, наверное, — отвечает он.

—  Надеюсь, ты хорошо себя вела, — говорит мать, строго глядя ей в глаза. — Панаму надо надевать. Сколько раз я тебе говорила.

И она уходит на балкон, чтобы повесить ее купальник на веревку. * * *

Когда Кира открыла глаза, уже стемнело. Футболку можно было выжимать — настолько она была мокрой. Последнее время она регулярно просыпается в поту. И это чувство разбитости — откуда оно?

Она села у окна с чашкой чая. Громыхающий звук трамваев ее успокаивал. Интересно, что люди делают в выходные? Наверное, ходят в кино, театры, выпивают с друзьями. Но у нее нет друзей. У нее всегда был Сережа. Он заменял ей всех. Они, случалось, ходили в кино, в театр, вместе читали книги, чаще она ему читала. А теперь?

Кира полезла в кошелек и вытащила визитку того самого паренька с рюкзачком. Долго рассматривала ее, вертела в руках. Константин Рукавишников — экскурсовод. Звонить — не звонить? * * *

—  Меня Кира зовут. Вы помните? * * *

Они встретились на Петроградской. Прогулялись в темноте вдоль Петропавловских стен и забрели в какое-то захудалое кафе на Добролюбова. Не то кафе, не то рюмочная. Присели за стол. Костик заказал бутерброды и коньяк.

Кира огляделась. Вокруг сидели усталые неухоженные люди, и она, на удивление, почувствовала себя среди них уютно, будто попала в правильное место. Казалось, рюмочные в этом городе мало изменились с тех пор, как Раскольников выпивал с Мармеладовым.

— Ты сейчас одна?

Кира кивнула, пережевывая холодную буженину. У нее ломило все тело, хотелось побыстрее накидаться коньяком, чтобы по ногам прокатывались приятные волны.

—  А как он?

—  Кто?

—  Муж?

—  Переламывается насухую.

Костя многозначительно закивал.

Он принес еще коньяку.

—  А ты сама не?..

—  По вене? Не-е — не мое.

Костик рассказывал о детстве. О том, как любящие родители вывозили его летом на дачу на Финский залив. В городе бабушка водила по музеям, а с дедушкой он спешил к двенадцати часам в Петропавловку, чтобы не пропустить залп пушки. У него две квартиры, доставшиеся ему в наследство. Он их очень удачно сдает и надеется, что это будет обеспечивать его всю жизнь.