Фасолевый лес - Кингсолвер Барбара

Она говорила о чем-то, что касалось ООН и прав человека, и о том, что у нас есть законные обязательства принимать людей, чья жизнь находится в опасности.

Человек с микрофоном, пришпиленным к галстуку, спросил, есть ли у нас для этого законные средства, и еще что-то про убежище. Они стояли возле кирпичного здания, перед которым рос ряд короткоствольных пальм. Мэтти сообщила, что из тысячи с чем-то подавших заявления гватемальцев и сальвадорцев только половине процента был разрешен законный въезд, причем эти люди оказались родственниками диктаторов, а не теми, кому действительно было нужно спасать свою жизнь.

Затем камера показывала, как Мэтти разговаривает с корреспондентом, но уже без звука, а мужской голос за кадром сообщил, что Служба по иммиграции и натурализации на прошлой неделе депортировала двоих нелегальных иммигрантов, женщину и ее сына, обратно в Сальвадор и что, по «заявлению» Мэтти, их забрали в тюрьму сразу же с трапа самолета, а позже нашли мертвыми в сточной канаве. Мне не понравился тон этого дядьки. Я не знала, откуда у Мэтти эти сведения, но, если она об этом говорила, то, значит, все обстояло именно так.

Правда, сосредоточиться мне не дали. Миссис Парсонс все это время говорила, что не может сидеть в определенном типе кресел, потому что у нее «шалит спина», а потом в гостиную влетела Лу Энн и воскликнула:

– Черт побери! Да их нет дома!

На что миссис Парсонс, фыркнув, ответила:

– А мы здесь, если вам угодно.

– Какую программу вы хотите посмотреть? – спросила Эдна. – Я надеюсь, мы не испортили вам удовольствие тем, что опоздали?

– Как раз ее мы и посмотрели, – сказала я, хотя ответ мне самой казался совершенно нелепым. Каких-то тридцать секунд, и все закончилось.

– Это была наша приятельница, – объяснила я.

– Все, что я поняла, – сообщила миссис Парсонс, – так это то, что там у них какие-то проблемы с незаконной иммиграцией и торговлей наркотиками.

И тут же попросила:

– Милая моя! Мне нужна подушка под спину, а то завтра мне не встать с постели. Кстати, ваш кот только что нагадил в соседней комнате на ковре.

Я бросилась на поиски подушки, а Лу Энн – к коту, и тут я поняла, что все это время другие наши гости, Эсперанса и Эстеван, одиноко сидят на оттоманке, выключенные из общего движения. И я сказала, обращаясь к Парсонсам:

– Познакомьтесь! Это наши друзья…

– Стивен, – представился Эстеван. – А это – моя жена Хоуп.

Для меня это было что-то новенькое.

– Очень рада, – сказала Эдна.

Миссис Парсонс спросила:

– А это голое существо принадлежит им? Похожа на маленького дикого индейца.

Она говорила о Черепашке, которая совсем не была голой – просто на ней не было рубашки.

– У нас нет детей, – сказал Эстеван. У Эсперансы сделалось такое лицо, словно ей дали пощечину.

– Это моя девочка, – сказала я. – И она действительно маленький дикий индеец. Почему бы нам не сесть за стол?

Я подхватила Черепашку и отправилась вместе с ней на кухню, оставив Лу Энн разбираться с ними самостоятельно. Почему она звала эту старую колоду милой дамой, было за пределами моего понимания. Я закончила последние приготовления, которые, как было сказано в рецепте, хозяйке требовалось сделать «прямо на столе в шипящем воке, на глазах у восхищенных гостей». В каком еще на фиг шипящем воке. Кто, по их мнению, читает эти журналы?

Минутой позже в кухню пришла Эсперанса и молча принялась помогать накрывать на стол. Я тронула ее руку и сказала:

– Мне очень жаль.

Только тогда, когда все расселись за столом, я смогла рассмотреть наших соседок. То, что у них не было времени нарядиться к ужину, позволило мне многое о них узнать (хотя, конечно, миссис Парсонс успела напудрить нос и отыскать белую шляпку). У Эдны даже шпильки были красные, по две над каждым ухом. Я даже не знала, где сейчас можно купить такие штуки. Только, наверное, в бытовых товарах. Мне почему-то хотелось думать, что Эдна нашла их на стойке рядом с фиолетовыми заколками и резиночками под «Орео» и воскликнула:

– Взгляни, Виржди Мэй! Какие милые красные шпильки! И мой цвет!

Сама же Вирджи Мэй относилась к тем дамам, которые проходят мимо полки со спринцовками, высоко задрав нос, а потом читают лекцию о нравственности молодым людям, что продают на кассе презервативы.

Эстеван между тем достал упаковку, в которой оказались деревянные палочки для еды – штук двадцать в целлофановом мешочке, на котором виднелись черные китайские иероглифы.

– Счастье посудомойки! – произнес он, протягивая каждой из нас по паре палочек. – Используете один раз, а потом выбрасываете.

Я удивилась, откуда он узнал, что у нас сегодня именно китайское блюдо, но потом я вспомнила, что пару дней назад пересеклась с ним в магазинчике Ли Синг, где мы с хозяйкой обсуждали нечто под названием «древесные грибы». Они упоминались в рецепте, но у меня в отношении еды свои принципы.

– Посудомойка благодарит вас, – произнесла я.

Лу Энн тем временем отодвинула свою пару палочек подальше от Дуайна Рея, который хотел наложить на них лапу, и я буквально услышала слова: «выколет себе глаза», хотя она их и не произносила. Обиженный Дуайн Рей принялся вопить, и Лу Энн, извинившись, отправилась его укладывать.

– Это что же, палочки для еды? – спросила Эдна, потрогав экзотический инструмент. – Забавно! Но я все-таки, если вы не возражаете, воспользуюсь тем, к чему привыкла. И тем не менее спасибо!

Я заметила, что Эдна ест очень медленно, аккуратно и точно пользуясь вилкой. Миссис Парсонс сказала, что все эти глупости тоже не для нее.

– Я не говорила, что это глупости, – уточнила Эдна.

Остальные едоки попытали счастья с новыми приборами, прокалывая ими кусочки цыпленка, подцепляя колечки лука и гоняя рис по тарелкам. Даже Эсперанса приняла участие в общей забаве. Эстеван сказал, что мы орудуем палочками слишком агрессивно.

– Нужно держать их вот так, – объяснил он, взяв палочки так, как берут карандаши, и постукивая их кончиками друг о друга.

Мне так нравилась его правильная, размеренная речь.

Черепашка смотрела на меня, пытаясь имитировать мои движения.

– Не смотри на меня, – сказала я ей, показав на Эстевана. – Я тут не главный специалист.

К столу вернулась Лу Энн.

– Где вы этому научились? – спросила она Эстевана.

– Я работаю в китайском ресторане. Поэтому так люблю эти палочки. Я и сам – посудомойка.

– А я и не знала, – сказала я. – И как давно вы там работаете?

Задавая вопрос, я сама удивилась, почему думала, что должна все про него знать. Его жизнь была для меня тайной.

– Один месяц, – ответил он. – Я работаю с очень доброй китайской семьей, которая говорит только по-китайски. Зато их пятилетняя дочь говорит по-английски. Отец просит ее объяснить мне, что я должен делать. К счастью, она очень терпеливая.

Миссис Парсонс пробормотала, что, с ее точки зрения, это форменное безобразие.

– Не успеем мы и глазом моргнуть, – сказала она, – как весь мир съедется сюда и станет болтать на своих непонятных языках. И конец Америке.

– Вирджи, где твои манеры? – пожурила ее Эдна.

– Но это правда. Пускай сидят в своей грязи, нечего приезжать сюда и отбирать рабочие места у наших людей.

– Вирджи, – более настойчиво произнесла Эдна.

Я чувствовала себя так, будто села на пчелу. Если бы мама меня так хорошо не воспитала, я бы встала и велела старой змее отложить вилку и уносить задницу из нашего дома. Мне захотелось заорать: «Этот человек – преподаватель английского языка, и он приехал сюда не для того, чтобы отмывать с тарелок омлет фу-янг и выслушивать приказы от пятилетнего ребенка!»

Но Эстеван, казалось, был не слишком расстроен, и я поняла, что такие вещи он выслушивает, вероятно, едва ли не каждый день. Удивительно, что он так спокоен. Я бы уже точно убила кого-нибудь. Я бы воспользовалась этими палочками так, как только Лу Энн может себе вообразить.