Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

Всю свою жизнь Алдаберген провел не выезжая в одном месте — в селе Коробиха, где живут сплошь кержаки с пышными бородами, вот они и прозвали его для удобства сначала Алешей, а когда парнишка повзрослел, стали звать его Лексеем.

У жены Лексея Ольги, как оказалось, тоже другое имя — в действительности ее зовут Орыншой.

— Эй, Лексей, да ты, поди, крещеный? — пораженный этим открытием, спросил Нургали. — У тебя такое чудное казахское имя, почему же ты его скрывал от нас?

— Слишком длинное... Язык сломаешь. А вот русское — в самый раз. Мне оно больше нравится, — не таясь ответил Лексей.

— Вот я и говорю, ты, видать, крещеный.

— Не крестился я, честно! Я же сиротой рос, всю жизнь среди кержаков провел. Что делать-то, если им так сподручнее было меня называть?

— Как это что? Разве в жилах твоих течет не казахская кровь?

— Какая там казахская... Из меня теперь ни казаха нормального, ни русского не получится. Я это и сам хорошо знаю.

— Коли не кровь позвала, зачем ты переехал тогда сюда, ведь здесь одни казахи живут?

— На старом месте у меня отношения с начальством не сложились, а здешний директор пригласил на работу... Вот и все!

В ту пору, когда Лексей перебрался в Мукур, совхоз возглавлял Мырзахмет. По-видимому, они с ним заранее, еще до переезда, обо всем договорились; во всяком случае, по прибытии для Лексея сразу нашлась работенка: выделили под присмотр стадо коров, и почти сразу он стал знатным аульным пастухом.

Это сейчас Лексей выглядит немощным, высохшим стариком, а в то время он был еще во цвете лет, отличался шебутным, ветреным характером и непоседливостью кузнечика — минуты не мог устоять на месте.

— Спасу нет, сроду от моего Алеши богоугодного дела не дождешься! — и по сей день переживает за мужа Ольга.

Откуда кому знать, какие мечты одолевают пастуха, пока он в одиночестве бродит с совхозным скотом по окрестным лугам? Оказалось, Лексей в такие моменты обдумывал, чем же ему отблагодарить мукурцев, которые столь тепло его приняли. И вот, в один из дней он нашел-таки решение проблемы, долгое время не дававшей ему покоя...

Прежде всего Лексей подобрал в своем многочисленном стаде молодого задиристого бычка. Потом стал старательно, с любовью его откармливать, ухаживал за скотиной усердно и неутомимо, на протяжении всей зимы. Незаметно за заботами подкрался первомайский праздник, и Лексею выпал удобный случай продемонстрировать наконец свое искусство.

В праздничный день все аулчане от мала до велика собрались с транспарантами на берегу речки Мукур и в приподнятом настроении, еще больше воодушевляясь от пламенных речей и призывных лозунгов, провели торжественный первомайский митинг. Завершился он большим праздничным представлением с концертом художественной самодеятельности и поединками балуанов.

В самый разгар этого увлекательного зрелища среди веселящейся публики внезапно пронесся слух, будто Лексей собирается показать на ферме корриду.

— А что это такое? — раздался вопрос со стороны тех невежд, что и книг не читают, и кино редко смотрят.

— Коррида — это единоборство с быком, — с важным видом просветили их те, кто время от времени все-таки приобщается к книжному источнику знаний, а ежедневных сеансов кино вообще не пропускает.

Самые же умные, что слыли в ауле всезнайками, стали охотно делиться своими познаниями:

— Во время корриды человек состязается на арене с бодливым быком.

— Страх-то какой!

— В подобных схватках либо бык погибает, либо человек.

— Боже упаси!

— Вообще-то, чаще жертвой становится именно человек.

— Сохрани Аллах!

Естественно, неожиданное известие о невиданном и неслыханном зрелище породило настоящий переполох среди мукурцев. В следующее же мгновенье народ, плюнув на концерт и остальные развлечения, потянулся в сторону фермы.

Уже издали аулчане заметили возбужденного Лексея, стоявшего перед воротами загона. Изображая ветер, он размахивал шестом, на верхушке которого болтался кусок ярко-красного плюша размером с небольшую скатерку.

Начальство с ходу напустилось на него с сердитыми упреками по поводу того, что он расстроил весь праздник, но Лексей, торжествующе вскинув руку, возразил:

— Коррида — тоже праздник! В Испании, чтобы полюбоваться корридой, собираются тысячи людей. Даже сам король приходит. Еще и деньги за вход платят. Вот!

— Ты погляди на этого монархиста — так поет, будто не из Коробихи, а прямо из Испании к нам приехал!

— К чему такой шум, зачем нам коррида, лучше бы кокпар* устроил...

— Да что ты мелешь, откуда бедняге Лексею о твоем кокпаре знать?!

А директор, поняв, что пастух от своей безумной затеи не откажется, сказал:

— Воля твоя, Лексей. Только не вини потом нас, если что-нибудь приключится, не говори, что мы тебя не предупреждали. Наделаешь бед — не обессудь: заберу коров и отправлю обратно к свиньям.

Махнув рукой, он развернулся и ушел.

— Если и в самом деле беда случится, разве Лексей сгодится на то, чтобы за свиньями присматривать, а?..

Шумно обсуждая возможные последствия предстоящей схватки, аулчане с нетерпением ожидали начала зрелища.

— Ой, чует мое сердце, что в первую очередь мой красный плюш пострадает, — разволновалась стоящая с краю Ольга. — Не дай Бог, бык его рогами подцепит — да от него же одни лохмотья останутся!

— Ну и ну, не зря говорят: корабельных дел мастер уменью сапожника дивится. Что за балаган вы устроили, неужто никогда разъяренного быка не видывали? — подоспела к собравшимся жена Нургали Бибиш, которая из любопытства примкнула к группе спешащих в сторону фермы товарок, бросив выбиваемую во дворе старенькую алашу*.

Когда Лексей убедился, что практически все аулчане в сборе, он затянул потуже пояс, стянул с курука** плюш и ловко перепрыгнул через ограду внутрь загона. Мигом развернул красное полотнище и, усиленно размахивая им, двинулся к быку, стоявшему на противоположном краю загона.

Поначалу бык даже не шелохнулся, удивленно уставившись на плюш в руках Лексея, мол, что это ему надо, но затем, пригнув к земле рога и угрожающе ими покачивая, устремился прямо на Лексея.

Зрители, столпившиеся снаружи загона и затаив дыхание наблюдавшие за происходящим, хором вскрикнули и невольно отпрянули.

Однако Лексей, проявив небывалое проворство, ловко увернулся, и стремительно несущийся на него бык проскочил мимо. Не сумев обуздать своего напора и вовремя остановиться, он с треском врезался в ограждение.

Окружающие громко охнули и снова отпрянули. Но тут же, восхищенные смелостью и искусным мастерством Лексея, дружно захлопали.

— Вот молодец! — восхищенно воскликнул и кто-то из руководства.

— Да он настоящий герой!

— Глядя на его скособоченную фигуру, никогда бы не подумал, что из этого полуказаха выйдет какой-нибудь толк...

— И откуда только в нашем ауле взялся такой бодливый бык?

— Он же сам его приучил бодаться.

— Ну надо же, какой хитрец!

Пока народ обменивался репликами, чтобы воздать хвалы умению Лексея, бык, врезавшийся в забор, пришел в себя и вновь повернул к полю битвы. То бишь опять помчался на Лексея, а тот, ничего не подозревая, с довольным видом и улыбкой до ушей, воодушевленный похвалами, отвешивал поклоны собравшейся публике. Правда, тут же заметил надвигающуюся угрозу, моментально расправил плюшевое полотнище и резво отпрыгнул, опоздав на какое-то мгновение: бык слегка задел его, и Лексей, не удержавшись на ногах под мощным натиском скотины, кубарем отлетел в сторону. На этот раз вторично обманутый бык быстро развернулся и с ревом бросился на Лексея, еще не успевшего встать и беспомощно лежавшего на земле навзничь.

Женщины, вскрикнув от ужаса, закрыли в страхе лица, а детвора испуганно заворковала, словно стайка шумливых горных индеек.

Но станет ли человек так легко прощаться с жизнью — Лексей, понимая, что от животного ему уже не увернуться, все же вскочил, из последних сил драпанул в глубину двора и мертвой хваткой вцепился в угол ограды.