Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Но боюсь, что завтрашнее утро, а также несколько последующих он проведет в участке вместе с досточтимой Фионой. Кстати, несмотря на тот факт, что случившееся в кенотафе несчастье касается Оскара Тео более, чем кого-нибудь другого, он держится холодно и неприступно и совершенно не выглядит человеком, переживающим чудовищную потерю.
Не удивлюсь, если он давно мечтал избавиться от бледной Дианы в облаках [55]… Впрочем, ты не любишь Эдгара По, и мое сравнение тебе ничего не скажет.
Что до меня, то я наслаждаюсь вынужденным бездельем, единственное, что омрачает мои спокойные зимние дни, — это отсутствие в моем номере балкона, где я мог бы покурить свою трубку, глядя в вечернее небо.
Помнишь мою террасу на Markus Sittikus Strasse, где мы потягивали вино из тяжелых бокалов муранского стекла? Я уже забыл, каковы они на ощупь.
Чувствую себя сосланным в деревню царедворцем, которому снится его должность при дворе и долгие бархатные рукава, расшитые жемчугом и адамантами.
Если бы я имел герб, то написал бы на нем что-нибудь вроде Man verwundert mich, um zu genesen [56], впрочем, ты это вряд ли переведешь.
Прошу тебя, не тяни с ответом.
ЙЙ
MОPAC
без даты
uknu
разговоры за завтраком с магдой разрывают мне сердце
в доме ни крошки! говорит она, зато есть пища для пересудов, думаю я, спускаясь в кафе за пирогом с queso manchego, но все напрасно — ей нечего надеть, нечего надеть, платье лопнуло по шву, обнажив магдину сердцевину, набитую снежной ватой, перепуганные цепочки рассыпаны на кухонном столе, она склоняется
над ними, прикусив губу, я слышу острый, дождевой, нарастающий запах ссоры и говорю, говорю
ляпис-лазурью, говорю я, растертой в порошок и смешанной с воском, расписывали мавританские покои, ее вешали аккадским судьям на шею, чтобы те не врали, из нее была сделана борода быка, найденного в уре, в царской просторной могиле, да послушай же, магда!
магда носит лазуритовые бусы на крепкой своей валлонской шее с полосами от небрежного загара и считает их дешевкой, правда — чесночку не дает и притронуться, магда знает место своим вещам! не хуже грифона, стерегущего гиперборейское золото, не хуже гишзиды с двумя рогатыми змеями, мимо магды не проскочишь, о нет! у нее морозильные яблоки в глазах, она не верит в то, что вещи живут не прошлым, а позапрошлым своим бытием, она плохо спит, но не станет сушить и толочь с медом уши дракона или оборачивать вокруг запястья кожаный ремешок, вымоченный в пене загнанной лошади, нет — она выпьет горячего рому с медом, и засунет ладонь с выгнутым средним пальцем между своих высоких ног, и станет потирать не спеша, вызывая раба лампы, запальчивого раба, что служит ей добрых двенадцать лет, а все не дождется ни покоя, ни воли
львиноголовая лейденская дева, она не слушает меня, когда я говорю о шумерах, водя пальцем по ее деревянному частому гребню, она помнит, что купила его в лавке на иль-монте и в тот же день купила за пару фунтов пробковый потертый портсигар, а веретена там разве не было? спрашиваю я, и она хмурится, бесстыдная приблизительность моей памяти утомляет ее, другое дело — венсан, деловитый смуглощекий венсан, томящийся артуром в тюрьме из римских костей, не печалься, магда, — за ним придут, осталось немного, почитай манускрипт из йоло, магда, послушай, как звучит — оэт и аноэт! гоуэр! манавидан фаб ллир! но нет, не слушает, полный рот сырного пирога у нее и полные глаза слез
февраль, 23
thorn + wyn
давным-давно, когда я жил с братом на даче в каралишкес, мы ходили на маленький рынок у костела, туда приходили тетки с ягодами
я все ждал, что станут продавать куманику, мне про нее рассказывали гостившие у родителей улыбчивые карелы, и потом я нашел ее в энциклопедии — rubus nessensis, но в лукошках у теток лежала мятая малина, потом крыжовник, а ближе к осени — неспелая брусника, до конца сентября меня терзала оскомина, а куманики все не было, я вырвал страничку с рисунком, повесил над столом и так часто смотрел на нее, что, казалось, я знаю ее вкус
правда, много лет спустя он оказался совсем другим
твоя руна — торн, это третья по счету, сказала мне толстая девушка дайна в вильнюсской больнице, когда папа умер, я долго там жил, сейчас уже не помню сколько, она написала мне на ладони шариковой ручкой — thorn, руки нее были распухшие, с ямочками, как будто кто-то долго тыкал карандашом, а улыбка слабая, будто она боялась раздвинуть губы как следует
теперь-то я знаю, отчего бывает такая улыбка — оттого, что сестра смотрела ей в рот и не давала спрятать за щеку синие и белые капсулы
твоя руна обозначает молот тора, у тебя внутри есть шип, и ты живешь как хочешь, дуб и куманика — вот твои защитники! сказала она, тор — это шип смерти, которым бог один усыпил валькирию брюнхильд, но это и шип жизни, притупляющий оружие противника, видишь ли, тебя хорошо берегут! она засмеялась, не раздвигая губ
а твоя руна? спросил я из вежливости, потому что не поверил, я жил тогда совсем не так, как хотел, а моя руна — вин, дайна быстро написала зеленое wyn на своей ладони, она похожа на флюгер и обозначает радость, и золотую середину, и согласие — я посмотрел на девушку с ужасом: если вот так выглядит согласие, то я не согласен
ее потом перевели куда-то, но я уже знал, почему мне всегда так хотелось этой лиловой небывалой малины, этой ассирийской горечи — rubus nessensis
куда там иову с его волчецом и куколем, пусть вместо пшеницы вырастает куманика и вместо ячменя куманика
февраль, 24
вот еще такая штука есть — если близко к человеку встаешь, ну то есть совсем близко, так что слышно, как у него там внутри хрипловатый маятник мается, задевая сизые розовые стенки, когда вот так близко встаешь, то на секунду начинаешь любить его ужасно сильно, просто становишься им и любишь его как себя
со мной такое случалось пару раз, а сегодня случилось в третий: я полюбил эту самую фиону, столкнувшись с ней в полдень в дверях в зеленной лавке на чейнмаркет
хожу туда за сельдереем и сливовым домашним джемом
раньше я ее видел с археологами в кафе, неужели она археолог? такая рыжая! торопливая! и вечно кутается в огромные платки с бахромой — этот был цвета разбавленной охры — как будто на сквозняке, и вот с нею я застрял в створчатых узких дверцах, на счет раз, два, три, и услышал ее сердце, и почуял дыхание
вам холодно? спросил я и сам испугался
глаза у нее вблизи оказались крыжовенного цвета, а нос слишком тонкий, с розовым простуженным кончиком
этот кончик меня и добил я не хочу быть с фионой, я хочу быть фионой как хотел быть лукасом, или даже сильнее ведь я не слышал, как стучит его маятник, и он ни разу не усмехнулся мне вот так, одной только расщепленной морщинкой у рта
ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ
24 февраля
Кошмар какой-то. Ночью меня подняли с постели звонком из дежурного отдела в Мджарре. Пришлось заводить машину, ехать в порт, а оттуда полчаса добираться паромом. Вертолета мне пока не полагается. Вертолеты у нас для туристов и инспектора Джеймисона.
Эжена Лева обнаружили на территории портовых доков, в яме со строительным мусором.
Что он делал на острове Гозо, этот чертов француз? Ездил ночью купаться в Голубую лагуну? Искал приключений в портовом баре с местными девчонками? Но ведь Мджарра такое тихое место, к полуночи там все замирает, и лагуна, и девчонки.
