Десятые - Сенчин Роман Валерьевич

– Точно расскажешь? Не забудешь?

– Ну, Юрок, обижаешь. Конечно…

Парни вроде бы поверили, успокоились. Настроились ждать решения наверху.

Когда Трофим уже сел в машину, в окошко стукнул Юрка; Трофим опустил стекло.

– Эт самое, неудобно… мы по прошлым должны… – замямлил Юрка. – Не мог бы одолжить еще… сколько считаешь возможным…

– У меня пенся пятого! – сунулся Димка. – Отда-ам.

– На бухло? – строго спросил Трофим, хотя вопрос этот был, по сути, бессмысленным.

– Не-не, на хавчик! Завтра автолавка как раз.

Трофим хотел сказать: «Мне Сашка говорил, когда брал взаймы». Не стал – лишний повод им для вражды. Достал деньги. Протянул тысячу. Попросил:

– Не бухайте, парни. Вот вернусь, привезу закуски хорошей, бутылку нормальной водки. И посидим.

– О, это правильно! Спасибо, Трош!

– Да не за что…

Почти смерклось, лишь на западе, на самом краешке неба, еще оставалась багряная полоска заката… Трофим осторожно пробирался по проселку к асфальту. Слушал радио. Интервью с кем-то как раз, как нарочно, о сельском хозяйстве.

– Анатолий Прокопьевич, – спрашивал корреспондент, – что из продуктов питания у нас доморощенное, а что привозное? И сколько денег мы отдаем чужому фермеру?

– В среднем в год Россия импортирует продовольственных товаров на сумму тридцать – сорок миллиардов долларов. По прошлому году примерно одиннадцать миллиардов составил импорт того, что мы по климатическим условиям не можем выращивать у себя. Это кофе, чай, какао, пальмовое масло, бананы, виноград, абрикосы и так далее… Плюс еще на один миллиард Россия импортировала яблоки и груши. Сорок процентов импорта составила Польша, по десять процентов – Аргентина и Бельгия, восемь процентов – Китай…

– Что еще мы завозим?

– Импорт рыбы и рыбной продукции в прошлом году составил два с половиной миллиарда долларов. Примерно на такую же сумму импортировались томаты. Молочная продукция – на две целых четыре десятых миллиарда. Почти половина из Белоруссии. Двенадцать – из Финляндии, восемь процентов – из Германии… Мы ежегодно импортируем от шестисот до семисот пятидесяти тысяч тонн картофеля. На первом месте в прошлом году был Египет – двадцать три и шесть десятых процента, затем – Белоруссия с двадцати одним и тремя десятыми процента и Китай – немногим больше десяти процентов.

– Так, а как насчет мяса?

Трофим заслушался, утерял бдительность и ухнул в яму… Был бы на «жигулях» – наверняка бы подвеску разбил. Но немецкий внедорожник выдержал, вырвался из западни… Трофим, тихо ругаясь, потыкал кнопочку радио, убегая с той волны, которая отвлекла…

– На ближайшие выходные, – заговорило радио задумчивым мужским баритоном, – намечена акция протеста врачей. Ее проведение согласовано с властями Москвы, местом проведения определена Суворовская площадь. Сейчас мы с коллегами попробуем разобраться, против чего же выступают столичные медики.

– Не только столичные, не только, – торопливо поправил другой голос, стариковский, уже заранее возмущенный.

– Нет уж, – Трофим приостановился, – а то разобьюсь, в натуре.

Эти темы его всегда выводили из себя – за рулем лучше не слушать… Вставил диск с новой песней Александра Скляра, которую слушал на дню по сто раз и не мог наслушаться. Давным-давно ничего дельного не писавший рокер вдруг разродился чуть ли не шедевром.

Стук метронома и размашистый гитарный бой. И – чистый, четкий почти речитатив, а не напев:

Когда война на пороге,

Не вздумай смотреть назад,

Не спрашивай, по ком звонит колокол,

Он звонит по тебе, мой брат.

Трофим выбрался на асфальт, сделал звук громче, втопил газ. И помогал в салоне Скляру во весь голос:

Когда война на пороге,

Неважно – воин, рабочий, поэт,

У всех свое место в Истории,

И лишь предателям места там нет.

Когда война на пороге,

Нам слышен голос заветных времен,

Русские своих не бросают —

                                                это закон.

События на Юго-Востоке, который Трофим упорно называл Юго-Западом (о, как бесились из-за этого недруги!), просто чудесное, фантастическое воссоединение Крыма с Россией уже, кроме всего прочего, дало множество произведений искусства. Сколько прекрасных стихотворений прочитал Трофим за последние месяцы, услышал песен. Наконец-то нытье сменилось бодростью, твердостью. В литературе повеяло новыми двадцатыми годами – элегичность, декаданс вновь сменились ренессансом… И так смешно слушать песни вроде той, что сочинила талантливая вообще-то Ольга Арефьева «На хрена нам война, пошла она на…». Хотя песня эта вроде бы старая, начала девяностых, а ее представляют как написанную именно против нашего участия в создании Новороссии… Макаревич тоже… Не то чтобы он делает что-то абсолютно плохое, но так нелепы его поступки, беспомощны новые песни… Другое нужно сегодня. Другое!..

Впереди синела огоньками заправка. Надо залить литров тридцать.

Автоматически причалил к колонке с цифрой «95», отсчитал нужную сумму денег, вставил пистолет в горловину бака, отнес деньги оператору, а сам в это время думал о другом. Вспомнилось, как покупал этот, ставший уже почти родным, внедорожник.

Около двух лет назад решил поменять машину – тогдашняя, прослужившая почти пять лет, отчетливо давала понять, что устала. Трофим продал ее, подсобрал еще деньжат и отправился на авторынок. Брать нулевочку из салона в тот момент не мог себе позволить – незадолго довольно сильно потратился на дом, на ремонт в квартире, детям купили в зиму обновы, а с роялти за книги, новыми договорами случились перебои…

К тратам он теперь относился легко. Не скупился. Времена, когда приходилось экономить на необходимом, остались в далеком и почти забывшемся прошлом. Так стараешься забыть гадкий, страшный сон. Поначалу, когда сильно стараешься, сон, наоборот, выныривает, предстает во всех отвратительных подробностях, но постепенно возвращается реже и уже не так отчетливо и ярко… Так и с прошлым, преодоленным прошлым.

Трофим, конечно, помнил ту бедность, в которую погрузилась его семья после переезда из гибнущей деревни в город; за переездом последовала смерть отца, развал страны, опустевшие магазины и обесценившиеся деньги. Потом наступила почти нищая юность, хватание за любую работу – за пару лет он побыл и механиком на эстэо (в семнадцать лет бортировал, с помощью лишь монтировки и деревянного бруска, по десятку колес за смену, не считая мелких дел), и могильщиком, грузчиком…

Поняв, что превращается в тупую скотину, что теряет всё, чем питали его родители-учителя, поступил на очный истфил областного пединститута, который затем стал университетом. На третьем курсе встретил Елену – Лёсю, девушку с первого курса, – и сразу понял, что только она будет его женщиной на всю жизнь. Поженились тихо и скромно, на настоящую свадьбу не было денег. За копейки сняли завалюшку на краю города – решили быть самостоятельными. После учебы подрабатывали, но часто обед в институтской столовой оставался единственным полноценным приемом пищи. Утром чаёк, вечером бутерброд – черный хлеб, политый растительным маслом… И тут Лёся объявила, что ждет ребенка.

Трофим почти забросил учебу; поняв, что физическим трудом не заработаешь, сделался дистрибьютором. Уличным торговцем… Они и сейчас нет-нет да и появляются, но наученные опытом и рассказами обманувшихся люди отшатываются от них, грозят сдать в полицию или морду разбить. А тогда, в девяносто седьмом, еще удавалось впарить прохожему набор ножей или плойку. Правда, приходилось активно потрепать языком, позаглядывать пронзительно в глаза… Теперь Трофим благодарен этому опыту, но тогда он испытывал такой стыд, так себя презирал! Двадцатидвухлетний лоб, крепкий, с твердыми мускулами и живыми мозгами, без пяти минут отец семейства, а занимается таким вот… Чтобы окончательно не потерять к себе уважение, Трофим вступил в радикальную, ориентирующуюся на новую революцию партию.