Белый Тигр - Адига Аравинд

— Сколько в вас дури, люди!

Нищенка семенит неподалеку от меня. Она одергивает сари, намечает жертву, кто с виду побогаче, набирает в грудь воздуха и начинает свое вечное:

— Подай, сестра. Хоть три рупии. С самого утра ни крошки во рту не было…

Перед торговыми павильонами — словно мандала вокруг священного огня на свадьбе — возвышается целый штабель книг. За книжными бастионами почти не видно хозяина — сидит посередке на стопке журналов и ноги скрестил, ну вылитый священнослужитель. К книгам меня тянет словно магнитом, но жрец сразу охлаждает мой пыл:

— Все книги на английском.

— Да ну?

— Читаешь по-английски?

— А ты сам? — парирую я.

В точку. Тон разговора сразу меняется. То слуга обращался к слуге, а теперь человек беседует с человеком. Торговец оглядывает меня с головы до ног и сообщает со сладкой улыбкой, словно осмотр доставил ему удовольствие:

— Нет.

— А как же ты, не зная английского, торгуешь книгами?

— Зато я знаю, где какая, по обложке. Вот это «Гарри Поттер». Вот Джеймс Хедли Чейз. Это Калиль Джибран, это Адольф Гитлер, это Десмонд Бегли. Вот книга про радости секса. В один прекрасный день мне подсунули «Гарри Поттера», у которого обложка была как у Гитлера. Целую неделю я с ним промучился.

— Я постою рядом, ладно? У меня была как-то книжка. В детстве.

— Ладно. Располагайся.

Он торгует, я бью баклуши. От книг, даже если они на иностранном языке, будто электрические импульсы исходят. Точно вам говорю, Ваше Превосходительство. Типа увидел толпу девушек в облегающих джинсах, и у тебя встал.

Только эти импульсы воздействуют на мозг.

Мысли всякие появляются.

Я задумался о буром конверте, который получил от Пинки-мадам.

4700 рупий.

Странная какая-то сумма. Некруглая. Что-то тут не так. Может, она сперва хотела мне сунуть пять тысяч, а потом жадность одолела — богатые, они ведь жадные, вспомни Мангуста, который потерял в машине рупию, — и три сотни забрала себе.

Нет! Богачи рассуждают не так, болван. Неужели еще не научился?

Десять тысяч она тебе хотела дать, вот что! А потом передумала и выделила только половину. Да и из нее три сотни изъяла — сто, еще сто, еще сто — и оставила себе. Богатые — они такие. За грош удавятся.

Так что она собиралась раскошелиться на целых десять тысяч. А если по-честному, сколько мне причиталось? Раз в десять больше?

— Поднимай выше, раз в сто!

Торговец поворачивается ко мне в своем сложенном из книг колодце:

— Что ты сказал?

— Ничего.

В руках у него газета на хинди. Он кричит мне поверх газетных страниц:

— Эй, а чем ты занимаешься?

Поворачиваю воображаемый руль на сто восемьдесят градусов.

— Как я сам не догадался. Шоферы — умные ребята, столько всего услышишь, сидя за баранкой. Ведь так?

— Другие, может, и подслушивают. Я — нет.

— Конечно, конечно. Ну говорить-то ты, наверное, по-английски умеешь? Научился поди от хозяев?

— Не очень-то. Говорю тебе, я их не слушаю. Как тут научишься?

— А скажи мне, что значит это газетное слово? — И он произносит по слогам: — Кон-фи-ден-ци-аль-ность.

— Оно значит: не лезь не в свое дело.

— Отлично. — Он благодарно улыбается. — Когда родные забрали меня из школы, мы как раз начали проходить английский алфавит.

Так ты человек-полуфабрикат, товарищ по несчастью! Моя каста.

— Эй, — кричит он мне опять, — полистай, если хочешь. — И протягивает журнал для богатых юнцов с американкой на обложке. — Тебе понравится.

Листаю. Он прав: мне понравилось.

— Почем журнальчик? — спрашиваю.

— Шестьдесят рупий. Нет, ты представляешь? Шестьдесят рупий за неновый журнал. А один тип на Кхан-Маркет торгует журналами из Англии по пятьсот восемь рупий за штучку. Подумать только!

Задираю голову и присвистываю.

— С ума сойти, сколько у них денег, — говорю как бы про себя. — А к нам отношение как к животным.

Вроде бы мои слова сильно его задевают. Уставившись на меня, он замирает, потом подбирается к самому краю своего колодца и, прикрываясь газетой, что-то шепчет.

Я приставляю руку к уху:

— Еще раз повтори.

Он озирается и произносит чуть громче:

— Так не может долго продолжаться.

— Почему нет? — Я придвигаюсь поближе.

— А ты слыхал про наксалитов? — еле слышно спрашивает он. — У них есть оружие. У них целая армия. Они день ото дня сильнее.

— Серьезно?

— Почитай газеты. Понимаешь, китайцам на руку, чтобы в Индии вспыхнула гражданская война. Китайское оружие поступает в Калькутту через Бирму и Бангладеш. А повстанцы идут на юг, в Андхра-Прадеш, во Мрак. Придет день, и вся Индия…

Он резким движением разжимает кулаки.

В таком духе мы говорим еще какое-то время, но приятельство между слугами непродолжительно, хозяин кликнул — и дружбе конец. Компания юнцов просит показать им непристойный американский журнал, а тут как раз из бара, слегка пошатываясь, выходит мистер Ашок со своей непалкой. От них пахнет спиртным.

В машине они сперва орут во всю глотку, а потом настает черед ласкам и поцелуям. Подумать только, ведь этот человек женат на другой! Со злости я четыре раза подряд проскочил на красный свет и чуть не врезался в повозку, запряженную неторопливыми буйволами, хорошо, мои пассажиры не заметили.

Резко торможу у нашего подъезда.

— Спокойной ночи, Балрам, — кричит мне мистер Ашок, выходя из машины рука об руку со своей девицей.

— Спокойной ночи, Балрам, — вторит она. Сквозь стеклянную дверь вижу, как они по очереди тычут пальцем в кнопку вызова лифта.

Врываюсь в свою комнату и роюсь под кроватью. Вот он — наряд магараджи, который он мне в свое время всучил, и тюрбан здесь, и темные очки. Напяливаю все это на себя.

Вновь сажусь за руль и качу в город. Безо всякой цели еду от одной торговой галереи к другой. Завидев хорошенькую девушку, жму на сигнал.

Включаю музыку. Запускаю кондиционер.

В конце концов возвращаюсь домой, ставлю машину в гараж, прячу очки в карман и снимаю маскарадный наряд.

Харкаю на сиденья машины и полирую кожу.

Наутро вызова наверх не последовало. Я поднялся на лифте и замер у дверей квартиры. Меня мучила совесть за то, что вытворял вчера вечером, хотелось даже во всем признаться. Несколько раз тянул я палец к звонку и отдергивал руку.

Через некоторое время из квартиры послышались негромкие голоса. Я прижал ухо к двери и прислушался.

— Но я изменился.

— Перестань все время извиняться.

— Ты меня за один вечер больше порадовала, чем жена за все четыре года брака.

— Когда ты уехал в Нью-Йорк, мне казалось, мы больше не увидимся. И вот мы снова вместе. Это для меня самое главное.

Я хлопнул себя по лбу. Совесть совсем меня заела.

Так она — его старая любовь, балбес, а вовсе не случайная знакомая!

Ну не стал бы мистер Ашок таскаться по шлюхам!

Он хороший человек — куда лучше тебя! В наказание я со всей силы ущипнул себя за левую руку.

И вновь прижался к двери.

В квартире зазвонил телефон.

Помолчав немного, хозяин сказал:

— Вот это Пуддли. А это Куддли. Помнишь их? Возьми трубку, послушай, как лают. Это они чтобы меня порадовать…

Ее голос через минутку:

— Дурные вести? У тебя расстроенный вид.

— Мне надо повидаться с заместителем министра. Терпеть не могу встречаться с чиновниками. Они все такие скользкие. Вообще бизнес, который я веду… нечистый он. Лучше бы мне заняться чем-нибудь другим. Аутсорсингом, например. Только не торговлей углем.

— Так почему ты не сменишь сферу деятельности? Родственники не велят? Как в свое время не велели жениться на мне?

— Все не так просто, Ума. Отец и брат мне худого не желают.

— Так ли уж ты изменился, Ашок? Один звонок из Дханбада — и ты стал совсем как прежде.

— Давай не будем ссориться. Тебя отвезет машина.