Такая вот любовь - Ньюберри Мартин Синтия

Встав перед кроватью, она огляделась. На всех рисунках был изображен маленький домик. На тех трех, что висели сбоку от кровати, – избушка с двускатной крышей, двумя окнами, дверью и черным креслом-качалкой рядом, но окружающее пространство на каждом из них было разного цвета: светло-лиловое, светло-желтое, светло-коричневое. На трех рисунках над изголовьем кровати крыши у домов были плоские, на них изображался маленький мальчик в красной рубашке, с птичкой на руке, все дома были темно-синие, птички же разные: красная, синяя и желтая. Судя по всему, это были серии из трех акварелей каждая. Над рисунками с птичками висели шкафчики, которые тянулись вдоль стены и спускались с каждой стороны кровати, превращаясь в ночные столики. Они образовывали нишу – руки великана, обнимавшие Люси.

Кровать с белыми простынями в крошечных фиолетовых и зеленых цветочках и таким же одеялом была смята. Анджелина скинула туфли и забралась в нее, вдыхая запах Люси и ощущая ее тепло. В великанских руках она и впрямь почувствовала себя в безопасности. Не так много и нужно – всего лишь чтобы тебя укрыли и обняли. В акварельном мире Люси не было одиноких домиков. Каждый из них принадлежал двум другим.

Анджелина отправилась в «Севен-элевен» за проволокой, молотком и гвоздями. Грэйси не позволила ей заплатить. Став на бетонную плиту под линялым бесцветным небом, Анджелина забила в косяк гвоздь и обмотала его и дверную ручку проволокой. Позднее Джон Милтон сделает всё как надо. А сейчас (то есть уже давным-давно) пора разобраться с Джоном Милтоном. Анджелина села в машину, нашла в медицинской карте Люси его номер и позвонила, не тратя времени на обдумывание того, что нужно сказать.

– Да, – раздался в трубке его голос.

– Джон Милтон?

– Я самый.

– Это Анджелина. Патронажная сестра вашей матери.

Он засмеялся.

– Я знаю, кто вы.

Анджелина улыбнулась, и сердце ее вдруг забилось, как тряпка на ветру.

– Мне нужно вам кое-что передать. От вашей матери. Где вы?

– Сейчас? Я могу просто заскочить к ней после работы.

– Я должна передать вам это немедленно.

– Я примерно в тридцати футах над землей, у съезда на федеральную автостраду.

– Уже еду.

Подъехав к федеральной автомагистрали, Анджелина увидела у обочины рекламный щит, несколько грузовиков и группу работников, без дела торчавших вокруг него. Она завернула на стоянку «Данкин донатс», которая оказалась совсем близко, и ее снова охватила печаль, которую она испытала, когда побывала здесь после ночи, проведенной в шкафу.

Сын Люси стоял, прислонившись к кузову своего грузовика, рядом с наклейкой, которую Анджелина раньше не замечала. «Хотя бы у себя в грузовике я пока еще могу курить». Лицо Джона Милтона светилось тем же странным светом, что у Надин и Фрэнсиса, и ей захотелось разгадать его тайну. Казалось, он отдавал столпившимся вокруг него людям какие‑то распоряжения, но это было не так. Просто у него властная натура. Анджелина взяла сумочку и выбралась из машины.

Джон Милтон пошел к ней. Не как медведь, а как мужчина – неторопливой уверенной поступью, словно находился в своих владениях, которые должен защищать. Возможно, дело было в обуви. Анджелина больше не считала, что Джон Милтон очень похож на Люси. Его черные волосы и борода выглядели точно так, как в день их знакомства четыре недели назад: они упрямо торчали во все стороны. А одет он был более прилично: джинсы, рубашка навыпуск и дутый жилет. Джон Милтон улыбнулся Анджелине, и сердце ее сжалось.

Он еще ничего не знает, ей предстоит ему сообщить, а мать есть мать, и он ее сын. Родной сын Люси. Грудь Анджелины стеснило нечто вроде бесслезного рыдания, грозившего вырваться наружу. Словно только теперь, внезапно постигнув громадность его утраты, она смогла ощутить собственную.

– Что же такое неотложное решила сообщить мне мама?

Он казался еще крупнее и выше, чем в тот раз, когда преградил Анджелине путь у ее машины.

– Боюсь, у меня плохие новости. Не хотите сесть в мою машину?

Улыбка Джона Милтона погасла. Его лицо стало сосредоточенным.

– Говорите прямо тут, – велел он.

– Сегодня утром Люси не стало, Джон. Когда я приехала к ней, она уже скончалась.

Джон Милтон потянулся к заднему карману, словно Анджелина только что сообщила ему, будто у него пропал бумажник, и он проверяет, правда ли это. Затем взял Анджелину за плечо, одновременно опираясь на нее и удерживая на расстоянии. Она обняла его одной рукой, ощущая под грубыми темными волосами, покрывавшими кожу, его крепкие мышцы.

– Я оставалась с ней до приезда скорой. Вы знали, что ее спальня увешана акварелями?

– Не надо было мне ее бросать, – пробормотал Джон Милтон, и вид у него был такой, словно он вот-вот рассыплется в прах.

– Рано или поздно дети должны уходить, – возразила Анджелина, одновременно соглашаясь с тем, что Джону Милтону не следовало оставлять Люси. – Вы сделали то, что полагалось. Люси это понимала. – Впрочем, уверенности в том, что Люси понимала, у нее не было.

– Возможно, я сумел бы ей помочь, – возразил Джон Милтон.

– Парамедики считают, что все произошло мгновенно. Сердце. – Он приложил другую руку к своему сердцу. – Люси так и осталась сидеть за столом. Она ничего не успела предпринять.

Джон Милтон повернулся к Анджелине, снял руку с ее плеча, наклонился и обхватил ее своими великанскими ручищами прежде, чем она успела раскрыть ему объятья. Он будто поглотил ее, и это оказалось так приятно. Анджелина расслабилась и вдохнула запах пота и сосны.

– Всё будет хорошо, – одновременно произнесли оба.

Глава 37

Через полчаса после того как Анджелина, заехав в пустой гараж, вошла в дом и вылила в горячую ванну полбутылочки лавандового масла, она услышала, как муж громко зовет ее по имени, словно опасаясь, что ее тут нет.

Дверь ванной распахнулась.

– Анджелина? – Уилл вошел и теперь наконец увидел жену. – Вот ты где!

– Я приехала сегодня утром к Люси и нашла ее мертвой.

– О господи, мне так жаль! Сердечный приступ?

– В общем, да. Внезапная остановка сердца. По крайней мере, так считают парамедики.

– Что‑нибудь нужно?..

– Я скоро спущусь.

– Не торопись, – ответил Уилл.

Услышав щелчок закрывшейся двери, она включила горячую воду и вылила в ванну остаток бутылочки.

Хотя Анджелина отмокала куда дольше обычного, клонящееся к горизонту солнце еще окрашивало небо своими ярко-оранжевыми лучами, когда она вышла из ванной и начала спускаться по лестнице. В кухне ее ждал Уилл, на столе стояли два бокала и бутылка вина. Сейчас они выйдут на веранду. Только желания посидеть там с Уиллом Анджелина не испытывала никакого, о чем всей душой сожалела.

– Выходи, – сказал Уилл, вскакивая и подавая жене куртку. – Я принесу вино.

На веранде Анджелина устроилась в своем кресле-качалке. Над горизонтом к этому времени осталось всего несколько оранжевых отблесков. Цвет покидал этот день, точно у него была какая‑то другая жизнь, в которую он мог сбежать. Анджелина почувствовала, как что‑то давит на нее. Она встала и сняла куртку.

– Теплее, чем я думал, – заметил Уилл. – Теплее, чем было. – Он поставил ее бокал с вином на стол и опустился в свое кресло-качалку.

Анджелина заставила себя спросить:

– Как провел день?

– Ездил к истоку.

– К истоку?

– Я принял правильное решение.

Анджелина взяла бокал, снова села и сделала глоток.

– В смысле?

– Я радовался, что побывал там не по работе, – кашлянув, объяснил Уилл. – Нам надо как‑нибудь съездить туда на пикник.

Со вздохом Анджелина посмотрела на благостного мужчину, который качался в кресле рядом с ней, отлично понимая, что больше не может быть той, кем он желает ее видеть.

– Было тяжело? – спросил Уилл.

– Могло быть и хуже, – возразила Анджелина, надеясь уловить хоть один солнечный лучик. – Люси умерла всего несколько часов назад. Мне пришлось вышибать дверь ногой.